Я потянулся вперед и вдруг вспомнил кое-что. Точно такое же изображение я видел на той самой картине, в замке, что расположился в червоточине на территории Пылаевых. Точно так же какой-то безумец тянулся к сердцу изнанки, к самому центру её силы.
— Здравствуй, Деметрий! — прозвучало в темноте. Но это был ни звук, ни голос. Это была волна, которая вонзилась в моё сознание, едва не разорвав его на части. При том, что существо, говорившее со мной, явно пыталось говорить шепотом, в надежде сохранить мне жизнь.
Стоило мне услышать это имя, как что-то во мне стало просыпаться. Будто далекий зов предков, требующий выполнения святого долга. А еще я знал, кто передо мной, что это за существо — моя древняя противница. Та, в поисках которой я загубил не один мир, подчинив своей воле. Но так и не смог до неё добраться.
Эх, сколько бы всего я отдал для того, чтобы оказаться вот так, рядом с ней тогда, в дни, когда я был могущественен. Сейчас же это была насмешка судьбы. Вот, моё желание исполнилось. Я оказался прямо перед сердцем изнанки. Вот только, что я могу с ним сделать? Ничего.
— Вижу, моя посланница выполнила то, ради чего я её отправила, — произнесла волна. — Я рада тебя встретить, мой старый друг.
— Мы никогда не были друзьями, — произнес я.
— О, ты ошибаешься, — ответила мне чернота. — Ты тот, кто давал мне волю к жизни. Волю продолжать делать то, что я делаю. Рождать новые миры, пожирать старые. Продолжать круг перерождения раз за разом. Если бы не ты, я бы давно всё бросила. И я благодарна тебе, что ты есть. И знал бы ты, сколько сил я потратила чтобы вернуть теб як жизни. Сколько миров я отвергла пока нашла место где ты смог бы родиться вновь.
— Значит, я был прав! Ты женщина! Так, ты действительно идентифицируешь себя, как женщина? — спросил я, усмехнувшись. В памяти пронеслись сотни споров с советниками и мудрецами, которые приписывали удивительные свойства этой сущности.
— Ты всегда считал, что я женщина, так пускай будет так. Во всяком случае, во мне действительно есть как женское начало, так и мужское. Однако, можно сказать точно одно. Я мать. Мать многих миров, многих существ. Также я смерть. Начало и конец. Альфа и Омега, — произнесло существо.
— И зачем я нужен тебе? — спросил я.
— О, я снова хочу ощущать себя живой, бояться, ощущать беспокойство, что всё идет не по моим планам. А ещё я хочу увидеть, как воспрянет твоя империя, как многого ты добьешься в попытках победить меня. А ещё мне грустно видеть, как рушится то, что ты так трепетно создавал.
— Я тебе не верю, — твердо произнес я.
Изнанка помолчала. Темнота никак не показывала своих чувств. Она не смеялась, не грустила, просто молчала.
— Я думала, ты мой самый главный враг. Тот, кто однажды сможет сравниться со мной. Если бы я могла испытывать эмоции, то я бы испытывала бы злость на тебя. То, что ты погиб так легко от рук предавших тебя. Кто пользовался твоими благами, использовал это, чтобы свергнуть тебя, забрать себе твою власть. Ты должен продолжить свое дело Деметрий. Столько миров погибло, пока тебя не было. Ты же хочешь вернуться назад? Назад в свой мир? Туда, где тебя давно ждут? Где молятся на то, лишь бы ты вернулся? — спросила меня чернота.
— Неужели ты так просто, без условий, предложишь мне такую возможность? — криво усмехнулся я.
— Это будет не просто так. Я прошу тебя сделать это вославу мне. Служи мне. Делай всё то, что делал когда-то. Пытайся убить меня, но только во славу мою. Тогда мы оба станем более великими.
— Мне кажется, что я не должен соглашаться, — заявил я громко.
В этот момент вокруг раздался чистый звонкий звук, будто сотни миллионов колокольчиков зазвенели.
И я понял, что чернота смеялась.
— Ты всегда был очень наивным. Ты надеялся, что забрав моё сердце, ты заберёшь мою силу, но ты просто займешь моё место и будешь тем же, кем являюсь я. Возможно, я когда-то отдам тебе часть силы, и мы сможем с тобой соревноваться. Быть равными, но ты никогда не сможешь меня победить. Просто я поняла, что самый страшный враг, которого следует бояться — это одиночество, неспособность разделить с кем-то равным свою силу, свои возможности и свою власть. В любом случае я откровенна перед тобой, и я жду, что же ты ответишь?
— Я выберу свой путь! — твердо заявил я. — Я здесь перед тобой. Ты можешь меня убить, но я умру, идя своим путем твердо, без компромиссно. Я не пойду на попятную.
— И это лучшее, что я могла бы от тебя услышать, — вновь зазвучали колокольчики. — Возвращайся в свой мир, погляди, что с ним стало. А я понаблюдаю. Это лучшее развлечение для меня.
