— Что ты такое говоришь, — ощутила, как из глаз ручьем полились слезы, они опускались на его пальцы, с помощью которых он выбивал из меня душу.
— Это ты, что говоришь? У меня было плохое настроение, и все, о чем я думал, это как приеду с тобой домой, заберусь в гребанное теплое джакузи и не менее теплую девочку… - всего на секунду под конец этой тирады он стал мягким, шепотом произнося последние слова в мои губы.
Мое тело отреагировало мгновенно. Мои ноги уже инстинктивно сжимались в ответ на его шепот, и я еле сдержалась…в который раз, чтобы не отдаться чувствам прямо здесь и забыть эту жуткую ссору. И все, все до последнего слова, что мы сказали.
Ведь это он. Мой Майкл. Мой защитник…мой мужчина…в эту самую минутку я вдруг поняла, что готова. Готова поверить ему, отдаться и сделать все, чтобы не было слов «это в последний раз». Чтобы просто быть его последней…единственной.
Майкл…тихо, тихо, тихо. Прошу, перестань.
Но он кричал.
Чертов неуравновешенный боксер с манией величия.
— Какого черта тогда ты жила у меня три дня?! Почему не сбежала? Да я бы тебе и не дал! — он тяжело дышал, держа меня в руках, пока я плакала, погружаясь в очередную истерику.
— Ты сам себе противоречишь…
— Это ты себе противоречишь! Трахаешься со мной, а думаешь о другом. И не шлюха ли ты после этого?!
Моя рука машинально взметнулась, я с огромным удовольствием ударила этого эгоистичного подонка по лицу.
Майкл даже бровью не повел. Но красноватый след на его щеке остался.
— Не смей меня так называть…не смей, — мои губы дрожали, желваки под его скулами загуляли с сумасшедшей скоростью. Майкл схватил мое запястье и скрутил ту руку, которой я его ударила.
— Не буду, Мика, — выдохнул он, его рука опустилась на мою шею. Он не сдавил ее, не причинил мне боли. Всего лишь держал палец на сонной артерии, явно показывая, кому я принадлежу и кто теперь управляет моей жизнью.
А потом его полное ярости лицо смягчилось. Морщины разгладились за секунду, серые глаза смотрели бесстрастно и даже с пренебрежением…и брезгливостью.
Я знала, о чем он думал. Эгоист чертов. О том, что я думала о Нике все эти дни, но это не было правдой. Когда я шептала ему «твоя», чувствуя, как он наполняет каждую клеточку моего тела, это было правдой.
Все было правдой! Я больше не могу отрицать своих чувств к Майклу.
— Пшла вон, — просто попросил он, убирая руку с моего горла. Отпустил, слегка откинув к двери. Грубо, унизительно. Так, будто прикасаться ко мне — ниже его достоинства.
Хочется расплакаться, прижаться к его груди, бить его кулаками, умолять отмотать всю пленку назад, но я не могу.
Я тоже гордая. Держи карман шире, любимый.
Ему абсолютно плевать, что я задыхаюсь от слез, он даже больше не смотрит в мою сторону. Расстается со мной без грусти и сожалений. Использовал одну, она закатила истерику и попросила большего? Ничего страшного, пойду потрахаюсь с другой.
Вот она его жизнь. Полная грязи, пустых дней и не менее пустых телок. Пусть пойдет и захлебнется в этом дерьме…
Я плачу еще больше, несмотря на всю ненависть и эти мысли, меня будто приковало к этому креслу. Я не хочу уходить.
— Видеть тебя не хочу, — добил он, забивая гвоздь в мое сердце.
Я наспех вытираю слезы и полностью расправляю лицо — я актриса, но боль так сильна, что я не могу даже принять равнодушную маску. А Майкл может.
— Больше и не увидишь, — собираю остатки гордости и выхожу из машины — дверью не хлопаю, как сделал бы он. Элегантно направляюсь в сторону своего дома, откидываю волосы на спину и эффектно виляю бедрами.
Открываю дверь, прохожу внутрь дома, где меня уже ждет любимый Луи. Он жалобно смотрит на меня, потому что хочет есть. Я смотрю на кота и спускаюсь по стенке двери, захлебываясь, давясь слезами и воплями, что вырываются из разодранной гвоздями груди.
Ненавижу…ненавижу ублюдка! И зачем в это ввязалась? Как могла купиться на его слова, защиту и заботу? Он давно прогнил изнутри. Давно, еще когда мы были школьниками.
Я расползаюсь по полу, хватаясь за обувь, которая попадается мне под руку и бью ею о паркет.
Я рыдаю, испытываю жгучую боль, и все это из-за Майкла, из-за него, черт возьми, не из-за Ника.
Пусть я предательница. Пусть я жена-шлюха.
Но я окончательно и бесповоротно влюблена в Майкла.
ГЛАВА 27
POV Майкл
Чем больше я сближался с Микой, тем больше «я» возвращался. Сердце…оно стало моим. Я больше не ощущал его как нечто чужеродное, разрывающее, играющее против меня. Я слился с ним.
Перестал протестовать.
Это было не легко. Прислушаться к сердцу трудно, понять, чего оно хочет — еще труднее.
Но теперь и мой разум, и мое сердце хотели одного — Мику. Я и думать не мог о том, что она может принадлежать кому-то другому.
