лась этого. Наверное, я с ней не слишком церемонился.
Плевать.
Она всего лишь девчонка, такая же, как и все. Если захочу – трахну ее и второй раз. И точно так же благополучно забуду об этом, как сделал это тогда в школе – наш спор со Стефаном разбил ей сердце, но тогда я об этом не думал.
Да и сама фраза «разбил сердце» звучала для меня теперь глупо. Во-первых, сердце нельзя разбить. Если оно не остановилось в ее груди после того случая, то с ней все в порядке. Во-вторых, как оказалось, в случае чего его могут пересадить.
Вот мое сердце…оно не то, что разбито. Оно мертво. Утилизировано. Оно в чертовом мусорном ведре. А в моей собственной груди бьется нежная трепетная машинка, которая носит девушкам ужин и занимается любовью с безликой Богиней.
Я бы ее совсем иначе трахнул.
За всеми этими мыслями я сам не заметил, как вернулся в свою комнату. Я смотрел на свои руки и они ходили из стороны в сторону. Начало бросать то в жар, то в холод.
Я хотел гребанного кайфа.
Все мои желания отозвались болью в сердце — да такой, что захотелось вырвать его из груди.
POV Мика. Настоящее.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошла с тобой? — Лили заботилась обо мне каждую секунду свободного времени. Но я знала, что должна сделать это сама.
— Спасибо, Лил. Я справлюсь, правда, — я приоткрыла дверь автомобиля подруги и посмотрела на наш с Ником дом. Мы долго спорили — покупать недвижимость у океана с видом на воду, или на холмах, откуда открывался обзор на весь Лос-Анджелес. В итоге Доминик победил, аргументировав свой выбор тем, что океан у нас и так в пятнадцати минутах езды без пробок, а вот дом на холме — это престижно и более надежно.
— Может, тебе помочь дойти или хотя бы разложить вещи?
— Нет, я все сделаю сама, — я с благодарностью улыбнулась подруге и подождала пока она поможет выйти мне из машины. Я все еще опиралась на костыли, для подстраховки. Хотя уже могла передвигаться и без них, но это требовало много усилий.
— Ну, смотри, дорогая. Позвони мне вечером. Зови нас с Сэтом, как только будешь готова, — я сделала пару шагов в сторону дома и Лили добавила. — Прошу, не закрывайся ото всех, Мона. Ты нужна нам.
Затем я услышала NF–Thing Called Love, которую она включила на полной громкости и звук заведенного двигателя. Лили уехала, оставив меня одну, как я и хотела.
Я огляделась — наш спокойный, ухоженный и зеленый район рядом с Гриффит Парком(Griffith Park). Через дорогу шла миссис Шепард с двумя далматинцами и, заметив меня, помахала рукой. В шаге от меня заразительно улыбаясь пролетел на скейте Джаред Хейл — сын моих соседей, которому Ник всегда помогал с машиной.
Цвета неба и травы казались такими яркими после однотонных стен больницы, что я чуть не ослепла, а свежий воздух опьянял и дурманил, даруя ясность в мыслях.
Я видела, что здесь ничего не изменилось. Соседи смеются, солнце продолжает сиять над холмами моего любимого города, и, казалось, за все это время с неба не упало ни одной капли дождя.
Жизнь продолжалась, кипела, бурлила каждый день, и только у меня она остановилась. Приятный прохладный ветерок овеял лицо, и я вдохнула полной грудью прежде, чем войти в дом.
А потом я это сделала. Костыли поставила к стенке, и мой взгляд тут же упал на голубой джемпер, который небрежно висел на спинке кресла в гостиной — там, где его и оставил Доминик. Он одевал его по вечерам осенью или зимой, когда в Калифорнии становилось прохладно, хоть он и не сильно ему нравился.
Я медленно подошла к креслу и взяла свитер в руки. Мягкая ткань заскользила под подушечками пальцев, а в ноздри ударил знакомый аромат — запах Ника. Он до сих пор остался на его вещах, на этом дурацком свитере, который он носил только потому, что подарила его я.
А потом я сделала то, что хотела сделать, как только вошла в наш дом — отчаянно уткнулась в свитер носом и зарыдала во весь голос. Сейчас можно. Здесь никто не слышит. Здесь можно, наконец, снова отдаться своему горю.
Его запах был таким свежим, словно и не прошло двух месяцев. Лили специально не стала трогать свитер, наверное, знала, что я захочу обнять его.
Я прижала его к себе так сильно, будто хотела, чтобы запах с этого свитера навечно стал запахом моей кожи. Я знала, что теперь я буду с ним спать, буду в нем ходить, и я вряд ли когда-нибудь решусь постирать его, потому что этот свитер насквозь пропитан Ником.
И я не хочу, не хочу, чтобы он уходил. Иллюзия того, что он только что снял его и ушел на работу, так реальна, что к горлу подкатил новый отчаянный вой.
Боже, надеюсь соседи этого не слышат. Хотя, мне все равно.
Я цеплялась за свитер, как ребенок за первую игрушку в своей жизни. Глаза то и дело падали на вещи, которые принадлежали Доминику: его любимая кружка, фотографии, расставленные на полках возле телевизора, фотоаппарат, работы на стенах…все, каждая вещь этого дома была пронизана Ником. Весь дом был им. Но его здесь больше не было.
