Но никаких голосов не было слышно. Хлопнула дверь, затем я услышал, как в ванную комнату кто-то входит. Я понимал, что это может быть только Глафира, но почему-то напрягся и вспотел от волнения.
– Это я, Михаэль, не бойтесь.
Она сама распахнула дверцу. Поскольку мое лицо выражало единственную эмоцию – удивление, она пробормотала, пожимая плечами:
– Никого нет, представляете? Но звонок же был… Мы оба слышали.
Я не мог с этим не согласиться. Получается, что кто-то позвонил в дверь и не захотел, чтобы его увидели. И кто же это мог быть?
– И часто тебе звонят таким вот странным образом?
– Нет. Первый раз…
– Не правда ли – странное совпадение? Я прячусь, кто-то звонит, словно испытывает мое терпение…
В дверь снова позвонили. Несколько раз, настойчиво, громко, звонки царапнули по нервам, как ножи. Мне было стыдно перед Глафирой за свой страх и свою потливость. Я уже был весь мокрый. Так захотелось сразу принять душ, успокоиться. Я же до всех этих событий жил весьма и весьма спокойно и волновался, как сквозь толстое непробиваемое стекло, лишь сочиняя свои романы. Меня всякий раз спрашивали, когда я писал криминальный, к примеру, роман (вообще-то я работаю во многих жанрах, мне кажется, что истинно творческий человек и не может втиснуть себя в узкие рамки какого-нибудь одного), испытываю ли я хотя бы часть всех тех эмоций, страхов и сопутствующих преступлениям чувств, которые испытывают мои герои. Наивные люди! Да как же я могу испытывать чувства убийцы, скажем, безжалостно уничтожившего свою жертву? Я, нормальный человек?! Другое дело, что я пытаюсь его понять и на какое-то время представляю его себе, слышу голос, рассуждения… Все это трудно объяснить, это сложный процесс, но я никогда, ни в коем случае не пропускаю через себя негативные чувства своих герев. Да и в морге я ни разу не был… Хотя довольно-таки красочно, как мне говорят, это описываю. Или, к примеру, я пишу роман от лица женщины. И что же, как же я могу описать ее состояние, к примеру, когда она любит? Разве что по аналогии со своими, чисто мужскими чувствами. Но тогда это будет обман… почти обман… Словом, рассуждать на эту тему можно бесконечно. Только к чему все это? Главное, что «принцип зебры» (расхожее мнение: жизнь полосата, как зебра, на смену белой полосе непременно придет черная и наоборот) сработал. На смену моей спокойной и комфортной жизни пришли адские времена. Я от страха, если честно, готов был залезть под кровать и зарыться с головой в пыль, чтобы только меня никто не нашел. И это стыдно, стыдно…
Глафира пошла открывать и вернулась довольно скоро.
– Михаэль, – глаза ее выражали не меньшую степень испуга и удивления чем у меня. – Никого нет! Словно звонок звонит сам собой…
– Может, кто-то позвонил и поднялся на этаж выше? – осипшим от страха голосом предположил я.
– Не знаю… Странная история.
Я понимал, что оставаться у Глафиры становится опасно. Но убежать через окно я не мог: она жила на третьем этаже.
– Михаэль… Давайте сделаем так: я выйду, осмотрю подъезд, попробую определить, кому бы это понадобилось тревожить меня ранним утром, и если никого не увижу, то вы потихоньку уйдете… Под моим прикрытием…
Золотые слова!
И я действительно ушел. Рискуя быть схваченным неизвестными мне людьми, настойчиво звонящими в дверь и не считающими нужным показаться (однако изрядно потрепавшими мне нервы!). Ушел, убежал, обливаясь потом, на подгибающихся ногах. Машину я предусмотрительно оставил в соседнем дворе, поэтому, едва оказавшись в ней, я, как сумасшедший, помчался прочь из этого района, где жила не только Глафира, но и Лора (еще не так давно), и я сам…
10
Я колесил по городу, смутно представляя себе, что будет со мной дальше и как я вообще могу искать убийцу Лоры. Я надеялся на свои записи, думал, что мне достаточно будет в спокойной обстановке проанализировать их, чтобы понять, кто же мог решиться на злодейство. Но сейчас, словно сквозь черную траурную пелену все мои записи (практически это были протоколы ее телефонных разговоров, интересных лишь для патологически любопытных типов вроде меня) показались мне обыкновенной пустой болтовней двух беспринципных и жестоких женщин, помешанных на деньгах, тряпках, мужиках, причем болтовней, густо пересыпанной пошлыми бытовыми подробностями. Да такие разговоры женщины ведут сплошь и рядом, они входят в привычку, и каждая из собеседниц оказывается настолько втянута в ежедневный ритуал, что он становится потребностью. Перемалывается, пережевывается, анализируется каждый шаг, мысль, событие…
Почему я решил, что смогу разобраться в истории отношений Лоры с ее мужчинами, откуда такая самонадеянность? И с чего я решил, что убийцей непременно должен быть либо Гора, либо Вик? Или, что уж совсем невозможно (как мне стало казаться уже тогда), – Саша?
Мне позвонил Павел, спросил тревожным голосом, все ли у меня в порядке, нахожусь ли я в безопасности. Я уверил его, что со мной все в порядке, успокоил, как мог… Потом позвонила Полина, ее вопросы практически ничем не отличались от вопросов моего брата. И мне, если честно, было приятно, что эти двое близких мне людей искренне беспокоятся обо мне.