И наконец, тело. Оно хотело Мику больше всего изначально, но теперь границы между этими тремя составляющимися стерлись.
Я не знал этому названия, да и не хотел в этом копаться. Я просто хотел быть уверен в том, что она НИКОГДА, НИКОГДА, на хрен, не будет с другим. Даже если это маньяк, который посмеет дотронуться до ее тела.
Которое мое. Абсолютно все.
Которое я был намерен изучать, целовать, доводить до изнеможения. Я хотел смотреть в ее глаза и видеть, что она видит во мне все. Что принадлежит мне. Что она все сделает ради меня, даже забудет своего мужа. Мне плевать, что это ужасно, эгоистично и гадко, и плевать, что я украл у него сердце…
Нет, на самом деле все это было не совсем так.
Я сближался с ней, да, и вместе с тем росло во мне и нечто другое. Совсем для меня не приемлемое. Гребанная совесть.
Я всегда лгал легко, не моргая. Но когда у нее пошли эти вопросы про шрам, я чуть не взвыл.
Я обманывал ее. И не по мелочи. Я знаю ВСЮ правду, правду, о которой не стоит молчать, но не говорил Мике ни слова.
Знал, что, как только расскажу ей все, потеряю. И знал, что, если не расскажу — никогда не сделаю Мику своей. Мы не сможем продвинуться дальше. Так и будем жить, трахаясь, она будет не понимать, кто мы друг другу и иногда в полусне шептать имя «Ник». А это должно быть «Майкл», черт побери.
МАЙКЛ.
Мое имя и только мое.
Поэтому я был такой нервный. Вез ее домой, знал, что нам предстоит трудный разговор…в мыслях я просчитал уже все возможные варианты. И то, что будет рыдать, запершись в ванной, и то, что будет бить меня, драться, провоцировать…во всех этих вариантах и грезах я находил способ, как ее успокоить.
И этот способ был очень, очень сладок.
Чертова Микозависимость. Хуже кокса, будь она неладна. Он хотя бы всегда под рукой и не закатит тебе истерику…
А теперь сижу, щека горит, но не от боли. Ударила. Да пусть хоть забьет, стерва, меня это только возбуждает.
Вижу ее характер и тащусь. Другая бы давно мне на грудь упала, а потом бы и с головой в джинсы забралась.
А эта…сильная и никакая не бесхребетная. Или со мной такой стала? Как бы там ни было, я едва борюсь с желанием помчаться за ней и увезти обратно.
Майкл, я не привыкла к такому отношению к себе. Ник всегда…понимаешь, он никогда не использовал меня.
Вот сучка. Использовал?! Интересно, в какой момент это было?! Когда сделал ей сюрприз и подарил подарок? Когда трахал, а потом прижимал к себе так крепко, что и дуре было бы ясно, что я в жизни никого так не обнимал?!
Когда шептал ей, что она — единственная девушка, с которой я хочу просыпаться? Видимо спала эта стерва после оргазма и уже ни черта не слышала. Дура, дура, дура!
ДУРА.
Меня берет такой псих, что трясет вместе с рулем. Вместе со всей машиной. Несусь так, что другие тачки сигналят мне, потому что я лавирую между ними, как полицейский, догоняющий особо опасного преступника.
Я торможу у «Арены» выскакиваю из тачки, почти не закрывая. Черт с ней. Черт с ней.
Нужно с кем-то подраться.
Все проходит, как в тумане. Я выхожу на ринг, собирая толпу, которая не ожидала сегодня моего представления. Даже не помню лица своего противника, избиваю его так, что на нем этого лица уже и нет.
И не собрать.
Мне почти стыдно, но я не мог сдержаться. Он боксер. Он знал, на что шел. Мог бы и не соглашаться.
Сердце после боя покалывает, но легче мне не становится.
Мне поможет только наркота, секс или алкоголь.
Наркота — отпадает.
Секс — можно, но потом будет еще противнее. Хотя…
Начну с алкоголя.
Я заливаю в себя стопки всего, что попадается мне под руку, бармен постоянно подливает мне, он видел меня во всяких состояниях, но не в таком…
Телки вешаются на меня каждую минуту, но я почти их не замечаю. У одной силиконовые сиськи, у другой — губы. Третья — естественная и натуральная, красивая, что глаз не оторвать. Она сама лезет мне в штаны, вешается на меня так, будто я единственный на земле мужчина, а я только отталкиваю ее, не желая видеть.
Музыка разрывает уши, от виски с колой мозг погружается в долгожданный туман. Отпускает. На мои губы возвращается легкая улыбка.
Вспоминаю мою девочку. Девочку с характером. Еще утром она сопела на моем плече, а когда проснулась, ласкала мой член ручкой и не только…
У меня встает за секунду, да так, что болят яйца. Это какой-то кошмар. Гребанная Микозависимость.
Но нет, все. Это в последний раз. Это действительно был последний. Мы просто не можем быть вместе, и лучше она никогда не узнает правды.
Это может снова сломать ее. Убить. Вернуть в свое горе. Я не совсем тупой и понимаю, что года, прыжка в бездну и нового парня недостаточно, чтобы девушка могла забыть того, за кого вышла замуж.