— Они прошли, — я потянулся к ее ягодным губам, но она отстранилась.
— Поклянись, что это правда.
— Отвечаю, малыш. Это правда, — положа руку на шрам, проникновенно говорю я.
Она злится, но кажется начинает мне верить.
— Спасибо, за правду, — она нежно присасывается к моей нижней губе, и это так охренительно, что мне почти становится стыдно за ложь.
А что я скажу? «Прости, Мика. Я не просто омерзительная сволочь, как ты думала. Я тот убийца, который даже не дал твоему мужу шанса полежать в коме и выбраться из нее? Понимаешь, его сердце достали и сделали это как можно быстрее, чтобы спасти меня?». Неважно. Я не знал подробностей. Врачи говорили, что мозг Доминика погиб почти сразу, но не говорили ли они это для общего успокоения?
Я не мог этого сказать. Она задушит меня подушкой. Моя девочка может это.
— Ласточки, — выдыхает она, гладя мои ключицы. — Почему?
— Сегодня вечер откровений? А что мне за это будет? — я снова шлепнул ее по ягодице и грубо сжал ее нежную кожу. Остался синяк, и он мне нравился.
— Майкл! Не сейчас. Не сегодня, — она поцеловала мою татуировку, и у меня снова был готов. Уже пора.
— Майкл, ну, расскажи мне, — она начала ласкать меня, поглаживать все мое тело, при этом тереться щечкой о мои ключицы. Нежное мурлыкающе создание, которому невозможно отказать.
У меня развязался язык. Я рассказал ей о ласточке из детства, чувствуя себя полным идиотом.
— Это на удачу в боях. Символ свободы и того, что все рано или поздно будет хорошо. Знаешь…они как какой-то талисман. Некоторые люди носят крест. Я часто видел, как они сжимают его, молясь Богу. Я никому не молюсь, никому не поклоняюсь. Но когда меня бьют под дых, и мне кажется, что в глазах вот-вот потемнеет, я думаю: «я не могу проиграть. На мне мой талисман.». Я думал, у каждого человека есть такой.
— У меня нет, — Мика пожимает плечами.
— Я думал, это твое кольцо. Ну, ты понимаешь…ты до сих пор носишь его.
Мика замолчала, но прижалась ко мне еще крепче. Черт возьми, она даже не представляет, что прижимается сейчас к груди того, кто отнял сердце у ее мужа. Немыслимо. Как в какой-то мудрёной научной мистике.
— Нет, это не талисман, — просто и с грустью в голосе ответила она. Оставалось пять минут до конца ее дня рождения, и я совсем забыл о главном подарке. О том, который обещал ей, когда она прыгала с моста. Черт возьми.
— Теперь он у тебя будет. Дай мне минутку, — я бесцеремонно открыл одну из тумбочек. Одной рукой нащупал бархатный футляр и открыл его.
— Повернись спиной, — приказал я и удивленно вскинув брови, Мика послушалась. Я застегнул на нежной шее, покрытой моими засосами, цепочку.
Я почувствовал какую-то еще большую власть над ней. Будто повесил на нее цепь, радар, который всегда поможет мне отыскать ее.
Мика дотронулась рукой до кулона, что теперь покоился в углублении меж ее ключиц. Опустила голову, рассматривая его.
— Майкл, он такой красивый, — Мика кинулась мне на шею, ее разгоряченные соски прижались к моей груди. О да, девочка. Не нужно слов. Отблагодаришь иначе.
— Угу.
— Спасибо, — она оседлала меня сверху, позволяя члену ощутить насколько влажная у нее девочка. Снова. Или…все еще? Она вся в своих соках.
Член вновь заныл, но не болезненно, а в предвкушении добавки.
— Отблагодаришь кое-чем другим, — я со шлепком опустил две ладони на ее упругие сочные бедра.
— Не дождешься, — шепнула она, наклоняясь к моему уху.
Чистый кайф.
ГЛАВА 26
Я обнимаю Лили, позволяя подруге поплакать на своем плече. Редко вижу подругу такой разбитой. Впервые она выглядит куда жалобнее, чем я: копна белокурых локонов зализана в хвост из грязных волос, на ней надет мешковатый свитер и старые шорты.
— Неужели так сильно влюбилась? Но почему?
— Не знаю, Мика. Он очень умный, Джек хороший. Он как Доминик. Понимаешь? Сексуальный, милый. Строгий, но справедливый.
— Ник никогда не был строгим…
— Я готова вечно осыпать его прилагательными, просто потому что влюбилась, Мика. А сердцу не прикажешь. Я не знаю почему. Как увидела его, словно током ударило. Знаешь, а ведь я не верила, что так бывает. Помнишь, как я смеялась над твоими наивными чувствами к Майклу? — она щелкнула двумя пальцами в воздухе. — Ведь ты просто влюбилась в него. Ни за что. Вот и Джек палец о палец не ударил, чтобы я обратила на него внимание. И я обратила.
— Но ведь ты тоже нравишься ему… — я постаралась ее успокоить, отчего Лил только скривилась, снова собираясь заплакать.
