Лис начал пить, часто играл, едва различая доску.
В тот вечер Лис появился уже пьяным, заказал себе скотч. Сел играть с каким-то арабом и проиграл подряд две партии. Араб предложил увеличить ставку до пятидесяти долларов.
– Давай уж округлим! – засмеялся Лис. – По сотне!
Араб замялся, но его приятель что-то шепнул ему и он согласился.
– Тут командные состязания! – засмеялся Лис. – Сборная Арабских Эмиратов!
– Мы из Египта, – мрачно сказал араб. Он был брит наголо, матовый череп напоминал дублёную боксёрскую грушу.
– Да хоть с Мадагаскара! – Лис допил скотч, треснул стаканом по столу. – Дюжину партий по сотне за очко! Начинай, египтянин!
Лис снова проиграл. Араб осмелел, начали вторую партию.
– Ду-шеш! – заорал он, выкинув куш. Ему в самом начале удалось запереть камни Лиса. Его приятель, тоже бритый и с золотой коронкой на переднем зубе, гортанно пел, радостно шлёпал товарища по бритому черепу. Наклонялся, что-то азартно шептал.
– Эй ты! Золотой зуб! – крикнул ему Лис. – Ты не шепчи, ты вслух говори. Пусть все послушают, какие вы идиоты, какие кретинские советы ты даёшь!
Золотой зуб взбеленился, что-то гортанно заорал, полез через стол к Лису. Его ухватили сзади, удержали. Лис закричал:
– Дебил! Когда мозги не работают на кулаки одна надежда. Я твоего дружка разделаю – ты следующим будешь. Или кишка египетская тонка?
– Кончай орать, парень, – встрял индус из-за соседнего стола. – Тут люди играют.
– Какие люди? – засмеялся Лис. – Играют они! Недоумки! Вам со школьниками играть в орлянку. Да я вас всех под орех – хочешь по очереди, хочешь табуном! Всех!
Он вскочил на стул, закричал:
– Кто тут смелый?! Ну! Желающие есть? По сотне за очко!
– Хорош гоношиться, – кто-то с бруклинским акцентом крикнул сзади. – Ты с арабом разберись сначала.
Лис послал советчика к чёрту, не слезая со стула, махнул бармену рукой:
– Скотча сюда пришли пузырь!
Вторую партию Лис выиграл. Выиграл и остальные десять. Обчистил арабов на двадцать три тысячи, после играл со всеми подряд. Рассовывал деньги по карманам, ронял, мятые бумажки падали на пол. Соседи рассеянно наступали на купюры, непринуждённо наклонялись завязывать шнурки.
В четыре утра Лис вывалился на улицу. До стоянки такси дойти не удалось, у старых доков его ждали арабы. Он заметил их издалека, эти две обритых головы, но почему-то не свернул, не попытался убежать, а продолжал покорно идти им навстречу. Как в дурном сне, который всё никак не кончается.
Очнулся Лис в больнице Святого Варфоломея на Вест-сайт с сотрясением мозга, двумя сломанными рёбрами и бритвенным шрамом через всю щёку. В одном из карманов осталась купюра в пятьдесят долларов.
– Не думаю, что её оставили из сострадания, – говорил он медсестре, когда его выписывали через три недели. – Но ведь такой шанс тоже существует.
9
В тот же день Лис улетел в Тель-Авив. Приземлился в Бен-Гурионе ранним утром, толком в самолёте поспать не удалось, голова была ватная, словно хмельная. Он вышел, зажмурился. Площадь, ослепительно яркая от утреннего солнца, чуть покачивалась, покачивались чёрные силуэты коренастых пальм. В дальнем мареве маячили фиолетовые горы. Уже начинало печь.
– Жарко? – спросил Лис таксиста.
Он пожал плечами.
– А где багаж? – спросил шофёр без интереса. – Куда ехать?
– В Азор.
– Садись.
Немолодой, в седых моржовых усах, загорелый, будто отлакированный солнцем, таксист походил на боцмана.
– Откуда?
И не дождавшись ответа, сказал:
– По сорок четвёртому рванём, нормально? Первое с шести утра забито напрочь. Ремонт затеяли, идиоты… Второй месяц…
Таксист вполголоса выматерился по-русски. Лис улыбнулся, закрыл глаза. Поспать надо, подумал он и тут же заснул.
Проснулся от головной боли. Таксист что-то говорил.
– Что? – спросил Лис. – Извините, я…
– Я говорю, какой адрес?
Адреса Лис не помнил. За окном мелькали коренастые домики под рыжей черепицей, тёмная листва за глиняными заборами, пыль, белая пыль повсюду. Лихо взлетев, перемахнули через мост, в памяти вдруг всплыло название реки – Аялон.
– К замку давайте, – сказал Лис.
– К замку так к замку, – покладисто согласился таксист.
Замок крестоносцев, построенный Ричардом Львиное Сердце, приятелем Айвенго и Робин Гуда, разочаровал Лиса. Детские воспоминания хранили мутные образы величественных сторожевых башен с тенями шотландских лучников, неприступные стен в потёках смолы, лившейся на головы сарацинской нечисти, гулкое эхо королевских приказов под мрачными сводами тронного зала. Ничего этого обнаружить не удалось – замок оказался скучной постройкой, сложенной из дикого камня. Больше всего он походил на амбар.
