Остальные продолжали разбегаться в разные стороны, прячась за автомобилями. Любопытная деталь — наши явно знали, кто и откуда ведёт огонь, а вот бородачи не понимали. Они вводили стволы автоматов по сторонам, крутили головами, теряя драгоценные секунды.
И эта задержка стоила им девяти бойцов, выведенных из строя едва ли за первую секунду. Только после этого они начали по-настоящему суетиться. Но мы сработали чётко и слаженно.
Каждый выстрел — минус один боец. Девять выстрелов — девять бойцов. Пока бородачи не спрятались за внедорожниками, мы успели положить ещё пятерых. Итого осталось шестеро, включая явного главаря, который сейчас валялся на земле с простреленной ногой и завывал, как раненый волк в капкане.
Наши ребята тоже не стояли на месте. Вооруженные револьверами, они уже окружали бородачей, сжимая кольцо. И судя по результатам их действий, они особо не переживали за сохранность бандитов.
Различие в подходах бросалось в глаза — если после наших выстрелов оставались раненые, то после Михаила и Вениамина оставались только трупы. Видимо, эти бородачи серьёзно их достали.
Молодой человек — судя по всему, все-таки именно тот самый барон Селиверстов — повернулся в нашу сторону и уверенно показал большой палец: мол, дело сделано.
Злобин неторопливо достал из кармана магафон, набрал номер и произнёс с нотками отеческой снисходительности:
— Всё в порядке, Гавриил? Все живы-здоровы? Отлично. Какие документы подписывать, ты знаешь? Если будет сопротивляться, наступи ему на ногу. Надеюсь, разберёшься сам. Если не разберёшься, отправлю к тебе Дмитрия, он точно миндальничать не будет. Но очень надеюсь, что ты уже научишься самостоятельно вести дела, Гавриил.
Закончив разговор, он отложил винтовку в сторону с удовлетворённым вздохом человека, хорошо выполнившего свою работу:
— Ну а теперь можно и пообедать.
Пока Дмитрий собирал винтовки, Злобин повернулся ко мне:
— Ну что, Константин, спешу тебя похвалить, неплохо ты отличился.
— Вы говорили про награду? — хмыкнул я, спокойно протирая руки салфеткой от пороховой пыли.
— Конечно, награда будет. Шикарнейшие чебуреки, — глаза графа заблестели как у ребёнка. — А ещё на сладкое… титул барона, — добавил он с улыбкой. — Ты как? Готов к такому повороту событий?
— Я-то готов, — невозмутимо ответил я. — Главное, чтобы к этому было готово семейство Пылаевых. Ведь если они начнут активно пытаться избавиться от меня, я же буду сопротивляться, — развёл я руками.
— Но главное не доводи до смертоубийства. Всё остальное — дело семейное, — усмехнулся Злобин.
Его взгляд вдруг стал пытливым, почти серьёзным:
— Ты когда-то при нашей первой встрече сказал, что мой план ущербен. Ты всё ещё так считаешь?
Он не стал дожидаться ответа:
— Как видишь, здесь все норовят отгрызть от меня кусок, а один я попросту не успею от всех отбиться. Мне нужны верные люди, такие, на которых я могу положиться. И пусть уж лучше это будут подобные тебе, чем типчики вроде Зорина, которых стоит лишь припугнуть, и они тут же забывают своих старых хозяев.
Граф изобразил замысловатую пантомиму, прокручивая кисть в воздухе:
— В тебе есть что-то такое… и я верю, что ты как минимум не подставишься. А даже если что-то и произойдёт, скорее умрёшь, чем откажешься от своих слов.
Он кивнул в ту сторону, где барон Селиверстов и мои недавние знакомцы разбирали последствия перестрелки:
— Других же будут сдерживать печати.
Глава 17Семейная идиллия
Вскоре мы вернулись к домикам, и там нас ждало настоящее пиршество. Ароматные чебуреки, только что извлечённые из кипящего масла, соблазнительно исходили паром. Их золотистая, пузырчатая корочка казалась произведением искусства, а от аппетитного запаха кружилась голова.
Я отломил кусочек и осторожно попробовал. Хрустящее тесто, сочный мясной фарш, в котором угадывались нотки лука, кориандра и какого-то особенного, пикантного аромата — это было настоящее откровение. Сок, заключённый внутри чебурека, горячий и наваристый, едва не обжёг язык, но это лишь усилило удовольствие от трапезы.
Злобин наблюдал за моей реакцией с явным удовольствием:
— Недурно, правда? Моим поварам равных нет на три губернии. Семейный рецепт, как говорят.
Чебуреки оказались настолько вкусными, что я не заметил, как расправился с тремя. Сочная начинка, тающая во рту, идеально подобранные специи — это стоило каждой минуты напряжённой «работы».
Дмитрий, поедая четвёртый по счёту чебурек, откинулся на спинку стула и не сдержал лёгкого, почти неслышного «звука удовлетворения», тут же поднеся руку к губам с извиняющимся видом.
— Теперь куда? — спросил я, промокнув губы салфеткой. — Какие на сегодня ещё планы?
— Теперь к Пылаевым, — хохотнул Злобин. — На сегодня утренний план выполнен.
