— Нет… единственная достопримечательность, которая меня интересует, — это тюрьма, — ответила Вонни решительно.
Ей объяснили, что буквально от дверей отеля отходит нужный автобус, и больше ни о чем не расспрашивали, только подливали чая в чашку.
Какие спокойные люди. С отелем Вонни определенно повезло.
Наутро, стоя на автобусной остановке, она наблюдала за обычными людьми, занятыми обычными делами. Девушки-продавщицы ехали на работу, женщины вели детей в школу, мужчины беспокойно поглядывали на часы.
Эти семейные люди, мужчины, женщины и дети, жили нормальной жизнью. Они не собирались на свидание в тюрьму, держа в руках чемодан, полный заверенных банком чеков, не теряли связи с сыном на многие десятилетия, не планировали забирать своих детей из тюрьмы на поруки. Их сердца не сдавливала тревога. Они знали, что принесет им грядущий день, Вонни же представления не имела, чем закончится сегодняшний.
Дела в клинике шли все лучше и лучше. Фрэнк Эннис заскочил, чтобы поделиться новостью: в американской газете опубликовали о них чудесную статью. У них проходила лечение жена американского журналиста, на три месяца приехавшего в Дублин. У жены случился паралич сердца, и за ней исключительно хорошо ухаживали. Фрэнк Эннис тыкал пальцем в газету и повторял, что такую рекламу за деньги не купишь.
Клара была довольна, но в целом отнеслась к новости без особого интереса. Они старались обеспечить такой уход каждому. То, что их пациенткой оказалась жена американского корреспондента, не имело большого значения.
— Во всяком случае, здесь сказано, что у нас чисто, просторно и стоит новейшее оборудование, Фрэнк! — сказала Клара. — Если бы вы устроили все по-своему, он писал бы про тюремные подземелья…
Хилари внимательно наблюдала за Фрэнком: кажется, его лицо слегка вытянулось. Хилари казалось, что Фрэнк испытывает к Кларе больше чем исключительно профессиональный интерес. Как-то она поделилась своими соображениями с Кларой, но та только от души расхохоталась.
— Фрэнк! — в ужасе воскликнула она. — Да я лучше в монастырь уйду до конца жизни.
Но Хилари продолжала настаивать на своем.
— Он звонит узнать, будешь ли ты в клинике, и если тебя нет, не приезжает.
— Если ты решишь сделать карьеру частного детектива или психолога, тебе придется как следует поработать над своими навыками, — рассмеялась Клара.
Мимо проходила религиозная маньячка Китти Рейли.
— Ишь, развеселились, это все-таки клиника. — Она неодобрительно покачала головой.
— Мы никогда не смеемся над работой, Китти, — извинилась Клара.
— Но в свободное время, пока вы с Хилари здесь хохотали… Ведь вы могли вместо этого прочитать десять молитв — задумайтесь, сколько добра это принесло бы.
— Да, Китти, возможно, вы правы, но ведь от души посмеяться после молитвы — не грех, как вы считаете?
Фиона изо всех сил сдерживалась, чтоб не расхохотаться, и заторопилась к Барбаре, чтобы поделиться услышанным, уединившись с ней в процедурном кабинете.
— Иногда у нас веселее, чем в цирке, — согласилась Барбара. — А что ты хмуришься?
— Не пойму, что Вонни делает в Англии. Она там никого не знает, кроме Давида. Хотела бы я знать, что у нее за дела.
Ставрос сидел в одной камере с Джеки Макдональдом из Шотландии. Джеки также попал в тюрьму из-за недоразумения. У них было мало общего, если не считать того, что посадили обоих несправедливо — и за них некому было внести залог. Поэтому оба были ошарашены, когда выяснилось, что за Ставроса вот-вот внесут нужную сумму.
— Кто бы это мог быть? Твой папаша? — с завистью спросил Джеки.
— Должно быть… но я не пойму, где он достал деньги. Может, дедушка умер. Он был владельцем каких-то парикмахерских. Думаю, там могли крутиться какие-то деньжата.
— Ты не знаешь, жив он или умер? — недоверчиво переспросил Джеки.
— Нет, откуда?
— А твоя мать?
— О господи, нет. Она безнадежная пьянчуга, может, уже допилась до могилы. И потом, даже если бы она пришла в себя, она не стала бы мне помогать.
— Почему?
— Ну, когда-то давно я получил от нее чудовищное слюнявое письмо, где она просила прощения и говорила, что любит меня. Господи Иисусе!
— А ты что ответил?
— Ответил, как любой бы на моем месте. “Живи своей жизнью и, пожалуйста, оставь мне мою”. Нет, ясное дело, это не она.
Пока выполнялись все формальности, чиновники были очень вежливы с Вонни. Она даже уловила некое сочувствие в их равнодушных лицах. Они не чинили препятствий, и уже за это Вонни была им благодарна.
— Я смогу с ним увидеться? — спросила она.
— Нас просили не сообщать, от кого поступили деньги. Греческий адвокат был совершенно непреклонен на этот счет, — мягко ответил ей мужчина, один из тех, кто никогда не поймет взаимоотношений Вонни с ее сыном.
— Пожалуй, он прав, — вздохнула она.
— Итак, мы по всем правилам проверили законность вашего взноса и теперь просто сообщим, что залог поступил из Греции.
