Сердце и другие органы — страница 10 из 31

Лис улыбнулся.

– Начнём со стрижки. А там посмотрим по ходу развития событий.

– Американец?

– Типа того…

Откинув голову в раковину, Лис закрыл глаза. Парикмахерша намыливала волосы, смывала пену, намыливала снова. От тёплой воды, умелых рук, запаха каких-то трав Лиса клонило в сон.

– Не горячо? – спросила девица.

– Нет, нет. Прекрасная температура.

Весело журчала вода, ловкие пальцы массировали голову. Потом полотенце. Лис посмотрел на себя в зеркало, взъерошенного и настороженного, по горло укутанного в белое. Замелькали-зазвенели ножницы, расчёска бойко разделяла волосы, остриженные пряди падали на плечи, на пол.

– Мне в детстве парикмахер чуть ухо не отстриг, – вспомнил Лис и засмеялся. – Года четыре мне было. Ещё там, в Питере.

– У меня была русская подруга, из Одессы.

– Питер – это вам не Одесса, – важно заявил Лис. – Это две большие разницы.

– Я надеюсь, – улыбнулась парикмахерша и посмотрела его отражению в глаза. – Она у меня жениха увела.

– А вот тут радоваться надо. Коли такой жених, то подруге из Одессы надо спасибо сказать.


Парикмахерше было года двадцать три, смуглая, энергичная с вишнёвыми глазами и коротким ежиком чёрных мальчишеских волос она напоминала парижанку, вернее, то, как их представляют те, кто в Париже не был. Лис в Париже не был, а, говорят, волшебный город. Париж, Париж – и звучит как!

Ему вдруг в голову пришла шальная мысль. Он даже не расслышал, о чём его спросила девица. Он внезапно увидел стройную цепочку, она поразила его своей логичностью, благородством замысла. Игорный притон в Нью-Йорке, драка (техническое определение – он так никого и не ударил, били только его), госпиталь, Израиль, Азор, Бат-Галим, парикмахерская. Он вдруг вспомнил, что Бат-Галим с иврита переводится как «дочь волн». Русалка.

– Что? Извините, я прослушал… – сказал рассеянно Лис. – Вы что-то спросили?

– Да я про шрам, – смутилась она.

– Да. Да… – Лис запнулся. – А как вас зовут?

10

Её звали Зета. Лис вышел из парикмахерской и почти бегом зашагал вниз. Он улыбался, ерошил влажные волосы.

– Зета, Зета, конечно же, Зета! Господи, как всё просто! – он хлопнул в ладоши, испугав старого еврея в шляпе.

Старик недобро зыркнул, что-то сказал на иврите.

– Зета, дедушка! – крикнул ему Лис и засмеялся. – Зета…

Он бродил по пляжу, шлёпал босиком по мокрому песку, волны наскакивали, заливали ноги и подвёрнутые брюки. Лис подбирал белые ракушки, далеко закидывал их в воду.

В пять он снова стоял у парикмахерской, Зета вышла, в витрине всплыла любопытная дамская голова с серьёзной причёской, уставилась на Лиса.

– Кто это? – спросил он.

– Никто! – засмеялась Зета, – Пошли, пошли.

На ней было короткое платье отчаянной желтизны с белым воротником и белыми пуговицами, похожими на крупный жемчуг. Направились к морю – не сговариваясь, просто пошли вниз по покатым мостовым. Шагали теми же улицами и в этом ему тоже почудился некий знак, тайный и радостный.

Лис узнавал уже виденное сегодня днём – цирковой плакат с пёстрым клоуном, бумажка «Отдам котят в добрые руки» на фонарном столбе, пыльная витрина ателье с безголовым манекеном, табуреткой и граммофоном с хищной чёрной трубой. Нутро трубы было тускло красным.

– Меня приняли в Сорбонну, но мама заболела – пришлось остаться.

– В Сорбонну… – повторил Лис, мысленно поблагодарив заболевшую маму, из-за которой пришлось остаться. И опять же – Сорбонна, Париж. И это тоже вы скажете совпадение?

– Да. На астрономический, – она улыбнулась. – Смешно, правда?

– Почему? Странно, скорее…

– Да я знаю, – она махнула рукой. – Меня и в школе считали чокнутой, подружки покупали туфли и платья, а я на телескоп копила. Они на танцы, я на чердак, звёзды смотреть.

Она шла чуть впереди, белый воротник, тонкая шея с мальчишеским затылком, Лис радовался, что Зета не шлялась по танцулькам, а проводила ночи на чердаке под звёздным небом.

– Ведь мы ничего не знаем о том, как это всё устроено, – она показала вверх. – Вселенная. Мне кажется, что если мы поймём хоть что-то про вселенную, может, станет ясно и про нас. Зачем мы здесь. В чём смысл.

Лис подумал: Господи, господи, как мы похожи! – ведь я тоже пытался понять, в чём смысл. Пытался разобрать ангельское бормотанье, подслушивая у небесных дверей. Он осторожно взял Зету за руку, ладонь оказалась сухой и горячей. Зета улыбнулась и потянула его к пляжу, к морю. Там, нависая над быстро темнеющей водой, уже загоралась над горизонтом длинная персиковая туча, похожая на китайского дракона.

Три следующих дня пронеслись, как болезнь, как лихорадка. Лис не помнил, спал ли он. Зато он помнил горькие от морской воды губы, сухой песок на ладонях. Жемчуг ускользающих пуговиц, помнил, как она смеялась, закидывая за стриженный затылок коричневые руки с гладкими матовыми подмышками. Помнил острые соски, маленькие и тёмные, потолок, ленивые лопасти вентилятора за её головой. Помнил запах её кожи, жаркий, терпкий, как корица. Корицей пахли простыни, его пальцы, кусок моря в окне и бархатное фиолетовое небо с ранними звёздами, имена которых она могла назвать по памяти.

