Есть люди, которые по природе своей одиночки. Они всегда сами по себе, и им никто не нужен. Как, например, Ершов. Но у меня от этого внезапного непривычного одиночества началась самая настоящая ломка. Я маялась, не зная, куда себя деть. Пыталась общаться со всеми понемногу, даже с Леной Колпаковой и Никой, но поверхностная болтовня радости не приносила. Я казалась себе брошенной лодкой, не способной прибиться ни к одному берегу.
Иван Сергеевич после дня рождения Оболенцева заболел. Все прекрасно понимали, какая у него болезнь, но ашки все равно переживали. На замену Аксенову поставили физичку, и, как по мне, объясняла она понятнее, чем он, ничем, кроме тестов, нас не нагружая. Но математикам она ужасно не нравилась.
«На допы сегодня не пойду, – написал Ершов в конце седьмого урока. – Если хочешь, встретимся у бельевой площадки».
Бельевая площадка находилась во дворе ближайшей к школе высотки и представляла собой заасфальтированный прямоугольник с шестью покосившимися столбами. В советское время на этих столбах натягивали веревки, чтобы люди могли сушить на них белье. Но теперь это был бестолковый островок асфальта, куда пару лет назад кто-то притащил из парка лавочку, с тех пор она там так и осталась.
Ершова я заметила издалека, он что-то писал в телефоне и курил, а когда я подошла, даже не поднял головы, тогда как у меня при воспоминании о поцелуе под вешалкой в животе пронесся холодок. И это было нехорошо.
«Только не Ершов, – несвязно пронеслось в голове, – он не может мне нравиться. Не должен. Это вообще не в моем стиле. Пошлый, наглый, меня ни во что не ставит и рассчитывает, что ему что-то обломится. Он курит травку и обманывает. А что у его поцелуя вкус дикого леса – вообще ничего не значит. Это дурь, блажь и обыкновенное любопытство, а продолжать общаться с ним – все равно что хватать раскаленные угли голыми руками и надеяться не обжечься».
– Я не буду с тобой спать, – подойдя к нему, выдала я прямо.
– Что, прости? – Он удивленно оторвался от своего занятия.
– Решила сказать сразу, чтобы ты знал, если вдруг собираешься помогать мне на этих условиях.
– Хм… – Он задумчиво почесал подбородок. – Вообще-то не планировал, но твое предложение готов рассмотреть. Целуешься ты неплохо.
– Почему ты постоянно пытаешься меня унизить?
Он смотрел пристально, не мигая. Я собиралась немедленно уйти, но, поймав за руку, Ершов насильно усадил меня рядом с собой.
– Смотри, – кивком головы он указал пальцем на гуляющую неподалеку блондинку с шустрым биглем на длинном поводке. – Можешь про нее что-то сказать?
Все еще пребывая в смятении, я мельком окинула женщину взглядом: узкие облегающие джинсы, туфли на высоком каблуке, волосы уложены в пучок на макушке.
– Ты, наверное, не понял. Я не умею «читать» людей. Не вижу ауры, их мысли, и понятия не имею, что их ждет. Я просто замечаю нечто, и это от меня не зависит. Бывает, иногда чувствую, но…
Тут я вдруг осеклась на полуслове. Дышать стало тяжело. Перед глазами явственно возникли ступени лестницы и эта женщина с противоестественно вывернутым локтем.
Ершов хитро прищурился.
– Так что?
– Думаешь, нужно сказать ей?
– А что сказать?
– Ну… чтобы была осторожнее.
– У тебя такое обычно срабатывает?
– Нет.
– Вот именно.
Он медленно встал, потянулся, неторопливо подошел к блондинке и, не переставая криво ухмыляться, как делал всегда, когда говорил гадости, что-то тихо сказал ей. В ответ женщина отшатнулась, скорчила презрительную гримасу и, обозвав его козлом, быстро зашагала прочь, на радость резвому псу.
– Теперь есть шанс, что все обойдется! – Ершов вернулся на лавочку.
– Что ты ей сказал?
– Что у нее в этих туфлях ноги выглядят кривыми.
Я непонимающе захлопала глазами.
– При чем тут туфли?
– Пфф, – с небрежным видом он откинулся на спинку, – да ты точно ничего не понимаешь.
– Если бы понимала, то не сидела здесь с тобой и не терпела гадости, которые ты мне постоянно говоришь.
Судя по довольному выражению лица, ему нравилось цеплять меня.
– Почему ты решила, что ей нужно быть осторожной?
– Потому что увидела, как она сломала руку, упав с лестницы, а ты? Что ты видел?
– Ничего! – Он развел руками и несколько секунд молчал, ожидая дальнейших расспросов, но, не дождавшись, продолжил: – Всего лишь проанализировал длину поводка, резвость собаки и то, как тетка неуклюже передвигается на этих ужасных каблуках. То есть я понятия не имею, что именно случится. Да и ты тоже этого точно не знаешь. Но то, что она навернется, вероятность девяносто процентов. Только я вычислил осознанно, а ты получила готовый ответ. Это интересно. И даже круто, как если бы ты скатала у кого-нибудь ответы на тест, понятия не имея, как решаются в нем задачи.
