– Кажется, ты прокусила Марго ногу насквозь.
– Угу, пусть теперь делает уколы от бешенства.
– Не понимаю, откуда там взялся Аксенов. – Я понизила голос.
– Так он же сказал, что увидел нас в окно. Ты должна была слышать.
– Точно. Он ведь живет в доме напротив.
– А мы, по-твоему, где?
Я пожала плечами.
– После того как он пришел, меня выключило.
Набрав в ладони воду, Ксюша умылась и, вытершись насухо полотенцем, поменялась со мной местами, пропуская к раковине.
– Я вот только одного не понимаю, – заметила Ксюша, придерживая мне волосы, пока я плескала прохладную воду на пылающее лицо, – если ты можешь предчувствовать и читать знаки, то почему не почувствовала, что это случится? Неужели у тебя не было предостережений или чего-то подобного? Раньше ты даже контрошу предсказывала.
Об этом подумать я не успела, но она была права: приступы настигали меня на ровном месте, а в случае настоящей опасности мир не посчитал нужным отправить предупредительный сигнал. Черное сердце не считалось. Оно преследовало меня уже давно и к драке с Толоконниковой не имело отношения.
– Кеша сказал, что из-за того, что, выполняя правило номер один, я приучила себя ничего не замечать, последовательность логической цепочки нарушается, поэтому предсказать, как и что проявится, невозможно.
– Кеша, Кеша… – Ксюша фыркнула, выпуская мои волосы из рук. – И все-то он знает.
– Не все, но он мне многое объяснил.
– Твой Ершов такое же трепло, как и остальные.
За дверью послышались шаги.
– Девочки, хотите чаю? – любезно поинтересовался Иван Сергеевич.
Ксюша быстро натянула футболку поверх остатков сарафана.
– Нет, спасибо, – откликнулась она, выходя из ванной, – мы домой. Вы уж извините, что так получилось. Большое спасибо за помощь. Я занесу вам футболку в школу.
– Не стоит. Забирай насовсем. У меня полно таких.
Стараясь не смотреть на математика, я медленно вышла за Ксюшей. Пускай к Гудвину и моим домыслам о нем Иван Сергеевич не имел никакого отношения, я все равно продолжала его бояться.
Неожиданно в коридоре, среди наставленной под вешалкой обуви, мелькнуло что-то темное, и я непроизвольно вздрогнула. Иван Сергеевич рассмеялся.
– Ты чего? – удивилась Ксюша. – Это же котенок.
Присев на корточки, она позвала:
– Киса-киса.
– Ее зовут Пси, – пояснил учитель. – Какой-то гад в мусоропровод выкинул. А Кирилл умудрился ее достать и принес мне.
– Кирилл? – переспросила я. – Мартов?
– Ну да. Хотел сначала себе взять, потому что его кошка не так давно умерла, но потом решил, что мне котенок нужнее.
Кровь прилила к щекам. Что за бред? Если Гудвин – это Тим, то каким, спрашивается, образом Мартов мог прислать мне фотографии этого котенка?
Я полезла за телефоном. Но его не оказалось ни в одном кармане.
– Ты куда? – Ксюша побежала за мной к двери.
– Телефон пропал.
– Еще раз большое спасибо! – крикнула Ксюша математику. – До свидания.
– Удачи на экзамене! – пожелал он нам вслед.
Мне тоже стоило его поблагодарить и попрощаться, но мысли неслись галопом, сталкиваясь и перебивая друг друга. Гудвину ничего не стоило наврать, выдав чужую фотографию за свою. Предположим, Кирилл скинул эти фотки Тиму, просто чтобы обрисовать ситуацию, а тот воспользовался ими и выдал спасение котенка за собственный подвиг. Но зачем тогда было врать про братьев?
Мы немного поискали мой телефон на площадке автошколы, но, кроме пустого газового баллончика и двух палок, ничего не нашли.
– Ты чего такая? – Ксюша потрясла меня за плечо. – Если обиделась за Ершова, то прости. Я просто немного тебя ревную к нему.
– Дело в другом. Я тебе потом объясню. Ты иди домой, а я скоро приду.
– Куда ты собралась?
– К Мартову схожу. Нужно кое с чем разобраться.
– Это секрет? – Ксюша недовольно прищурилась.
– Не секрет, но сначала я должна все узнать точно.
Я бежала до дома Мартова, не чувствуя под собой ног. Летела, не до конца оправившись от потрясения и не замечая ничего вокруг. Дома, дороги, люди мелькали, сливаясь в единый пестрый фон стороннего движения.
Вероятнее всего, Кирилл готовился к математике и играть в футбол не пошел, но я решила сначала проверить футбольную площадку и не ошиблась.
Вместе с другими ребятами он преспокойно гонял мяч, в той же футболке и тех же штанах, и ребята были те же. Все выглядело точно так же, как в минувшую субботу, словно прошедшей недели и не было.
Я остановилась, не доходя до сетки, чтобы отдышаться. Но кто-то меня заметил и показал Мартову. Тот притормозил, несколько секунд пристально смотрел, а потом побежал к выходу и остановился уже передо мной.
– Что случилось? – Он тоже тяжело дышал, был весь красный и взмыленный. – Алис, что случилось?
Его темный встревоженный взгляд и неподдельная обеспокоенность внезапно вызвали прилив непомерной усталости и бесконечной жалости к себе, будто я несла что-то невыносимо тяжелое и наконец донесла. Дыхание снова сбилось, но уже не от бега. Застряло, собираясь, в груди и вырвалось наружу вместе с горючими слезами.
