– Дело в том, Ольга, что я вернулся к себе домой по очень простой причине: убийца Лоры найден. Ее убила Полина, а потом она застрелилась сама. Вот такие… невеселые дела.
– Полина убила Лору? Нет, этого не может быть…
– Ее нашли ночью, на трассе, неподалеку от… от того места, где я скрывался. При ней был пистолет, тот самый, из которого была убита Лора. Вот и получается, что моя бывшая жена, решив, что у нас с Лорой определенные отношения, пришла к ней домой под каким-то предлогом, даже выпила кофе, а потом пальнула в нее из пистолета.
– Но зачем? Тем более что у вас и романа-то никакого не было! Что подтолкнуло ее? Господи, даже не верится!
– Ольга, скажите, Полина приходила ко мне, пока меня не было?
– Конечно, приходила. – Ольга аккуратно сложила кисти рук на колени и почему-то вздохнула, как будто бы могла как-то препятствовать визитам моей бывшей жены, но не сделала этого. – Хозяйничала здесь. Думаю, готовила, потому что пахло… курицей. Может, она, конечно, проголодалась…
– Да нет, она для меня готовила. Догадалась, где я скрывался, нашла меня, привезла курицу и телефон. Так старалась…
– Михаэль, вы рассказываете мне такие вещи… Это, случайно, не сюжет для вашего будущего романа?
– Нет, а что?
– Да я не верю, что Полина застрелилась. С какой стати? Она была молодой женщиной, да и вас могла, я думаю, еще вернуть. И убийство тоже она не могла совершить. Дикость какая-то!
– Спасибо, Оля, за кофе, бутерброды…
– Михаэль, вы вообще-то в порядке? Что-то побледнели…
Я и в самом деле почувствовал себя отвратительно. Сначала зверский аппетит, потом вдруг тошнота, головокружение. Я был близок к обмороку.
– Может, вас проводить?
– Может, – проговорил я, чувствуя, что теряю силы.
Ольга подхватила меня, и сначала мы направились с ней к выходу, но потом она, передумав, свернула к себе в спальню и уложила меня на кровать.
– Михаэль, вы слышите меня? – И, не дождавшись моего ответа, а у меня не было сил отвечать, вероятно, наступила запоздалая реакция на смерть Полины, сама пробормотала, укладывая меня поудобнее на подушки. – Вот бедолага… Намучился… Стресс-то какой… Михаэль, вы слышите меня? Может, позвонить кому-то из ваших близких?
– Б-брату… Павлу… Оля, запишите номер…
И я отключился.
15
Очнулся я в больничной палате. Надо мной склонился доктор. Он так смотрел на меня, так смотрел, словно хотел выудить у меня признание.
– Да, да, это я убил… – сказал я приглушенным голосом и отвернулся к окну. Слезы катились из уголков глаз, струясь по вискам и впитываясь в подушку. – Вошел к ней через ту дверь, увидел ее и не сдержался… Достал пистолет и убил… Вот, собственно, и вся история… И Полина здесь совершенно ни при чем… Это все я, я… Я любил Лору, я страшно ревновал ее ко всем ее мужикам… Она должна была принадлежать мне, но не досталась никому… Можете позвонить и рассказать все это следователю…
– Михаэль, вы бредите или делаете признание? – строго спросил пожилой доктор, щуря глаза и склоняясь надо мной все ниже и ниже, словно на моей щеке он увидел вошь. – Или это у вас такой черный юмор?
– Я убил Лору Ступникову, а потом – Полину, мою бывшую жену. Лору убил из ревности и любви, а Полину – чтобы никогда больше не видеть ее…
Мне сделали укол, и я уснул. А может, умер. Но когда очнулся, то увидел Павла.
– Михаэль, как ты? – Он выглядел растерянным и крайне взволнованным. – Послушай, ты в порядке?
– Не знаю… – Моя голова казалась необычайно легкой, словно из нее вынули мозги.
– Я разговаривал с твоим доктором. Он чрезвычайно обеспокоен твоим состоянием.
– У меня ничего не болит. Разве что… душа.
– Ты сказал ему, Михаэль, что убил Лору. Зачем ты это сделал?
– Что ты говоришь?! И что он? Успел доложить следователю? – Мне почему-то было на все наплевать.
– Нет. Он позвонил мне…
– Понимаешь, Павел, я жил своей жизнью. Хороша она или нет – не мне судить… – Я ударился в философию.
– Но что это за странные такие фантазии? Зачем ты сказал ему, что убил Лору и Полину?
– Не знаю… Я ничего не знаю… У меня такое чувство, будто бы меня разбавили водой или… физиологическим раствором. Не знаю, как выразить это словами. Мне страшно. Понимаешь?
– Понимаю. Но это надо пережить. Просто пережить. Если тебе невыносимо находиться в своей квартире, то переезжай к нам и живи, сколько пожелаешь. Пока не придешь в себя. Мы с Кларой всегда тебе рады, ты же знаешь.
– Может, вы мне и рады, да только я сам себе не рад. Во мне сидит, вернее, растет и набухает чувство вины, и я не знаю, как от него избавиться.
– Я не знаю, что там в тебе растет и набухает, но ты не должен говорить такие вещи постороннему человеку, пусть даже это и твой доктор. Лору убила Полина, это доказанный факт. И советую тебе взять себя в руки и не делать глупостей. Я понимаю, ты – человек впечатлительный, и на тебе вся эта история не может не отразиться, но…
– Паша, ведь я действительно не знаю, как жить дальше. Как просыпаться каждый раз в квартире, где все будет мне напоминать и о Полине, и о Лоре. Это невозможно – потерять сразу двух женщин!
