– Каких ангелов? – у Лиса холодок пробежал по спине.
Священник грустно покачал головой, словно уличил пацана в чём-то непристойном. Молча повернулся и, бесшумно ступая по ковру, вышел из «Дубового зала». Лис огляделся, вокруг пили, балагурили, заключали какие-то дурацкие пари. Тед Монтана зычно ржал, рассказывал анекдот про монашку и велосипед.
– Кто это был? – почему-то тихо спросил Лис у старичка из Северной Каролины. – Священник, на щуку похож…
– На щуку? Какой священник? – старичок разрумянился и вспотел от шампанского, на парусиновый пиджак он уже успел накапать чем-то шоколадным. – Где священник?
– Я с ним говорил. Он только что вышел, – Лис указал на дверь.
– Не знаю, извините, – старикан пожал плечами. – Вы попробуйте шоколадный мусс, вот что я вам скажу, молодой человек. Настоятельно рекомендую!
12
Кто сказал, что в деньгах счастье? Тот, у кого их никогда не было. Лис за год выиграл несколько мелких турниров – в Черногории, на Тенерифе, где-то ещё. И один крупный, в Сан-Антонио. Именно там он снова встретил своего священника. В баре, на открытой мраморной террасе. Уже опустилась душная южная ночь, внизу громыхали невидимые волны. Вдоль парапета зажгли факелы, вокруг них крутилась канитель глупых мотыльков. Мошки заскакивали в огонь, вспыхивали на лету, как рыжие искры.
– Почему ты меня называешь священником? – спросил тот.
Лис его не называл никак, по крайней мере, вслух.
– А как надо?
– Ну допустим… допустим доктор… Допустим, доктор Чехов.
– Чехов! Вы не похожи.
– А так? – он достал пенсне, нацепил на нос. Наклонил голову. За стеклом недобро блеснул волчий глаз.
– Вы что, дьявол? – спросил Лис.
– Не груби, – доктор ощерился, выставив много острых зубов. Щучьих. – Дьявол! Об этом можно только мечтать.
– А почему вас никто кроме меня не видит?
– Официант! – крикнул доктор.
Тут же появился официант.
– Ты меня видишь? – спросил доктор.
– Вы прекрасно выглядите. Чем могу помочь?
– Ничем. Ступай… Впрочем, погоди. Принеси моему приятелю «Единорога» с двойной водкой.
Официант исчез, доктор подошёл к парапету. Перегнулся, всматриваясь в темноту.
– Интересно, – не поворачиваясь, сказал щучий доктор, – вот если прыгнуть вниз?
Внизу смачно грохнула волна, захлёбываясь и бурля, откатила.
– Зачем? Что за бред?
– Ну почему сразу бред? – щучий повернулся. – Вот так сразу и бред…
Перила парапета мокро сияли – выпала роса, доктор брезгливо вытер руки платком.
– Зачем ты играешь? – спросил он, аккуратно складывая платок. – Деньги тебе не нужны. Деньги не очень тебя интересовали и раньше, когда их не было. Сейчас ты можешь о них не думать. Но ты продолжаешь играть. Зачем?
– Чтобы выиграть.
– А вот это как раз бред. Бред и чушь. Ты можешь выиграть всегда. Почти всегда. А проигрываешь по собственному желанию. Только когда хочешь проиграть.
Официант принёс высокий узкий стакан с подозрительной бурдой, ярко бирюзовой, напоминающей по цвету раствор медного купороса. Сверху плавал лист мяты.
– Почему ты перестал играть в шахматы? Не отвечай – вопрос скорее риторический: тебе стало скучно. Скучно играть блиц с армией идиотов, лень впрягаться в марафон чемпионата. Ради чего? Ради звания чемпиона?
Лис сделал осторожный глоток. Купорос оказался холодным и горьковатым на вкус.
– Нарды тебя привлекли непредсказуемостью. Да, конечно, можно просчитать все варианты возможных ходов в каждой ситуации, но если в шахматах ты можешь представить, что будет на доске через двадцать один ход, то в нардах каждый ход это двадцать один вариант, двадцать одна комбинация.
– Что тут? – спросил Лис. – Горько…
– Это абсент. Абсент с водкой, курасао и ещё какая-то дрянь. Ничего?
– Вполне.
– Хагияна, тот япошка, он заложил в компьютер комбинации. Все комбинации: позицию камней на доске в данный момент, двадцать один вариант чисел на зарах. Вывел оптимальный вариант хода, каждого хода. Получилось больше десяти тысяч вариантов. Он запоминает по тридцать в день.
– Я не очень понимаю, к чему вы клоните.
– Я клоню к тому, что тебе скучно. После того, как ты научился контролировать хаос… – доктор засмеялся, тонко, словно застонал. – Скажем так: после того, как тебе показалось, что ты научился контролировать цифры, выпадающие на зарах, тебе стало скучно.
– С чего вы взяли…
– Ты талантлив. Может быть, ты даже гений. Почему нет? Но твой талант требует жертвоприношений – ежедневных жертвоприношений.
– Я могу завязать с этой игрой, – Лис сделал глоток. – Вообще!
Щучий снова засмеялся, противно и тонко.
– Я могу завязать с этими полётами, сказал орёл. Лис, не пытайся разочаровать меня, ладно? Твой талант к игре это и есть ты. Ты – это игра. Точно так же как орёл – это полёт. Орёл в клетке нелеп. Ты без игры не существуешь. Игра для тебя не страсть, не порок, игра – твоя суть. Сущность, понимаешь?