Я едва не рассмеялся, отчётливо представив, как мог бы выглядеть его ежедневник:
1. Предотвратить покушение на себя;
2. Отбить нападение на предприятие и отжать земли у конкурента;
3. Перестрелять пару десятков бандитов.
4. Оформить титул.
Злобин прям-таки супергерой этих земель. Санитар, я бы даже сказал.
— Люблю вкусный обед после отстрела негодяев, — словно прочитав мои мысли, мечтательно произнёс граф, вытирая руки. — Особенно, когда это так полезно и аппетиту, и делу.
На этот раз члены семьи Пылаевых встретили нас не столь радушно. По крайней мере, на их лицах не было и намёка на приветливые улыбки и доброжелательные приветствия. Воздух в доме будто пропитался напряжением — густым, осязаемым, как перед грозой.
Несмотря на настроение хозяев, Злобин буквально лучился добродушием. Он рассыпался в комплиментах хозяйке, высказывал галантные комплименты дочери и проявлял искреннее дружелюбие по отношению к Александру Филипповичу, словно не замечая их холодности.
Мы быстро прошли в кабинет хозяина, где нас уже ждал нотариус, облачённый в строгий чёрный сюртук, застёгнутый на все пуговицы.
Всё семейство в полном составе заняло места с одной стороны вытянутого стола. Только сейчас я обратил внимание на детей Пылаева — Алиса, была яркой брюнеткой с миндалевидными карими глазами, в которых искрилось едва сдерживаемое возмущение. Её изящные пальцы нервно теребили кружевной платок.
Рядом с ней сидел молодой человек — полная противоположность сестре. Светловолосый, с холодными голубыми глазами матери и решительным подбородком отца. Наследник рода Пылаевых — Дмитрий. Он смотрел на меня с нескрываемой враждебностью, которую даже не пытался спрятать.
Сам барон выглядел изрядно вымотанным, под его глазами залегли глубокие тени. Кажется, последние пара дней дались ему непросто, особенно минувшая ночь, наполненная долгими и серьёзными разговорами. Причина главных его страданий сидела рядом и с каменным лицом и глядела перед собой — баронессе Пылаевой происходящее явно не нравилось.
С другой стороны стола расположились мы со Злобиным, а во главе, словно судья на важном процессе, восседал нотариус. Он методично разбирал бумаги и различные принадлежности — печати, сургуч, перья и чернильницы. Каждый предмет в истинном зрении фонил энергетическими узорами — тонкая вязь рун, защищающих от подделки и магического вмешательства.
Особенно сильно светился главный документ — свидетельство о признании. Я заметил на нём печать имперской канцелярии — знак того, что документ будет иметь высшую юридическую силу.
— Господа, — начал нотариус, откашлявшись, — мы собрались здесь для завершения формальностей относительно признания господина Константина законным сыном барона Александра Филипповича Пылаева.
Молодой Дмитрий при этих словах сжал кулаки так, что костяшки побелели. Алиса побледнела ещё сильнее, если это вообще было возможно. Баронесса сохраняла каменное выражение лица, но её глаза так и полыхали от сдерживаемых эмоций.
— Документы подготовлены согласно всем требованиям имперского законодательства, — продолжил нотариус. — Для их вступления в силу требуется лишь подпись барона Пылаева и свидетелей.
Александр Филиппович тяжело вздохнул и, словно собравшись с силами, взял предложенное перо:
— Нужно ли мне зачитывать текст? — спросил он у нотариуса.
— Не обязательно, но вы имеете на это право, — ответил тот.
— Думаю, все и так прекрасно понимают суть документа, — вмешался граф Злобин. — Константин признаётся сыном барона без права наследования владений. Однако, ему даруется право носить фамилию Пылаев и получать содержание, подобающее его статусу.
Наследник не выдержал:
— Отец, это безумие! — его голос звенел от возмущения. — Ты впускаешь в наш дом чужака!
— Дмитрий! — резко осадила его мать. — Не сейчас.
— А когда? — он подался вперёд. — Когда этот… этот…
— Следите за языком, молодой человек, — холодно заметил граф. — Вы ведь говорите о своём брате.
— Он мне не брат! — выпалил Дмитрий.
Барон Пылаев ударил ладонью по столу:
— Довольно! — рявкнул он, и я заметил, как вокруг его пальцев заплясали крошечные огоньки. — Моё решение окончательно.
Я наблюдал за происходящим со стороны, сохраняя невозмутимое выражение лица. Однако в истинном зрении следил за энергетическими потоками в комнате. Стихийная предрасположенность барона ярко проявлялась в моменты эмоционального напряжения — огненные искры танцевали вокруг его рук, словно готовые в любой момент воспламениться.
Интересно, что у его сына подобной реакции не было. Энергетические контуры молодого человека пульсировали, но без характерных для огневиков узоров.
«Видимо, стихийная предрасположенность значительно слабее, чем у отца», — отметил я про себя.
— Прошу всех сохранять спокойствие, — вмешался нотариус, явно привыкший к семейным сценам. — Это чисто юридическая процедура, и эмоции здесь лишь помешают.
Барон Пылаев глубоко вздохнул, взял перо и твёрдой рукой подписал документ. Затем перо перешло к графу Злобину, который с заметным удовольствием оставил свою подпись в качестве свидетеля.