Синий – это цвет пограничных мест и пределов, недоступных для жизни, например, дымки, которая растворяется в ничто, вечного снега и самого центра пламени. Подобным же образом он проникает в тени, сумерки и далекие линии горизонтов. Он сродни покою и чужд всему подвижному.
Когда появляется красный цвет, мы ощущаем приближение и ускорение отношений – синее, напротив, вызывает чувство удаления и промедления. Сад с синими цветами поэтому наиболее благотворно влияет на наши глаза. Комната с синими стенами представляется нам больше, спокойнее, но и холоднее. Синий цвет имеет целительную для сердца силу. Народная мудрость связывает его со всеми странными, ненастоящими, хмельными состояниями, в особенности если это лазоревый цвет; затем он опять-таки выступает как символ таинственного, верного и постоянного. В самом деле, синий, в противоположность поляризующему красному, является цветом, наиболее подходящим для человеческих союзов, универсальным цветом как таковым. Подобным же образом он указывает на духовную жизнь и, особенно в фиолетовых оттенках, на бесплодность плоти.
Синий цвет связан с духовным, но не с благородным состоянием – последнее как раз характеризует красная гамма, преобладающая в пурпуре. Он почти не имеет оттенков – он уместен там, где закон соединился с самой жизнью, не там, где его насильственно применяют. Соотношение синего и красного дает материал для возвышенной медитации: в сфере космического – о небе и земле, в сфере человеческого – о священнической и царской власти.
Черная треска[19]
Берген
Корабль зашел в порт глубокой ночью, и краны немедленно приступили к разгрузке. Лежа в своей маленькой каюте, я сквозь сон слышал, как они поднимали грузы из трюмов корабля и опускали их на берег. Под эти мерные звуки, разделенные моментами тишины, мне приснился недобрый сон. А привиделось мне, будто один из крюков зацепил меня за край одежды и поднял на огромную высоту, снизу же на меня смотрела испуганная толпа людей. Когда один кусок ткани рвался, крюк цеплялся за другой, и я продолжал висеть. После каждого такого движения зрители издавали громкие крики. Наконец кран осторожно опустил меня на землю. Толпа поспешила навстречу, и я узнавал в ней людей, которым я был неприятен и которые всегда желали мне зла. Тем более странным показалось мне то, что все они смотрели на меня дружелюбными и сочувствующими взорами. Они дотрагивались до меня кончиками пальцев и ощупывали мое тело.
Проснувшись, я вышел на берег, чтобы прогуляться по торвету. Северные портовые города напоминают мне картины из далекого детства; они навевают скуку, но в них я чувствую себя как дома. К этому времени в порт начали стекаться рыбацкие лодки, уходившие на ночь в море, и прилавки торговцев рыбой наполнились свежим уловом. Мое внимание привлекла треска, гладкая блестящая рыба, которую вылавливают в огромных количествах и из-за черного цвета еще называют «угольщиком». Перед смертью жизненная сила выходит из нее чередой мелких продолжительных содроганий. Тысячи и тысячи рыб раскинулись по рынку черным трепещущим ковром, окаймленным с четырех сторон пестрыми прилавками цветочных лавок – жуткое и веселящее зрелище.
Я обратил внимание на одного работника, который, заигрывая с красивой служанкой, умертвил не менее сотни рыб. Он выхватывал их из чана и не глядя перерезал им острым ножом глотки прямо под жабрами. Это равнодушное занятие резко контрастировало с болью, которую оно вызывало. И дело было не столько в жестокости, сколько в механическом безразличии к происходящему. Какими тщательными и осмысленными были движения старого рыбака, которого я наблюдал на Юге, у небольшого утеса в Алкудии, за сортировкой и разделыванием улова! Между ними такая же разница, как между получающим свой товар торговцем и охотником, приносящим дичь.
За завтраком мне пришла в голову мысль, что мы живем в эпоху двойного истребления, когда нам угрожает как деловая хватка первого, так и хладнокровная жестокость другого. Подобно Одиссею, мы плывем между Сциллой и Харибдой мировых и гражданских войн – и, вероятно, как и эти рыбы, не знаем даже названия того процесса, в сетях которого бьемся. С каким удовольствием я прочел бы об этом в какой-нибудь книге по всемирной истории через пару столетий! Но, к сожалению, такие отчеты часто напоминают страницы, где не хватает точек над i. В Париже 1792 года тоже были приятные вещи, такие же, как и превосходный завтрак, подаваемый на рыбном рынке в Бергене в одиннадцать часов утра прямо рядом с прилавками.
Historia in nuce:колесо фортуны
На борту
Типичное зрелище, часто наблюдаемое на наших ярмарках, – группы людей, собирающихся вокруг колес фортуны. Мы безучастно проходим мимо одной из фигур судьбы, которым подчинена наша жизнь, и не придаем этому колесу никакого значения. А между тем его стоило бы рассмотреть чуть внимательнее, даже если мы пренебрегаем выигрышем, который сулит нам смешной крикун.