Лис поставил стакан на парапет, заглянул вниз в невидимый прибой.
– В игре должен быть элемент непредсказуемости, – тихо сказал щучий. – Без этого нет игры.
Лис толкнул стакан пальцем, стакан сверкнул дном, полетел в темноту. Внизу накатисто грохнула волна.
– Ну и что делать? – спросил он, спросил серьёзно и грустно.
– Ты слышал про слэш?
– Это какая-то разновидность нардов, да?
Щучий засмеялся.
– Ну, нарды на слэш похожи так же, как бокс на драку ножами.
– Звучит очень заманчиво.
– Играют тремя зарами. Игры молниеносны, иногда меньше минуты. Штыковая атака! Три шестёрки с руки – моментальный выигрыш.
– В любой ситуации? У меня выпадают три шестёрки и всё – я победил?
– Да. Но дело не в правилах.
– А в чём?
Щучий оттянул пальцем тесный стоячий воротник, словно тот душил его.
– Слэш это не только игра, – сказал он сипло, – это даже не приватный клуб с лимитированным членством. Это больше похоже на тайную ложу, на секту. Попасть можно лишь по рекомендации одного из членов. Но даже не в этом дело – рекомендацию я тебе дам, дело в ставках. В их безумии. За минуту можно просадить миллион, проиграть виллу или жену. Один аргентинец проиграл мне ухо.
– И что вы с ним сделали?
– С ухом? – спросил доктор и полез в карман.
Лис замер, купорос толчком подкатил к горлу. Щучий засмеялся, достал платок. Встряхнув, вытер лицо.
– Ну и жара… Даже ночью, – он приблизился и тихо сказал. – Кстати, чуть не забыл… А ты уверен, что за той дверью именно ангелы?
13
Лис сбрил бороду, нижняя половина лица оказалась совсем белой. Он провёл ладонью по неожиданно нежной, почти детской коже. От левой скулы к подбородку тянулась розовая полоска шрама.
Лис вчера прилетел в Лос-Анжелес, прилетел из Лондона, где он встречался с судьёй-магистром и договорился об игре с Джокаром. Лис знал, что с чеченцем нельзя играть, об этом Лиса предупреждали многие. Ник Соломон уверял, что Джокар контролирует весь поток героина из Афганистана в Европу, что он связан с террористами, с исламистами, шахидами и ещё чёрт знает с кем. Сам Ник в своих банках отмывал деньги Белого Братства, поэтому Лис отнёсся скептически к его информации. Впрочем, насчёт чеченца его предупреждал и доктор.
Уже почти год Лис играл в слэш. Доктор-священник оказался прав – игра представляла собой почти неуправляемый хаос. Ничего подобного Лис не испытывал ни в шахматах, ни в нардах. Иногда казалось, что его прямо за игровым столом хватит кондрашка – инфаркт, инсульт. Разобьёт паралич. Адреналин (или что там ещё) кипел, распирал, грозя взорвать паровым котлом голову, грудную клетку. Радужная ртуть пульсировала в висках, в глазах становилось бело. Одна партия вмещала в себя сгусток эмоций такой концентрации, такой мощи, что этих эмоций вполне бы хватило на целую жизнь какого-нибудь среднестатистического бухгалтера или почтальона.
Лис дважды ставил на кон правую руку, выиграл глаз, который потом был выкуплен (к огромному облегчению Лиса) проигравшим его китайцем. В Токио играл с беглым русским олигархом, якобы, покойным. Пройдоха не только оказался жив, но и ухитрился выиграть у Лиса два сета подряд. На Майорке в течение одного матча из двенадцати сетов Лис выиграл лимузин (в котором везли гроб Элвиса Пресли), яхту с экипажем из семи человек, включая массажистку-вьетнамку, какой-то знаменитый изумруд, украденный из коллекции Гетти. Впрочем, к финалу умудрился проиграть всё, за исключением катафалка короля рок-н-ролла.
В дверь постучали, портье-мексиканец вкатил тележку с кофе и горкой разноцветных бисквитов. Вкрадчиво, будто о важном, спросил – со сливками? Лис кивнул, сунул чаевые.
Лис добавил ещё сливок, размешал. Вышел на балкон. С высоты двенадцатого этажа отельные угодья походили на макет педантичного архитектора: идеальные диагонали дорожек – белая щебёнка в зелёном обрамлении отманикюренных кустиков, эллипсы пёстрых клумб с цветами, высаженных в виде строгих узоров, сапфировый прямоугольник бассейна – по периметру шезлонги, рядом бирюзовый лягушатник в форме почки. В лягушатнике кто-то забыл полосатый мяч – это здорово нарушало гармонию. К бассейну примыкала терраса кафе – шахматные квадраты пола с чёрными шашками столов. Официантка ферзёвой диагональю (b-2 на h-8) пересекла поле. Поставила на стол поднос, очевидно, объявляя шах старушке с лиловой причёской.
До игры оставалось четыре часа. Хорошо бы поспать – из-за разницы во времени в висках ломило, голова, казалось, была набита мокрой ватой. Лис потянулся, проводил взглядом боинг, натужно взлетавший с Лонг-Айленда. Звонкая утренняя синь сменилась белёсой марью, океан тоже выцвел в мутную зелень. Даже два белоснежных паруса и круизный лайнер на горизонте не спасали пейзаж.
Лис решил, что заснуть всё равно не удастся, он спустился в кафе, сел за столик. Провёл ладонью по нагретому, шершавому металлу стола. Оглянулся, отыскивая официантку. Заметил птенца.