ли истерики прилюдно. Она сошла с ума?
— Я тебе уже говорил, — ложь досталась мне легко. На этот раз. Если бы мы были одни и в интимной обстановке, думаю, я бы смог сказать ей правду.
— Пырнули ножом? Так? — зашипела она так, чтобы слышали только мы.
— Да, Мика, да. Успокойся. Со мной все нормально. Просто царапина. С чего вдруг снова этот вопрос?
— С того, что ты гребанный лжец! — она снова залилась слезами, на нас уже откровенно глазели все. И тут я все понял.
Она…знает.
— Ненавижу тебя! Просто ненавижу! Ты все знал, Майкл! ВСЕ! И ничего не сказал…да ты хоть представляешь, каково мне осознавать это?! Каково мне?
Блядь. А мне каково, ты не подумала, детка? Это я живу с трансплантированным сердцем и могу умереть в любую секунду. Не то что каждый бой, КАЖДЫЙ ШАГ, КАЖДЫЙ ГРЕБАННЫЙ ВДОХ может стать для меня ПОСЛЕДНИМ. Люди по-разному живут после трансплантации. Самое долгое — чуть больше тридцати лет. Так себе перспектива.
Я набрал в легкие побольше воздуха, приготовившись к серьезному разговору.
***
Он соврал мне, и действительно — даже не моргнул. Удивительная способность. Я бы так не смогла. Браво, Майкл.
Точно также он может лгать о чем угодно. О чувствах, например. Для него все эти ласки, все слова — ничего не стоят. А я, как та маленькая семнадцатилетняя девочка, все это время позволяла вешать себе на уши лапшу!
Это нужно заканчивать. Нужно. Майкл никогда не был идеалом, образцом того, как живет нормальный человек.
Почему у него были проблемы в столь молодом возрасте? Наследственность? Болезнь? Не думаю!
Я как на ладони вспомнила все разговоры о Майкле.
Травка, разбои, побои…наркотики. Много наркотиков. Он же никогда не думал о завтрашнем дне и спускал всю жизнь в унитаз.
И ЭТОМУ ЧЕЛОВЕКУ было отдано сердце Ника. Да он просто его не заслуживает…не заслуживает!
Я была безумна. Ослеплена болью, всем, что навалилось на меня за этот день. И новость о Нике, и новость о сердце Майкла…все это разрушило меня, в очередной раз надломило душу.
Хотелось оказаться где-нибудь далеко и в одиночестве. Где-нибудь у озера или морской воды. В полной тишине. В полном забвении.
Там, где нет чувств и любви. Но нет и боли. Почему любовь принесла мне столько страданий? Неужели я не заслужила простого человеческого счастья?
Что я, черт возьми, делаю не так?!
Почему мой муж скатывается в долги, а новый избранник оказывается неуравновешенным боксером, который все это время лгал о себе, о своей жизни, о своих чувствах?
Да что я вообще знаю о Майкле Миллере, кроме того, как классно он трахается?
Ничего. Совершенно ничего.
Знаю только то, что с ним я чувствовала себя защищенной и нужной. И что, несмотря на всю его напускную дерзость и пуленепробиваемость, он добрый. И он свободный человек, куда ветер подует, туда его и потянет, и поэтому за ним так хочется тянуться.
Он самый необычный мужчина, которого я знаю. Непредсказуемый.
— Мика, — Майкл вздохнул, его серые глаза призывали к нейтралитету. — Я понимаю, ты не в себе сейчас. Подождешь меня, и мы обо всем поговорим? Я обещаю. Хорошо, детка?
— Ненавижу тебя! Никакая я тебе не детка! — моя рука взметнулась, чтобы ударить его. Как я хотела выйти с ним на этот чертов ринг и забить в самое сердце.
Он поймал мою руку и глянул исподлобья — мне был знаком этот взгляд. Взгляд ярости. Взгляд зверя. И я только что выпустила его на свободу.
— Не смей. Так вести себя, — он наклонился к моему уху, зашептав с явной угрозой. — ПРИ ВСЕХ.