Эти маленькие машины встречаются нам в различных формах, но объединены они общим принципом. Их механизм основан на взаимодействии колеса или кружащегося диска с системой символов, представленных в виде цветов, цифр или знаков. По идее, колесо счастья можно представить себе как состоящее из двух кругов, где первый, неподвижный, подразделен на фрагменты, а второй лишь совершает движение.
Игра упростится, но суть ее не изменится, если круг символов объединить с вращающимся кругом. Таково устройство рулетки в ее привычной форме, которая предстает перед нами как простой диск. Однако если сделать некий поперечный разрез, то на первый план выступит ее двойственный характер; во-первых, мы различаем колесо, во-вторых – круг символов, приклеенный или нанесенный на него краской. В то же время существуют такие разновидности рулетки, где колесо вращается, а независимый от него круг символов стоит на месте. Такое устройство имеют колеса счастья, сделанные в форме волчка, где бегающий шарик останавливается в устроенных по краю ложбинках. Благодаря этому игра становится более четкой, ибо круг символов остается в сущности неподвижным и сохраняет постоянство своей структуры. На этом зиждется устойчивое соотношение выигрыша и проигрыша, и вместе с тем надежный расчет всех предпринимателей, на которых работает колесо счастья.
Совершенно иначе это устройство отражается в мире игрока. Для него огромное значение диска объясняется тем, что он связан с тем фрагментом круга символов, на который указывает жребий. Этой цели служит особое приспособление, индекс, дополняющий колесо фортуны и придающий определенный смысл пустому движению диска. Теперь весь ход игры выглядит так: над фиксированным кругом символов движется стеклянный круг, на который нанесен значок. Метка на остановившемся диске указывает на некий фрагмент круга символов, определяя тем самым выигрыш или проигрыш. Очевидно, что все это устройство становится настоящим колесом фортуны лишь благодаря индексу. Поэтому и ощущения игрока становятся особенно интенсивными именно в тот момент, когда метка показывает какое-то значение.
На практике индекс можно представить самыми различными способами. В виде простой стрелки, катящегося шарика, карандаша или зубца, за который цепляются спицы или фрагменты символического круга. Иногда его роль играет дротик, который пускают в сторону крутящегося колеса фортуны. По сути, то же самое действие осуществляет и рука сиротки, вытаскивающая жребий из вращающегося барабана, – так или иначе речь идет о слепом попадании в круг символов. Заблуждение всех игроков сводится к оптическому обману, вследствие которого круг символов оказывается для них чем-то вроде мишени, а индекс – нацеленным выстрелом. Им кажется, что если с первого раза они промахнулись, то со следующего попадут уж наверняка. Поэтому всегда, когда катится шарик, по игорным залам, словно флюид, распространяется напряженное ожидание, и каждый счастливчик мнит свой выигрыш чем-то вполне естественным.
Однако строение колеса фортуны скрывает в себе и другие, более существенные отношения, чем выигрыш и проигрыш: глубокая страсть, что возникает в сердце игрока при виде его движения, объясняется тем, что оно в то же время отображает и совершенную модель вселенной. С тех пор как человек читает свою судьбу по звездам, он представляет себе космос вращающимся колесом фортуны, гороскоп же, рисуемый нам астрологами, оказывается не чем иным, как символическим кругом, на который меткой нанесен наш час рождения. При взгляде на такой гороскоп нас охватывает трепет, всегда вызываемый игрой судьбы. Мы видим пестрый, неподвижный круг знаков, следующих друг за другом в неизменной последовательности, а над ним, подобно кольцам тумана, пустой круговорот времени. И все же на этом колеблющемся диске есть место для всех, кто когда-либо был или будет или кому суждено никогда не родиться из утробы бытия. Все они игроки; и оттого уже одно рождение само по себе, при каких бы обстоятельствах оно ни происходило, – одно попадание из миллионов, и человек, в счастье или в несчастье, по праву задает иногда странный вопрос: «А почему именно я?»
По принципу колеса фортуны устроены и наши часы. Отличие здесь в том, что циферблат заменяет круг символов, шестереночный механизм – вращающийся диск, а стрелка – индекс. Чтобы ход часов приобрел качество, необходимо связать его с нашим жребием. В лавке часовщика стрелки часов вращаются безотносительно, как в детской игре, где на кону – воображаемые ставки. Но когда часы оказываются у покупателя, они становятся явью, отбивая время праздника, скорби, суда. Существует поверие, будто часы у постели больного останавливаются в момент смерти. Для каждого из нас часы означают самое разное. Но очевидно, что игрок видит в них прежде всего колесо фортуны. Оттого-то каждый новый час готовит ему нежданный выигрыш, удары судьбы, перемены, путешествия, любовные свидания и самые разные приключения. Другую противоположность воплощает собой тип людей, для которого часы являются лишь хронометром. Тем не менее они тоже похожи на игрока, довольствующегося малым, но верным выигрышем. Правда, такие люди должны знать, что даже ничтожные проценты не гарантируют сохранности нашего капитала, и равным образом к ним относится выражение