ни слова, но во всем, что я испытываю, сталкиваясь с теми или иными проявлениями мира, первым рождается переживание, голая эмоция или ощущение, тревога, волнение, страх, радость, симпатия, удивление – то, что не имеет никаких частиц в принципе.
Кеша слушал с интересом. Его руки, обхватывающие меня, расслабились, голова откинулась на подголовник.
– Однажды со мной случилась странная история. Ромка, решив поприкалываться, подговорил приятеля из другой школы нас с Ксюшей разыграть. Они привели нас поздно вечером в здание школы и сказали, что там по коридорам бродит жуткий призрак парня, застрелившегося прямо на уроке. Сам призрак, который мы потом увидели, был, конечно, подсадным, но дело не в этом. Пока мы там шарились, я действительно наткнулась на нечто, оставшееся от того случая.
– Неужели кто-то правда вынес себе мозги на уроке?
– Я тебе больше скажу – это был брат Вени Шалаева. Очень неприятная и страшная тема – про группы смерти и все такое. Там в туалете был нацарапан хештег, и я его поискала в Сети из любопытства. А дальше произошло нечто странное: на телефон установился левый мессенджер, с которого мне начал писать тот самый призрачный парень.
Ершов недоверчиво нахмурился.
– В общем, не важно! – Я решила не вдаваться в неприятные подробности. – Суть в том, что я отлично понимаю, что ты хотел сказать, когда объяснял про мистиков, ведь, пока я не перестала верить, что это происходит на самом деле, тот призрак не исчез. Но чувства… чувства – это другое.
– Ладно, сдаюсь, – рассмеялся он. – В этой теме я не силен, но мне нравится тебя слушать.
– И все-таки Росс гад, – вспомнила я, – и Оболенцев гад. Но от Матвея это можно было ожидать, а Степа… просто как ножом в спину.
– Ну а что ты хотела? Игра есть игра, в ней всегда будет проигравший. И так получилось, что сейчас это Ксюша.
– Ты чего? Какая игра? Она же по-настоящему влюбилась в Матвея и Степу не обманывала, просто доверяла ему как другу.
– Ты сейчас очень убедительно рассуждала о чувствах. А как быть с чувствами Росса?
– Значит, ты на его стороне и оправдываешь подлость? Может, и Оболенцева оправдываешь?
– Я тебе говорил, какая ты красивая? – Он пропустил пальцы через волосы и сжал в кулак, как в тот день, когда мы сидели на бельевой площадке, только не сильно. – Какое все это вообще имеет значение? Я так давно мечтал о тебе, что не хочу тратить время на какую-то глупую болтовню.
Глава 36
В понедельник Альбина привезла Рому, уложила в кровать и запретила вставать до среды – нашего первого егэшного экзамена.
Рома вернулся вполне себе живой, здоровый и бодрый. Никаких царапин, синяков или прочих признаков того, что с ним произошло. Ел с аппетитом, болтал много, в основном про врачей и соседей по палате. Говорил, что очень волновался, что его не выпишут до русского. Радовался, что мы с Ксюшей помирились, но еще сильнее обрадовался, узнав, что она больше не встречается с Матвеем. Рома говорил обо всем, кроме того, что с ним случилось на самом деле.
– Ты собираешься рассказывать правду или нет? – требовательным тоном спросила Ксюша. – Это ты родителям будешь заливать, что у тебя амнезия, а нам и так все понятно. Ты подрался с Проскуриным? С Лу? Или они оба тебя побили?
– С чего бы им меня бить? – Глаза Ромы бегали, и я чувствовала, что он уже неоднократно обдумывал, стоит ли посвящать нас в детали происшествия, но то ли ничего не решил, то ли не знал, как об этом рассказать.
– Так Носова думает.
– Жанна вообще очень воинственно настроена! – Он усмехнулся. – Сказала, что возьмет пейнтбольное ружье и лично накажет обидчиков.
– Жанна? – удивилась я. – Она же божий одуванчик. Не могу представить себе ее с ружьем.
– А зря, она крутой игрок и стреляет снайперски.
– Хватит нам зубы заговаривать, – одернула его Ксюша, – давай колись! Ясно же, что кто-то из своих. Чего вы вообще не поделили?
Рома передернул плечами.
– А если бы ты умер? – спросила я. – Что бы они делали? Сознались или превратились в преступников.
– Слушай, все не так ужасно, – парировал он, – никакого избиения не было. Я на самом деле просто неудачно упал.
– У-у-у, – протянула Ксюша с осуждением, – я поняла: ты боишься, что они тебе опять проломят голову, если узнают, что ты их сдал?
– Думайте как хотите.
– Значит, по-хорошему не хочешь? – продолжала напирать сестра. – Тогда… тогда… мы с Алиской не расскажем тебе про Гудвина.
– Какого Гудвина? – Рома поморщился, припоминая. – А, понял. Ну это я переживу как-нибудь.
– Тогда мы скажем твоей маме, что у тебя кружилась голова, и она не отпустит тебя сегодня встречаться с Носовой, – придумала я.
– Жанна ко мне сама придет. Где-то через час.
– Куда придет? – ахнула Ксюша. – Сюда? Что же ты не сказал? У нас ведь бардак!
И она, подхватившись, принялась носиться, распихивая вещи по шкафам и одновременно продолжая осыпать брата вариантами шантажа: «Я заберу у тебя свои наушники», «Я скажу всем, что ты хочешь купить мотоцикл», «Больше никогда не отдам тебе свой десерт», «Я выброшу твой паспорт, и ты никуда не поступишь», «Я возьму у Носовой ружье и буду расстреливать тебя в упор красной краской, пока ты весь не покроешься синяками».