Катались на фуникулёре, Лис пытался раскачивать кабину и его чуть не арестовали. Кажется, гуляли по «Персидским садам», на какой-то яхте выходили в открытое море, фотографировались и пили шампанское. Там Лис ловко взобрался на мачту и сиганул с самой верхотуры. Вынырнув, махал руками и смеялся, хотя здорово отшиб о воду пятки. Вернулись под вечер.

Отель назывался «Ривьера», стоял на набережной. Они спустились в тёмный холл, Лис кинул ключ с деревянной болванкой в ящик портье. Вышли, она взяла его за руку. Молча побрели вдоль моря. Гора Кармель потускнела и будто придвинулась. Зажглась мутной гирляндой уличных фонарей, по горным дорогам поползли светлячки фар, потом в разнобой стали загораться оранжевые окна.

По набережной полз густой карамельный дух, где-то жарили сахарные орехи. Мимо, смеясь, пробежала девчонка лет пяти, смуглая, в веснушках, в кулаке кулёк орехов. За ней, едва успевая перебирать лапами, катился щенок, ушастый и мохнатый. Он тонко подвывал от удовольствия. Вдали прогудел то ли локомотив, то ли корабль, в шум прибоя вплёлся новый звук, словно пересыпали сухую фасоль.

– Ты про эту игру говорил? – спросила Зета и потянула Лиса к скамейкам под пятнистым навесом из зарослей дикого винограда. Там играли в нарды.

– Да, про эту, – ответил Лис. – Пойдём, пойдём.

– Пянджи-чар! – радостно выкрикнул мускулистый мужик в сетчатой майке без рукавов. Седая шерсть росла на спине и забиралась на красную кабанью холку.

– Что он сказал? – спросила Зета. – Он выиграл?

– Пока нет. У него выпало пять-четыре и теперь появился шанс запереть противника. И сделать «марс».

– При чём тут Марс?

– Не знаю, так называют. Вообще, по нардам астрологи предсказывали будущее, как по звёздам.

Противник кабана, старичок с лицом детского доктора, выкинул ду-як и застрял. Мускулистый азартно потёр ладони и взял зары.

– Ну теперь всё, – проговорил Лис.

– А ты бы смог в этой ситуации выиграть? – спросила Зета.

– Не думаю… Вряд ли. Это же чистая математика – нужно чтоб этому, – он кивнул на кабана, – страшно не повезло. Причём несколько раз кряду. Вот смотри, если бы он сейчас выкинул сэ бай ду и сдуру разобрал свечку…

Кабан дунул в кулак и бросил зары. Кубики зацокали и остановились на тройке и двойке. Кабан крякнул, подумав, двинул два камня.

– Идиот… – прошептал Лис на ухо Зете. – Как раз то, что я сказал.

Детский доктор приободрился, долго тряс зары, беззвучно шевеля губами. Бросил.

– Нужен куш, – шептал Лис, – на шестёрках.

– Ду-шеш! – возмущённо прорычал кабан. – Ну что это такое!?

Зары показывали две шестёрки.

– Вот теперь есть реальный шанс… – проговорил Лис.

Кабан злобно поглядел на него, что-то буркнул. Через пять минут он проиграл партию. Достал деньги, детский доктор пересчитал купюры, сунул в карман и быстро ушёл. Наверное, опаздывал на вечерний обход.

– Ну что, гроссмейстер, слабо раскатать игрульку? – мрачно спросил кабан у Лиса. – Или ты только на халяву советы умеешь давать?

– Почём? – Лис небрежно сунул руки в карманы.

– По десять за очко. С удвоением.

– А-а, – засмеялся Лис. – Понятно. А где у вас тут взрослые дяди играют?

Кабан приподнялся, Зета сжала запястье Лиса.

– Пойдём, – прошептала ему в ухо.

– Погоди…

Кабан медленно встал, он был на голову ниже, но почти вдвое шире. От него разило потом.

– А почём ты играешь, умник? – спросил он.

– С такими, как ты, я вообще не играю. С людьми, которые умеют играть, по сто за очко.

– Это они тебе рожу раскроили? – заржал кабан. – И ты знаешь, я их понимаю!

– Кончай гоношиться! – резко сказал Лис. – Ты играешь или нет?

Сели играть. С самого начала Лиса поразила не только лёгкость и ясность, с которой он играл – такое было и раньше, ему показалось, что зары слушаются его. Первую партию он выиграл с марсом, выиграл за пять минут. Начали вторую. Вокруг лавки собрались игроки, Лис хлёстко бросал зары на поле, быстро двигал камни. Поднимал голову, среди зевак видел лицо Зеты, она улыбалась. Он ей подмигивал, снова бросал зары, снова стучал камнями по полю. Снова выигрывал.

Кабан проигрался в дым, ушёл, на его месте возник некто с золотым перстнем на указательном пальце. Потом кто-то нервный с тонкими паучьими пальцами.

Упругая энергия, звонкая и мощная, Лис ощущал её пульс, эта энергия делала его непобедимым. Он наслаждался своей неуязвимостью. Ему казалось, что он может выкинуть на зарах любую комбинацию – надо только сконцентрировать энергию, сжать в кулак чувства, мысли, волю. Он уже выиграл подряд дюжину партий, Зета стояла рядом. Странная, словно испуганная, она наклонялась, что-то тихо говорила ему, он отвечал – да-да, сейчас, сейчас. Сейчас. И снова играл.