— Мика, он все сказал, — ее нижняя губа задрожала. — Я — дура. Сама спровоцировала его…у нас был секс. Такой…потрясающий. А потом нам пришлось поговорить. И он сказал…что был женат. И эти его девочки, Боже, такие чудесные!
Я слышала эту историю уже третий раз за сегодня. До сих пор находилась в шоке от услышанного.
— Врачи никак не могут помочь его бывшей жене?
— Нет. Она находится в клинике. И знаешь, он навещает ее иногда. Но она его не помнит. Совершенно. Как и своих девочек. Джек поэтому так холоден ко мне. Не хочет никого к себе подпускать. Полностью ушел в работу, посвятил себя пациентам и дочкам. Ну, разве он не идеален?
Жена Джека потеряла память в следствии травмы, о которой Лили сама не знала. Она не ведала подробностей их истории, но по крайней мере, теперь она понимала, почему ее чувства к Джеку безответны.
Ему действительно тяжело открыть кому-то сердце. Он до сих пор любит жену.
Я понимаю его.
Я до сих пор люблю Доминика. Но его больше нет. А жена Джека — жива, но не помнит его. Я даже не знаю, что хуже…
Не представляю, как бы я себя чувствовала, если бы однажды вернулась домой и взглянула в глаза Доминика. А на меня бы смотрели два пустых карих омута, не знающих обо мне ничего: ни имени, ни моих привычек, совершенно ничего обо мне.
Два незнакомца живущие под одной крышей.
Эта история поразила меня до глубины души. Когда я потеряла Доминика, мне казалось, что больше никто в мире не испытывал ТАКОЙ боли, как я. Свое заблуждение я поняла уже с первого занятия на собраниях психологической поддержки.
— Идеален, милая. Конечно, идеален, — хочу как-нибудь успокоить Лил, но вместо этого погружаюсь в свои мысли.
А они уносили меня только к Майклу.
— Я чувствую, тебе тоже есть, что мне рассказать, — всхлипывает Лили, свернувшись калачиком на кремовом диване в гостиной моего дома.
— Я не знаю, Лили, — голос срывается, потому что имя «Майкл» сейчас вызывает во мне столько различных эмоций и чувств, что мне трудно поверить, что это по силам всего одному человеку.
Майкл начал затмевать все в моей жизни. Каждым своим словом, каждым движением.
Я чувствовала себя так, будто знаю его десятки лет, и так — будто он незнакомец, одновременно.
А вот он явно знал обо мне все. Буквально читал мои мысли. Угадывал мое прошлое, знал каждую черту моего характера, будто залез в голову и зазубрил все мои истины наизусть. Он всегда знал на какое место во мне надавить, чтобы добиться гнева или ласки. Он изучил меня, пробрался в самые недра моей души, и я понятия не имела, как ему это удалось.
Я его недооценивала.
По крайней мере, его умственные способности и силу духа.
Ни тогда в школе, ни сейчас. Считала боксером, который в руках не держал ни единой книги и был привлекателен мне только внешностью, «крутостью» и мужественностью.
Но он оказался глубже, чем я думала, и это только усугубляло ситуацию.
Осознание пришло внезапно, и от него мне стало как-то отвратительно стыдно. В очередной раз перед Ником.
Потому что я безоговорочно провалилась в Майкла Миллера снова. Как та маленькая девочка внутри меня.
Я знала, что путаю любовь с влюбленностью, а влюбленность со страстью. Поэтому отчаянно держала себя в руках, и особенно хорошо это получалось, когда Майкла не было рядом.
Эти три дня я жила у него. Ходила на работу, отвлекаясь от дурмана, который он напустил в мой разум.
На съемках, очередная маленькая никому незапоминающаяся роль, я была полностью посвящена любимому делу, а в перерывах вновь и вновь возвращалась к Майклу.
И я понимала, где он сейчас находится. В своей гребанной «Арене». Тренирует грудастых телок, которые призывно улыбаются ему и с радостью готовы раздвинуть перед ним ноги. Он улыбается им в ответ.
Не верю, что Майкл моногамен. Он с подросткового возраста трахал все, что движется, и я прекрасно знаю, что он не для серьезных отношений, и не могу ему доверять. А значит время, которое я трачу на него, впустую.
И каждый раз я говорю, что это в последний раз.
Я выхожу со съемок, полная уверенности в том, что сяду в такси и уеду домой. Но он тут как тут. Рыцарь, просчитывающий любой мой шаг наперед — встречает меня после работы. А дальше я могу думать только о том, как он силен, мужественен, и как синие джинсы обтягивают его идеально-накаченные бедра. Я могу думать только о том, как…
Представлять, как через несколько минут эти бедра будут вбиваться меня, доводя до таких уровней блаженства, с которых совершенно не хочется спускаться.
Лететь вниз с обрыва это прекрасно, но в отношениях с Майклом я лечу на дно ущелья без страховки. И когда я шмякнусь и рассеку свое сердце об острый камень, боль будет настолько сильной, что я даже ее не почувствую.
Это будет просто конец.
Лили теребит в руках мой кулон — подарок Майкла. Маленькая серебряная ласточка на тоненькой аккуратной цепочке. Не смотря на всю простоту украшения, я знаю, что кулон недёшево ему обошелся — крылышки птички украшены маленькими бриллиантами.