И меня вдруг понесло куда-то вдаль. Я почувствовал, как чернота растворяется. Сотни миллиардов пространств спустя мой полёт закончился. Я вдруг обнаружил, что нахожусь посреди бескрайнего поля. Вверху чернота, и это не звездное небо — это нечто другое…
Я обернулся. За моей спиной реальный мир. Точно такая же трава, только её освещает солнце, а я стою на черной траве, которую освещает изнанка. Я находился в мире, который наполовину был проглочен изнанкой, но всё ещё сохранял жизнь и продолжал бороться. И я знал, что это за мир, потому что когда-то отдал очень много сил ради того, чтобы отвоевать его назад. Заставить Изнанку подавиться моим миром, и сделать так чтобы он застрял в её ненасытной глотке.
Я шагнул вперед.
По привычке погладил ласку по голове. Та вновь оживилась и высунула любопытную мордочку.
— Кажется, я дома.
— Костя? — услышал я за собой возглас. — Где мы?
Я обернулся. Это был Степан Медведев.
— Степа! — улыбнулся я. — Вот уж не ожидал, что и тебя сюда занесет.
— Ещё бы знать, где мы⁈
— Тебе понравится, мой друг, — растянул я губы в улыбке.
Эпилог
Прошел всего месяц после того, как с Дибровым было покончено, а порядок в Братской губернии стал восстанавливаться сам собой. Как-то сразу стало всем понятно, что главной фигурой во всей Братской губернии является именно Роман Михайлович Злобин. И тут же потянулись вереницы просителей, попрошаек, жалобщиков и статусных людей губернии, что желали засвидетельствовать своё почтение графу Злобину.
Мэр Слуцкий жеманно заламывал руки, стоя в кабинете Злобина. Уж с кем с кем, а с ним Роман Михайлович не собирался церемониться.
— Какое удивительное совпадение, — улыбнулся Злобин, — как только не стало Диброва, ты сразу же вспомнил обо мне. Что больше никто не даёт тебе денег?
— Ну что вы такое говорите, Роман Михайлович, — изобразив удивление произнес Слуцкий. Просто мы с вами очень уж давно не виделись. А я вот мимо проезжал и подумал, дай-ка я к вам заеду. До этого, знаете ли, всё не досуг было, а тут как осенило: что это я давно Романа Михайловича не посещал? Я вам и коньячку привез хорошего из своих запасов.
Злобин поморщился. Все, кто хоть мало-мальски были с ним знакомы и в пребывали хороших отношениях знали, что Злобин алкоголь не пьёт.
— Не старайтесь, Слуцкий! И не переживайте. Я проспонсирую восстановление тюрьмы. Об этом уже давно веду переговоры с Гориным. Но в любом случае хорошо, что вы зашли. Потому что восстанавливать здание в центре города я буду не просто так. Думаю, вы это понимаете?
— Конечно, Роман Михайлович. Я сделаю для вас всё, что только захотите, естественно, в рамках установленных размеров.
— Ой, слушайте, не начинайте. Восстановить за свои деньги тюрьму — это уже за пределами рамок установленных размеров. А если вы уже сейчас начинаете юлить, может, и мне стоит отозвать свое пожертвование?
Признаться, Злобину сейчас было не до переговоров. Восстановление тюрьмы было таким пустяком, о котором и думать не хотелось. На столе красного дерева лежал толстый конверт с письмом из имперской канцелярии. Это письмо не сулило ничего хорошего, потому что было связано с гибелью Диброва и участием Романа Михайловича в этом.
Дибров был осторожным и до крайности неприятным противником. Готовясь к войне со Злобиным, он подразумевал, что с ним что-то может случиться, и немало компромата после его гибели отправилось в имперскую канцелярию, в том числе и на Злобина. Но где наша не пропадала, Роман Михайлович всегда находил выходы из самых сложных ситуаций, а Дибров, сколько не пытался навредить Злобину, никак в своей затее не преуспел. Главное, что все противники мертвы, и никто больше не будет вставлять палки в колеса, а дела делаются и будут делаться.
Вот скоро император организует поход на Иркутск, а там совсем другая война пойдёт. И Роман Михайлович ещё станет одним из первейших лиц империи.
Злобин размял виски. Слуцкий наконец ушёл, оставив его одного. Где только найти толковых людей? Способных действовать чисто и наверняка. Таких, как Костя, всего по пальцам пересчитать. Эх…
На заседание старейшин паладинского ордена рассматривали личное дело Виктора Сычёва, который проявил не только доблесть, а также выдержку и умение мыслить стратегически. Вследствие чего не только смог сохранить жизни паладинов, но и предотвратить прорыв тварей на территории российской империи.
— Что ж, Сычёв. Вы провели блестящую операцию, завербовали графа Злобина, предотвратили объединение культистов и ренегата Диброва. Жаль, конечно, что так и не смогли определить, кто же был гуляющимв тени, но в любом случае блестяще. Какие у вас есть пожелания? Хотите перевестись в столицу? У нас как раз освободилась прекрасная вакантная должность.
Сычёв покачал головой.
— Благодарю вас, но я бы хотел остаться в Братской губернии. Там ещё слишком много дел, но, если вы усилите довольствие этого региона, пришлёте больше способных бойцов, это будет лучшей наградой.
Сигимир Златоустов лишь хмыкнул. Он присутствовал на заседании, как вольный слушатель.
Инквизитор улыбнулся, но, быстро спрятав улыбку, посерьёзнел, он дал самую лучшую характеристику на Виктора. Всё-таки он был несправедлив, как к этому старому паладину, так и к графу Злобину.