От замка найти дорогу к своему дому Лис мог с закрытыми глазами. Он свернул в покатый переулок, под уклон ноги весело шагали сами. Лис неожиданно и радостно узнавал мелочи, чепуху, о которой он никогда и не вспоминал – вывеску с нарисованными часами, они и сейчас показывали без двадцати два, старое дерево, похожее на ведьму с клюкой, трещину в стене овощной лавки. Сердце колотилось, он уже почти бежал, ему стало страшно, восторженно страшно, что сейчас случится какое-то чудо. Он толком не знал, но предчувствие праздника, торжества росло. Его дом был за поворотом.
Он остановился у каменного забора, сквозь побелку проступала буква «м». Эту букву нацарапал он, Лис. Двадцать лет назад. Провёл рукой по стене, на пальцах осталась белая пыль. Пыль, буква, стена неожиданно приобрели такую реальность, такую вещественность, словно до этого он блуждал в сонных потёмках. Он засмеялся – наконец, наконец-то ему удалось выбраться из той абсурдной, тупой фантазии в живой, настоящий мир! Вся прошлая нереальная чушь осталась в каких-то сумрачных снах. Осталась где-то там, позади.
– А может, её и не было вовсе, – тихо сказал Лис и вошёл во двор.
Там тоже ничего не изменилось. Детская площадка, с песочницей и сиротливыми качелями, два стола под жестяным навесом. Лис сел на лавку, положил ладони на тёплые, старые доски стола. Ничего не изменилось. Он достал из кармана шахматную фигуру, чёрного короля с бирюзовой булавкой вместо короны.
– Горохов… – прошептал Лис. – Я вернулся, Горохов.
Оглянулся на дом. На двери подъезда висело какое-то выгоревшее объявление, в окне его квартиры была открыта форточка, там появились незнакомые полосатые шторы, а на балконе – новый велосипед. У кого-то подгорали оладьи, Лис зажмурился и глубоко вдохнул. Привычно взвыла пружина, глухо хлопнула дверь, из подъезда вышла женщина в белой блузке. Солнце вспыхнуло в волосах, фиолетовая тень побежала за ней по тротуару. Лис вздрогнул, подумал, что он сходит с ума – это была Лариса, его мать. Она подошла ближе, взглянула на него – иллюзия рассеялась, сходство рассыпалось как мозаика. Женщина оказалось старше и некрасивей, с чёрной родинкой над бровью. Она прошла мимо, а потом обернулась, настороженно, даже испуганно. Лис улыбнулся ей. Она отвернулась и почти побежала. Лис вспомнил про шрам.
На остановке он сел в первый подошедший автобус, автобус направлялся в Хайфу. Почти сразу въехали в горы, замелькали меловые столбики ограждения, выскочил знак с зигзагом и тут же дорога послушно запетляла. Автобус заревел, неожиданно сорвался вниз и шутя обогнул выросший на обочине утёс, до которого можно было дотянуться рукой. Утёс угрюмо пролетел мимо, ахнув, распахнулась даль с россыпью домов-кубиков и бирюзовым морем от края и до края. Лис прижался к стеклу, он успел разглядеть золотой купол Бахаи, мелькнули каскады «Персидских садов», фонтаны и ещё что-то, но тут дорога сделала петлю и в окне опять впритык помчались камни, камни, от которых начала кружиться голова.
Промахнули через мост, пронёсся гулкой теменью туннель, город появился снова, уже ближе и отчётливей. Черепица крыш ступеньками сбегала вниз, за крышами темнел старый порт, краны, чумазые трубы, мачты, путаница рельсов и проводов. Дальше, как избавление, раскрывалось море – чистое, сияющее, бескрайнее.
– Бат-Галим, – объявил водитель и открыл двери.
Лис, неожиданно для себя самого, быстро встал и пошёл к выходу. Автобус фыркнул и уехал, Лис проводил его глазами до поворота. После прохлады автобуса рубашка сразу прилипла к спине, он снял пиджак, перекинул через плечо. Перебежал через дорогу на теневую сторону и пошёл вниз, к морю.
Пекло, страшно хотелось пить. Навстречу попадались редкие прохожие, все жались в узкую тень. Сверху из окна послышалось грустно пение, пела женщина на незнакомом языке, Лис остановился, слушая тоскливый напев, решил, что это португальский. У входа в подъезд кто-то выставил плетёный стул, на нём лежала книга. Лис названия не разобрал, пошёл дальше.
Мостовая, дома, чахлые деревья с жёсткой, будто пластиковой зеленью, машины у обочины, выгоревшие и пыльные, – всё неумолимо сползало к морю, Лис чувствовал ногами эту покатость. В витрине поймал взглядом своё отражение, белая рубашка, тёмное незнакомое лицо. Провёл ладонью по скуле. За три недели невнятная небритость превратилась во вполне убедительную бороду.
На солнечной стороне стены домов сияли меловой белизной, в окне второго этажа смуглая девчонка с красной лентой в волосах баловалась с зеркалом – пускала зайчиков в прохожих. Лис помахал ей рукой, девчонка тут же спряталась. На первом этаже была парикмахерская.
Раскрыл дверь, вдохнул прохладный воздух, сладковатый от одеколонов и запаха мыла. В низкой комнате никого не было, три кресла, три зеркала, вылинявшие в голубое фотографии стильных причёсок по стенам. Дверь в подсобку была открыта, там маячил мальчишеский бритый затылок.
– Эй, парнишка! – позвал Лис. – Заведение открыто?
Парнишка повернулся, вышел из подсобки. Оказался девицей в коротком белом халате. Лис невольно уставился на загорелые ноги в жёлтых перепончатых сандалиях.
– Постричь? Побрить? – весело спросила девица. – Всё вместе?