— Да, да, конечно, — согласилась Вонни.
— Возможно, он захочет связаться с вами, когда его выпустят.
— Не факт. Понимаете, я живу в Греции, а сейчас я здесь, рядом, вот и подумала, может, удастся его повидать…
— Вы хотите сначала поговорить с ним и рассказать, что вносите за него залог?..
— Что вы, это же шантаж! Будто он обязан испытывать благодарность и встречаться со мной.
— Неужели он не захочет с вами увидеться? С собственной матерью?
— Я была плохой матерью, — просто ответила Вонни.
— Все мы плохие родители. К этому ведь не подготовишься, институтов нет.
— Уверена, вы хорошо растили своих детей.
— Вовсе нет. Мой сын хотел стать музыкантом. Я же заставил его выучиться “нормальной” профессии. Я думал, что поступаю правильно. Он познакомился с девушкой, та забеременела, они поженились. Он до сих пор работает на ненавистной работе, и виноват в этом я.
Вонни смотрела на него открыв рот. Англичане известны скрытностью, сдержанностью, но этот мужчина вот так, запросто, делился с ней историей своей жизни. Он знаком со Ставросом… Возможно, таким образом он готовит ее к разочарованию.
Вонни была тронута.
— Я оставлю вам адрес и телефон отеля, где я остановилась. Когда он спросит… может быть, вы передадите их ему?
— Если он спросит, передам, — заверил ее чиновник.
— Думаете, может и не спросить?
— Кто знает.
— Что ж, значит, когда все формальности будут соблюдены, просто дайте ему мой адрес…
— Конечно. — Ее собеседник вложил лист бумаги в стоящую на столе папку.
— Ты хочешь сказать, все подписано и доставлено? — Джеки недоверчиво уставился на Ставроса.
— Знаю, это фантастика, правда? Жаль, что тебе так не повезло, — посочувствовал Ставрос.
— Так кто это был?
— Я не спрашивал. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Это да, конечно, но ведь это чертова уйма денег.
— Тем более не стоит болтать языком. Я собираюсь просто исчезнуть.
Теперь лицо Джеки сделалось озадаченным.
— Исчезнуть?
— Ну, конечно. А ты бы что сделал?
— Но ведь ты говорил, что произошло недоразумение?
— Разумеется, но я что, в одиночку буду проводить реформу судебных органов? Удачи, Джеки… — И он ушел.
На стойке у выхода ему вручили адрес.
— От кого это? — спросил он.
— От дамы.
Ставрос взглянул на имя и номер телефона.
— Боже! Если бы вы знали ее раньше, ни за что не назвали бы дамой…
— Сейчас она выглядит отлично. — Пожилой мужчина неодобрительно поджал губы.
— Какая разница…
Ставрос порвал бумажку пополам и выбросил в мусорное ведро.
Вонни ждала, сидя в отеле.
Ждала и ждала.
Через два дня ее попросил к телефону какой-то мужчина. Она знала, что это не Ставрос. Звонил пожилой человек, его добрый голос она слышала совсем недавно:
— Это не мое дело и не моя работа, но я подумал, что стоит рассказать вам: ваш сын не взял адрес.
— Но почему вы не передали его?
— Я пытался, но… возникла некоторая путаница.
Вонни понимала, что зря спрашивает, но ей необходимо было знать все до конца.
— Что за путаница? Он оставил его, уходя?
— Да, можно сказать и так.
— Но как именно это произошло?
— Он… просто не взял его, мадам. Мне не хотелось, чтобы вы сидели и ждали неизвестно чего. После всего, что вы для него сделали…
— Он что-нибудь сказал? Хоть что-нибудь? Вы можете мне все рассказать…
— Нет, мадам. Ничего.
— Спасибо. Это уже облегчение.
Вонни собрала свой небольшой багаж и поехала в аэропорт. Саймон рассказывал, как путешествовать на “попутных” самолетах. Это выходило гораздо дешевле. Теперь, когда она осталась совсем без денег, конечно, придется задумываться о таких вещах.
— Если Вонни полетела в Англию, может, она и в Ирландию приедет, на нашу свадьбу? — предположил Деклан.
— Очень может быть, — мимоходом ответила Фиона. — И когда мы займемся организацией, мы, конечно, пригласим ее.
— Может, лучше устроить все пораньше? — предложил Деклан.
— Может, лучше все как следует обдумать, а не делать наспех? — поддразнила его Фиона.
Иногда Деклана беспокоило, что Фиона отказывается назначать конкретную дату. Он был готов жениться хоть завтра, но не хотел давить на нее. Что ж, значит, он подождет, пока она будет готова. Впереди у них вся жизнь.
Отцовский друг Матти дал Деклану адрес близнецов, и Деклан отправил им пятьдесят евро.
Если вам попадется что-нибудь красивое, может, какой-то интересный местный сувенир и при этом не слишком тяжелый, пожалуйста, привезите Фионе подарок. Это будет сюрприз, так что ей ничего не говорите. Она мне сказала, что вы там фактически сами следите за магазином и домом. Прекрасная работа!
На улице Сент-Иарлат все так же: весна славная, хотя, конечно, с вашей погодой не сравнится. Я снова хожу, только слегка опираюсь на палочку. Можно сказать, я стал почти “как новый”, хотя я и “новый” был не то чтобы очень хорош.