— Малыш, не плачь пожалуйста. Теперь ты вышла из больницы, и я жду от тебя действий, — я плюхнулась в кресло и увидела Ника на диване: он лежал на подушках и с осуждением смотрел на меня. — Ты должна продолжить свою карьеру. Должна пойти в зал, как мы делали вместе. И ты обязана сопровождать Лили на всех ее субботних вылазках, иначе она снова наделает глупостей, — он подмигнул мне с улыбкой, которая показывала его ямочки на щеках.
Я ненавидела то, что он улыбался мне. То, как легко ему было. От мысли, что он совершенно не испытывает несчастья от нашей разлуки, мне становилось хуже. Почему?
— Тебе совсем все равно, да? Неужели тебе не больно, Ник?
— Я не чувствую боли, малышка. Ну, перестань, — он вдруг материализовался совсем рядом со мной и начал вытирать мои слезы пальцами. — Если бы и я грустил, ты бы совсем раскисла. А я этого не хочу. Я хочу увидеть, как ты пришла в себя, и уйти.
— Куда уйти?
Он молча посмотрел на меня — в его ореховых глазах отразилась какая-то тайна, неподвластная человеческому сознанию.
— Я должен идти дальше. Но я не могу. Пока ты…пока не уверен, что с тобой все будет хорошо, — он опустился, заглянув мне в глаза.
— Я хочу, чтобы ты вернулся. Я по-прежнему верю в это…, — я отбросила в сторону свитер и тут же ухватилась за края его рубашки. Ник отрицательно покачал головой —холодный, отстранённый, чужой. — Ты меня больше не любишь?
Взгляд Ника потух. Он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но будто не решался: он всегда так делал, когда не знал, как мне объяснить сложные вещи. Например, что-то что касалось его работы, строительства и других вещей, в которых я не разбиралась.
— Моя любовь к тебе изменилась. Стала еще сильнее, — наконец произнес он тихо-тихо. Я чувствовала, что ему тоже больно, но он сдерживается — как будто ему нельзя проявлять чувства. — Именно поэтому я хочу видеть тебя счастливой. Если я буду держаться за тебя так же, как ты за меня…ты сойдешь с ума, Мика. А я этого не хочу. Тебе и так нужна помощь…это неправильно, что ты видишь меня.
Я моргнула. На самом деле в комнате никого не было. Здесь не было Ника, я лишь хорошо представляла его присутствие у себя в голове, а его ответы звучали так правдоподобно, что я, порой, уже не могла отличить реальность от выдумки. Я действительно сходила с ума…если бы Лили об этом узнала. Если бы мама об этом узнала…
Если бы хоть один живой человек об этом узнал, они бы не отходили от меня ни на секунду.
— Я хочу засыпать с тобой, как раньше. Я замерзну без тебя, — пропищала я, давясь остатками слез. А потом я обняла его за плечи — как бы я не старалась, тут моя фантазия работала уже плохо. Его тепла я не чувствовала. Я могла лишь вспомнить до мельчайших деталей, каково это обнимать его. Утыкаться носом в его шею, зная, каждый шрам, каждый дюйм на теле.
— Я всегда буду с тобой, ты высечена в моем сердце, — прошептал он, и я почти почувствовала, как он обнимает меня в ответ, крепко прижимая к себе.
«Да, только твоего сердца больше тоже нет. Его сожгли вместе с тобой.» — пронеслось в мыслях, прежде чем Ник исчез, и я засела в кресле с его джемпером и фотографией до поздней ночи.
***
В нашем с Ником доме мне не стало хуже. Было также паршиво, как и в больнице, просто, теперь ко мне вернулась способность нормально двигаться. Врач сказал, что, если бы не моя сила воли, я бы вряд ли смогла нормально передвигаться — хорошо, что я вовремя взялась за свою ногу и заново научилась ходить. В костылях я больше не нуждалась и, несмотря на отсутствие настроения и желания, выходила на улицу каждый день понаблюдать за соседями, которые жили полной жизнью. Джаред был учеником старших классов и частенько закатывал в доме тусовки, но я закрывала на это глаза и не вызывала полицию.
В моей жизни почти ничего не изменилось: я все так же заваривала кружку чая — для себя, и кофе – для Ника, а вечером сливала уже давно остывший капучинно в унитаз. Ужин я накрывала для двоих, а потом половину отдавала коту, половину выбрасывала. В ванной по-прежнему стояли две зубные щетки, а одежда Ника оставалась нетронутой — правая часть гардеробной была как всегда полна его вещами. Я любила по утрам прикасаться к его рубашкам, представляя, как он выбирает одну из них, чтобы одеть на работу.
Все было как всегда. Я словно застряла в ожидании Ника, а на все попытки Лили, Сэта и остальных своих друзей выманить меня куда-либо я отвечала категорическим отказом.
Я уже не замечала, как секунды превращались в минуты, минуты в дни, а дни в недели. Время побежало так быстро, будто надсмехалось надо мной: «посмотри, я бегу, а ты меня не ценишь».
Не знаю, что было бы дальше, если бы не звонок, который заставил меня сдвинуться с мертвой точкой. А точнее, немного пошевелить своей задницей.