Мы с Ромой наблюдали за ней и посмеивались. Потом неожиданно Ксюша остановилась со стопкой книжек в руках.
– В общем, так, когда Носова явится, мы с Алисой останемся здесь и станем смотреть на вас и слушать, о чем вы разговариваете.
– Оставайтесь, мне не жалко. – Рома твердо решил сохранить секрет.
Мне, в отличие от Ксюши, допытываться до правды не хотелось. Я пока еще не рассказала ей про Степу и его предательство. До русского оставалось два дня. Нам всем требовалось успокоиться и сосредоточиться на экзаменах.
А Ксюше, у которой от одного только имени Оболенцева наворачивались на глаза слезы, лишний раз напоминать о случившемся и вовсе не стоило.
– Мы уйдем, не волнуйся, – заверила Рому я, – целуйтесь сколько влезет.
– Нет, не уйдем, – продолжила вредничать Ксюша, – я давно хотела посмотреть, как Носова целуется. Она умеет это делать? Не знаю, Рома, как из тебя смог получиться такой извращенец? Носова же совсем не секси. Ты извини, но я не понимаю. У нее же нулевой размер груди и ноги как палки, а танцует она как марионетка, которую дергают за веревочки.
– Разумеется, секси у нас только ты, – огрызнулся Рома – Ксюше все-таки удалось его зацепить, – и ноги у тебя самые прекрасные и задница, и целуешься ты лучше всех. Правда, со всеми подряд.
– Что? – Кровь прилила к ее щекам. – Зачем ты такое сказал? С кем это – со всеми? Давай отвечай!
– Ладно-ладно. – Я поднялась с кровати, забрала у нее книги и положила их на стол. – Давайте не будем ссориться. У Ромы сотрясение, и он просто болтает чушь, и ты, кстати, тоже. Жанна неплохая и довольно симпатичная. Не стоит ее обижать.
– Нет, я хочу, чтобы он объяснил свои слова! – Ксюша отстранила меня. – Что это за намеки такие?
– Лучше не провоцируй меня, – пригрозил Рома, – я ведь могу и объяснить, и тогда…
К счастью, в этот момент раздался звонок домофона, и Ксюша, пылая негодованием, отправилась открывать Жанне дверь.
Носова пришла сияющая, счастливая, в легком платьице с расклешенной юбкой и белых носочках. Она обрадованно обняла нас по очереди и громким шепотом принялась расспрашивать: «Ну как он?», «Ну что он?» Ксюша молча распахнула перед ней дверь в комнату и, чуть ли не втолкнув внутрь, тут же закрыла.
Мы ушли ко мне и около часа учили цитаты для сочинений, пока неожиданно Жанна наглым образом не вломилась к нам.
– Девочки, простите, – защебетала она, – я к вам тайно. Рома думает, что я ушла домой. Хочу поговорить. Скажите, пожалуйста, только честно, кто его избил?
– Без понятия, – недовольно буркнула Ксюша, – он не хочет рассказывать.
– Вот и мне не хочет, – с тяжелым вздохом сказала Жанна и прошла в комнату. – Я надеялась, что уж с вами-то он поделился.
– В последнее время он с нами не делится, – сказала я, – только ругает.
– А вам не кажется это странным? – Жанна скрестила руки на груди. – Почему он выгораживает этих людей? Вы не думаете, что мы их знаем?
– Тоже мне Капитан Очевидность! – Ксюша закатила глаза. – Это даже нашим родителям ясно.
– Скорей всего, они запугали его и, возможно, продолжают что-то требовать. Когда я уходила, ему кто-то позвонил, и я услышала, как он сказал: «Просто давай вы на этом остановитесь. Я не собираюсь вас сдавать, но неужели вам мало моей разбитой головы?»
– И ты думаешь, что это Лу и Проскурин? – спросила я прямо. – Но что им от него требовать?
– Вот это мы и должны выяснить! – Носова уже не выглядела божьим одуванчиком, лицо ее сделалось твердым, а взгляд упрямым, в этот момент я легко могла представить ее с ружьем в руках.
– Мы? – удивилась Ксюша. – Слушай, не лезь в это. Рома сам разберется. Не маленький. Да и напуганным он не выглядит.
Носова словно одеревенела.
– Тебе все равно?! Ты же его сестра! И ты почти сестра! – Она повернулась ко мне. – Как же вы можете быть такими равнодушными? С вашим близким происходят страшные вещи, а вы самоустраняетесь и ничего не желаете ни делать, ни знать!
– Мы не устраняемся, – сказала я, – но уважаем личное пространство друг друга, и, если он не хочет посвящать нас в свои дела, навязываться неэтично.
Мои слова показались Жанне убедительными, она кивнула и несколько сбавила обороты.
– С данным утверждением я отчасти согласна, однако каждый может оказаться в ситуации, когда понадобится помощь, а попросить о ней напрямую нелегко. У меня в старой школе были очень плохие отношения с одноклассниками. Если говорить начистоту, то меня откровенно буллили. Им казалось, что я чудная, заучка, неуклюжая, слишком много улыбаюсь и неудачно шучу. И, если бы не моя группа, если бы не ребята, поддержавшие меня, я, наверное, навсегда осталась бы затюканной бессловесной мышью. Я им особо не жаловалась, но они сами поняли, что мне нужна поддержка. Собрались и объяснили моими одноклассникам, что никого нельзя обижать и унижать.