– Это были не твои женщины, понял? – Павел вдруг резко вскочил и принялся шагать по палате. – Полина – это твоя бывшая жена, ты понял? Бывшая!!! А Лора – это просто твоя соседка, которую ты выбрал в качестве главной героини твоей книги. И твои посещения ее квартиры – собирание материала, не более. Ты выдумал свою любовь к ней, как выдумываешь свои книги. Это же так просто, Михаэль. Тебе надо немного поработать над собой, и твои мозги снова придут в порядок. Ты же любишь во всем порядок? Вот и разложи все свои чувства и мысли по полочкам. Ты жил один. Ты был всегда свободен. Ты – писатель, наконец. Вот поправишься, отправляйся на море, займись строительством дома… Хотя я бы на твоем месте продал тот кусок земли, что ты купил, и приобрел бы уже готовый дом. Пусть небольшой, но на самом берегу моря. И чтобы сад был. А мы с Кларой и детьми приедем к тебе. Успокойся, Михаэль… Это шутка. Ты должен жить один, мы это понимаем…
Он был прав, мой брат. Мне не было никакого смысла оставаться в городе, я мог спокойно отправляться на море. Вот только надо было встретиться с Вишняковым, расплатиться с ним, как-никак он работал…
– Паша, я не хочу больше оставаться в больнице, тут стены давят. Скажи им, чтобы они меня отпустили. У меня ничего не болит. Подумаешь, небольшое нервное расстройство.
– Ты обещаешь, что не поедешь в милицию и не признаешься в том, что ты – серийный маньяк-убийца?
– Да нет… Я, честно говоря, и сам не знаю, зачем я это сделал… Думаю, этот доктор загипнотизировал меня.
В палату заглянула медсестра, сказала, что ко мне пришли. Ожидая увидеть Вишнякова (все-таки он был заинтересованным лицом, как-никак я задолжал ему кругленькую сумму), я был удивлен, увидев Аллу, мать Лоры. В синем шелковом костюме, белых туфлях, похудевшая, осунувшаяся, она все равно производила впечатление интересной женщины.
– Ладно, Михаэль, я поеду. Звони мне, когда тебя выпишут, я приеду за тобой.
Тактичный Павел. У меня аж горло перехватило от теплых чувств к своему брату.
– Привет, Михаэль. – Алла Николаевна села на стуле рядом со мной, выложила из пакета коробку сока и кисть лилового винограда. – Что же ты так…
Она впервые обращалась ко мне на «ты». Хорошенькое начало. Что бы это значило?
– Я когда узнала, что тебе плохо, сразу поняла, что это мы во всем виноваты. Ерунда какая-то получилась. Подумаешь, ну есть дверь, и что? Почему они решили, что это ты убил Лору? Потому что она тебе позвонила перед тем, как все это случилось?
А она неплохо держалась. Я даже удивился. Может, у нее слезы кончились?
– Да она кому только не звонила, чтобы попросить денег на это дурацкое зеркало. Втемяшилось ей в голову, что оно украсит ее спальню. Дурь… У нее вообще было всегда много желаний… не знаю, в кого она такая? У нас с отцом вроде бы скромные желания, во всяком случае, реальные. Михаэль, как ты себя чувствуешь?
– Сейчас ничего… Алла Николаевна, мне очень жаль, что моя жена… вернее, бывшая жена…
– Михаэль, брось… Только идиот может поверить тому, что Полина убила Лору. Мотив отсутствует, понимаешь? К тому же слишком много несоответствий. Но об этом знаю пока только я, да и Валера догадывается. Я с ним говорила.
В сущности, я никогда еще не разговаривал с Аллой так долго. Мы ограничивались какими-то дежурными фразами вроде «Как дела, Михаэль?» или «У вас все в порядке? Вроде бы «Скорая помощь» приезжала… А… это не к вам…»… Да нам и не о чем было говорить. Зато сейчас, когда погибла Лора, тема для разговора была неисчерпаема.
– Как? Вы считаете, что это не Полина? – Я был удивлен.
– Послушайте сюда… – Алла Николаевна даже придвинулась ко мне, словно нас могли подслушивать. – На чем построено обвинение? На двух фактах. Первый – она была убита из того же пистолета, что и Лора, ее нашли с оружием в руках. Второй – в нашей квартире обнаружены отпечатки ее пальцев. Но это не в квартире, Михаэль. Это лишь на отдельных предметах, на чашках там, сахарнице, – она поморщила лоб, что-то припоминая: – Еще на чем?.. Ах, да, на ложечке. Михаэль, вы еще не уловили мою мысль?
– Нет, – признался я. – А что вас смущает или настораживает?
– Да то, дорогой Михаэль, что можно было бы еще понять, если бы ее отпечатки обнаружились на столе или на ручке двери, то есть на том, что нельзя сдвинуть с места, понимаете?
Я слушал ее, но не понимал. Она догадалась, что я нахожусь в некой прострации, и тронула меня за рукав пижамы (Пашиной пижамы, от которой пахло цветами, вероятно, Клара держала в шкафу засушенные цветы).
– Михаэль, все, что я перечислила – чашка, сахарница… Все это – не наше. Это более-менее похоже на нашу старую посуду, особенно чашка с розовыми розочками. Но это не такие розочки… это не моя чашка! – вдруг вскричала так и вскочила, словно я плеснул ей на колени кипятком. – И ложечка для сахара тоже не наша.