Крепко обхватив, Кирилл прижал меня к себе и, больше ничего не спрашивая, терпеливо ждал, пока я проревусь, а потом завел в деревянный домик на пустой детской площадке и усадил на бревно, устроившись напротив.
Домик был малюсенький, и рыдать, уткнувшись в колени Мартова, было очень удобно: «Нас побили девчонки, у-у-у, я посеяла телефон, у-у-у, это ты Гудвин, у-у-у».
Мартов не отвечал. Только гладил по голове, приговаривая «тихо-тихо». Потом кое-как в тесноте домика умудрился снять футболку и протянул мне.
– Она не сильно вонючая. Я недавно вышел.
Футболка и правда была не вонючая, напротив, пахла кондиционером, дезодорантом и немного самим Мартовым, его знакомым запахом туалетной воды, отчего меня снова пробило на слезы. Но уже последние – легкие и беспричинные.
– Марго с подружками у автошколы, – невнятно пояснила я, – Ксюша хотела только фотки сделать с Лу, а они накинулись. В засаде сидели.
– Понятно.
– А Лу и Проскурин просто смотрели, представляешь?
– Угу.
– Они и не пытались нас разнять, Лу даже аплодировал.
– Угу.
– А потом пришел Аксенов, он из окошка увидел и всех разогнал. А нас с Ксюшей отвел к себе – умыться, и дал ей футболку, потому что Марго порвала ей сарафан.
– Ясно.
– И у него твой котенок. Тот, которого ты достал из мусоропровода.
– Не я, а дворник.
– Ты кому-нибудь отправлял те фотки, где котенок возле мусорки сидит?
– Только тебе.
– Значит, это правда? Правда, да? – я уставилась прямо в его черные, чуть раскосые глаза. – Как это может быть? Почему Тим все знает? Ведь он мне рассказывал такие вещи, о которых мог знать только Гудвин. И сам признался, что это он.
– Угу, – снова промычал Мартов.
– Что «угу»? Объясни мне уже, что происходит!
– Я узнал, что это Тим, и пообещал, что не стану мешать ему, если он даст мне доступ к страничке Гудвина. Вот и все.
– Серьезно? То есть тебе мало было контролировать каждый мой шаг?
– Мало.
– И кто же из вас тогда со мной переписывался?
– По-разному. Иногда я.
– Да это просто дичь, Мартов! – Я уже снова кричала. – Но почему Тим на это согласился?
Кирилл потупился.
– Скажем так, просто согласился, и все.
– Ах вот оно что! – Меня осенила догадка. – Вот почему тогда в «Сто пятьсот» Рощин не запалился, отвечая на вопрос про акул. Это был ты!
– Угу.
Я замахнулась на него, но Мартов не пошевелился.
– Можешь ударить. Я заслужил.
– Ты больной. И Рощин больной. Два придурочных маньяка! – Я швырнула в Кирилла футболку.
– Как по мне, лучше бы он тебе писал, чем подкатывал в реале.
– На мне что, какая-то печать жертвы? Или порча?
– Ты просто красивая. Вот и все.
Мартов подался вперед, и я, отпрянув, больно стукнулась головой о свод деревянной крыши.
– Не вздумай лезть целоваться!
– У тебя царапина у виска.
– Фиг с ней! Что произошло потом?
– Когда потом?
– Ты меня отпустил к Матвею, а после надулся так, как никогда раньше.
– Отпустил? – Его губы едва дрогнули в улыбке. – Отпустил.
– Почему? Я два года просила тебя отстать, но ты был везде. А тут вдруг такой разворот.
– Честно? – Его голос вдруг сделался глухим и хриплым. – Я очень надеялся, что тебе хватит мозгов не мутить с Тимом.
– Но я с ним не мутила!
– Вместо него ты переспала с Ершовым. И на этом все – твой щеночек во мне сдох.
– Вот и отлично! – Я шмыгнула носом. – Наконец-то! Если бы я знала, что смогу так от тебя избавиться, то сделала бы это раньше.
Мартов смотрел не мигая. У него в глазах стояли слезы.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – Голос меня не слушался, и я была готова опять разреветься. – Ты как заноза: впился и тыркаешь, тыркаешь, царапаешь до крови. Ты ужасен, Мартов, а если и дальше продолжишь в том же духе, то таким, какой ты есть, тебя никто и никогда не полюбит. Это же надо было контролировать мою переписку! И теперь ты пытаешься заставить меня чувствовать себя виноватой. Но я ни в чем не виновата! И я это прекрасно знаю. Я люблю Ершова, пусть он и не такой идеальный, как ты или Рощин, зато и он любит меня по-настоящему! А не как маньячный собственник, который даже платье мое осуждает!
– Я убью его! – крикнул Кирилл через весь двор, после того как, выбравшись из домика, я уже шагала к своему дому.
К счастью, была суббота. Родители решили устроить вечер итальянской кухни. Тетя Лариса готовила цыпленка парминьяна и ризотто с шалфеем, Альбина делала тирамису, а мы с Ксюшей помогали моей маме лепить равиоли с семгой: раскатывали на столе тесто, разрезали его на прямоугольники, выкладывали на них начинку и промазывали тесто вокруг начинки яичным белком. Сверху накрывали еще одним пластом теста, склеивали с нижним слоем и разрезали специальным фигурным ножом. Все же домашние дела – лучшее успокоительное. Запах теста, растительного масла, мамины веселые разговоры об отпускных планах. Из дальней комнаты доносился громкий папин хохот. Дядя Сережа принес старый видеомагнитофон, и, перед тем как его выбросить, они вдвоем ностальгически пересматривали видеокассеты.