С одной стороны, ничего нового Ершов мне не открыл, но с другой – он последовательно выстроил цепочку доводов, и я почувствовала облегчение и благодарность. Все эти годы мне и нужно-то было, чтобы кто-то вот так запросто разложил все по полочкам. Как в детстве мама объясняла происхождение дурных снов тем, что они происходят, когда мы болеем или думаем о плохом, потому что так организм пытается сообщить о том, что его беспокоит.
Может, она придумала и не самое лучшее объяснение, но мне маленькой этого было достаточно, чтобы отделить реальность от воображения.
– Как ты считаешь, почему вдруг у нас появились эти способности? Даже если в них самих нет ничего сверхъестественного, то, каким образом мы их получили, невероятно. Ты правильно тогда сказал про китайский язык. Только представь, тебя обрызгали водой – и ты уже выучил его в совершенстве.
Ершов задумчиво покачал головой.
– Согласен. Это странно, если не принимать всерьез тему о сущностях. А поскольку в их существование я верю не больше, чем в существование призраков, то пока ничего вразумительного сказать тебе не могу.
– Каких еще сущностях? – заинтересовалась я.
– Если по-простому, то они вроде демонов. Живут среди людей и подпитываются за счет их эмоций.
– Энергетические вампиры?
– Да нет же! – Он усмехнулся как-то по-новому: не зло и саркастично, а по-простому, словно на мгновение забыл о своем неизменном образе пошляка и хитреца. – Энергетические вампиры – это обычные люди, которым доставляет удовольствие трепать нервы другим.
– Типа тебя?
– Вот, точно! Такие, как я. А сущности не люди, хотя и выглядят так же.
– Очень интересно! – Я задумалась. – И что они могут делать?
– Ну… много баек ходит. Что они не умирают и могут красть возраст, внешность и чувства, потому что своих у них нет. Читают мысли и предсказывают будущее и противоположны той реальности, в которой живем мы. То есть, чтобы мир находился в равновесии, он должен иметь положительно заряженную часть, грубо говоря, плюс. И отрицательную – минус. Вот мы – это плюс, а они минус.
– Ничего себе. В первый раз такое слышу.
– Ну ты, как я понимаю, вообще не большой поклонник теорий и прочей зауми вроде математики.
– И как же твои сущности связаны с математикой? Кроме доступных моему ограниченному мозгу определений вроде плюса и минуса?
– Математика связана со всем, и даже если в данный момент не может чему-то найти объяснение, то обязательно сделает это потом, – поучительно произнес Ершов. – Существует лишь одна вещь, которую за всю историю человечества она не смогла объяснить.
– Бога?
– Женскую логику.
– По-твоему, я тупая?
Он неопределенно улыбнулся.
– Ладно, уговорила. Я помогу тебе разобраться с твоими проблемами, но взамен ты разрешишь мне потрогать свои волосы.
– Просто потрогать? И все?
– Да, прямо сейчас – и будем в расчете. Можно?
– Хорошо! – Я откинулась на спинку лавочки, и он, придвинувшись ближе, аккуратно провел ладонью по волосам.
– Они такие гладкие и крепкие, как будто ненастоящие. И как ты только с ними справляешься? – Его пальцы скользнули сквозь густоту прядей и, остановившись в районе затылка, принялись сжиматься.
– Эй! Аккуратнее! – Я дернулась и едва не осталась без скальпа.
Ершов крепко держал меня за волосы сзади.
– Больно, придурок!
Отпустив меня, он встал с лавочки.
– Спасибо. Давно хотел это сделать. Завтра напишу тебе и расскажу, что узнал.
– Подожди! – Я тоже поднялась. – Я не сказала главного – хочу от этого избавиться. Мне не нравится знать то, чего я не могу изменить. Хочу, чтобы все шло как идет, без каких-то там взаимосвязей и следствий. Я хочу, чтобы было все как раньше!
Глава 19
Домой я шла, разглядывая спины Ромы и Носовой, возвращавшихся после допов, и пыталась сосредоточиться на деталях, как советовал Ершов.
Он прав: все складывается из чего-то. Молоденькая зеленая листва, весело щебечущие птицы, прохожие с непривычно добрыми глазами, наполненный запахами зацветающих деревьев воздух, ослепительно голубое небо, разрисованный мелками асфальт и блаженно щурящиеся коты – из этого состоит май.
Ребенок, сидящий в коляске, плачет из-за того, что его ослепляет солнце, но его мама этого не понимает, потому что, наклоняясь к нему, закрывает солнце собой. Мужчина хипстерского вида в больших наушниках озадаченно вертит в руках телефон. У него наверняка остановилась музыка, и он растерян. Но на этом участке, метров двадцать, всегда пропадает связь.
Рома идет, засунув левую руку в карман не просто так, а чтобы не звенеть монетами, в этом кармане у него дырка, и за подкладку вечно заваливается мелочь. То, о чем я знаю, нельзя считать необычным, а все необычное вытекает из нехватки знаний.
Обогнав счастливую парочку, я поспешила домой. Открыла общую дверь и первым делом ткнулась в квартиру Михайловых. Мне повезло: она оказалась не заперта, а значит, Ксюша уже была дома.
Стараясь не шуметь, я дошла до их с Ромой комнаты и остановилась на пороге. Без пиджака, но все еще в школьной юбке, она валялась на кровати, задрав голые ноги на стену, и смотрела в телефоне какие-то фотки.