Я вспомнил про Вишнякова и ужаснулся, что он, быть может, уже давно приехал в Синенькие и дожидается меня, чтобы рассказать что-то важное, а я, вместо того чтобы тихо сидеть в доме Маргариты и не высовываться, катаюсь по городу, рискуя быть задержанным на машине брата… К счастью, у меня была с собой записная книжка с номером телефона Льва Григорьевича. Я позвонил ему.
– Это я, Михаэль.
– Да, я понял… – сухо ответил мне Вишняков. – Вы где и по какому телефону звоните?
– Мне дали на время этот телефон, моя бывшая жена дала, она была у меня. А брат дал свою машину. Я сейчас в городе.
– Хорошо, – сказал он на редкость спокойно, ведь я-то думал, что он начнет меня сейчас ругать, вот, мол, вместо того чтобы прятаться, приехал в город. – Оставайтесь там, где находитесь и не выходите из машины. Я вас найду. Назовите номер машины и точное расположение.
Он приехал, и я был почему-то ужасно рад его видеть. Больше того, я видел в нем сообщника и почти друга!
– Скажите, Михаэль, у вашей бывшей жены Полины есть родная сестра?
– Да… – я был удивлен. При чем здесь ее сестра?! – А что?
– Как ее зовут?
– Лена.
– Где она живет?
– В Хвалынске… Скажите, Лев Григорьевич, ну при чем здесь моя бывшая свояченица?
– Ее убили. Причем так же, как и вашу соседку – Лору. На ваше счастье, за вашей бывшей женой установили наблюдение буквально сегодня утром. Это я о том, что если бы за ней проследили в тот момент, когда она поехала к вам, чтобы дать вам телефон… Словом, вы понимаете меня. Я уж не знаю логики следователя, но он почему-то решил, что она могла убить Ларису из ревности. Дело в том, что она помчалась в Хвалынск. Ее соседка по квартире сказала мне, что буквально полчаса тому назад Полина вернулась домой, вся в слезах, сказала, будто ей сообщили, что в Хвалынске убита сестра. Она попросила соседку присмотреть за квартирой, оставила ей ключи и умчалась. Но никто точно не знает, действительно ли в Хвалынск она поехала или нет. Они ее потеряли возле моста…
– Позвольте, но я же недавно разговаривал с ней…
– Когда, не можете точно сказать?
– Могу… Я сейчас возле «Липок», у самого входа в парк, на Радищева, а был в Ленинском районе, возле памятника военным строителям.
– Минут сорок, учитывая пробки, значит… когда она вам звонила, она ничего еще не знала.
Я не переставал удивляться событиям, что происходили вокруг и которые, пусть и косвенным образом, касались меня. Лена… Молодая незамужняя женщина жила себе спокойно в Хвалынске в собственном доме. Как же это могло случиться?
– Вы разговаривали с соседкой?
– Да…
А он шустрый, Лев Григорьевич, везде успевает, в курсе многих событий, которые имеют отношение к убийству Лоры Ступниковой. Вероятно, у него остались хорошие связи в милиции, прокуратуре. И вообще, он непростой, этот Вишняков, производит впечатление толкового и надежного человека. Я еще подумал тогда, что мне повезло с ним. Вот если бы он еще разыскал убийцу Лоры…
– А что со мной? Они по-прежнему думают, что это я убил Лору?
– Что вы от него хотите, если он подозревает всех, даже ее родителей?.. – вздохнул Лев Григорьевич.
– Вы это серьезно?
И тут я снова вспомнил о Лене. Она была убита так же, как и Лора.
– Я должен сказать вам еще кое-что… Понимаете, в квартире Ларисы Ступниковой были обнаружены отпечатки пальцев… вашей бывшей жены, Михаэль.
– Как это? Она не могла бывать у нее. Нет. – В этом я был уверен.
– Тем не менее. Я даже могу сказать вам, где именно: на чашке, в которой оставалось немного кофе. Ваша жена пьет чай или кофе? Я почему спрашиваю: вдруг окажется, что ваша бывшая жена вообще кофе не пьет… Знаете, такое бывает.
– Пьет. Литрами, – расстроился я, ни на секунду не сомневаясь в том, что следователь заблуждается и что моя бывшая жена не способна на такое зверство. К тому же, даже убив Лору, она никогда не вернет меня. Поэтому какой смысл лишать жизни Лору, понимая, что сама-то все равно обречена на одиночество (я знаю, что говорю, просто надо знать Полину)? Только теперь это самое одиночество ей придется делить с сокамерницами. Нет-нет, Полина не так глупа и ценит комфорт, чтобы так поступать со своей жизнью.
– Она могла войти к Ларисе…
– …через мою дверь? – закончил я за него фразу.
– Нет. Дверь они привязали к делу исключительно по одной причине – потому что с ее помощью исчезли вы. Если бы не это обстоятельство, ну и фантазия следователя, которая пошла по нарастающей… Он, я думаю, уже сам придумал ваши вылазки из собственной квартиры, ваши любовные свидания с соседкой… Лора сама могла открыть Полине, а почему бы и нет? Посмотрела в глазок, а там – женщина. Кстати, они были знакомы?
– Думаю, что нет. Хотя этих же