Я сглотнула, снова начиная завывать.
— Ударить меня хотела? — он тряхнул меня за запястье, его глаза, казалось, из светло-серого цвета превратились в глаза цвета тяжелого грозового неба. — Угомонись!
— Майкл, какой же ты говнюк. Смеешь мне лгать, а потом выворачивать все так, будто это я — изначальное зло. Меня тошнит от тебя!
— Сегодня ночью не тошнило, — парировал он. Ему нечего мне сказать, кроме как припомнить наш секс. Да, безумный. Да, сладкий. И да, меня не то что не тошнит от него, я, как безумная, готова, облизать каждую клетку его тела и съесть на десерт.
— Ты отвратителен! Я тебя ненавижу! Правда, ненавижу! И знаешь, что?! Ты не достоин этого сердца. Ты хотел умереть, когда вел свою жизнь к саморазрушению несколько долгих лет. Я честно не понимаю, почему такой, как Ник — прекрасный человек, погиб. А такие, как ты…
Мне было больно.
Но Майклу еще больнее.
Я хотела забрать свои слова, проглотить их, вместе с языком, но сказанного не вернешь. В глазах Майкла застыла не просто ярость и злость на меня, а открытая ненависть. Теперь уже он глядел на меня с отвращением.
И здесь даже не было страсти или сексуального подтекста.
Это был взгляд обиженного мужчины, который будет мстить мне до конца моих дней. Он сплюнул в сторону, а потом занес свою руку и ударил меня по заднице, унижая меня. При всех.
Я заскулила от боли.
Знаю, он хотел бы ударить меня по голове, разбить мне нос или челюсть. Таскать за волосы, выпотрошить душу — так мне и надо, думал бы он.
Мы оба ослеплены яростью, и она сожжет нас до тла. И что останется на этом пепелище? Ничего…уже ничего.
— Мне нечего тебе сказать, сука. У меня бой. Проваливай, — изрек после удара он. Мои бедра ныли, сердце обливалось кровью, а голова кружилась.
Хотелось упасть к его ногам. Забыть все, что только что произошло. Перемотать, переиграть…подойти к новостям спокойно, с трезвым разумом.
Но мне свойственно совершать ошибки также, как и Майклу. И я также, как и он, не собираюсь их признавать. Единственное, что у меня осталось — это гордость.
— Поступок настоящего мужчины, Майкл. Удар, унижение, обида. Да ты просто…
— Я уже слышал, какой я, блядь. Проваливай! К Нику, на хрен, проваливай! Хоть куда! ЭТО ТЕПЕРЬ МОЕ СЕРДЦЕ! МОЕ! И знаешь, что, стерва ты неблагодарная? — он взял меня за горло, хорошенько встряхнув. — Оно тебя больше не любит.
А потом он меня отпустил. Развернулся. К нему побежал высокий и худой паренек вместе с той девушкой, с которой я видела с ним в клубе.
— Я зол, есть силы для боя с Эвансом, — это все, что я слышала перед тем, как он обнял эту девицу.
Положил руки ей на талию. Их губы встретились, и на моих глазах он засунул свой язык в ее рот да поглубже. И он даже не смотрел на меня.
Закрыл глаза. Майкл закрыл глаза.
А я всегда считала, что закрытые глаза при поцелуе — признак наивысшего удовольствия.
И знаешь, что? Оно тебя больше не любит.
Одна фраза, способная убить меня без пули. Без ножа. Не помню, как села в машину. Не помню, как добралась до кладбища живой.
Не помню ничего кроме того, что мое тело стало олицетворением слова «боль».
ГЛАВА 29
Я сидела на коленях, и смотрела в одну точку.
Доминик Янг (1990 – 2015)
Гордость родителей и любимый муж.
Эта холодная плита и всего несколько общих слов — все, что осталось от моей любви. От нескольких лет нашей жизни.
После смерти Ника я часто думала о том, почему так получилось, что мы не завели ребенка. Ведь мы давно были в барке и могли себе позволить воспитание малыша. Но судьба оставляла нас без маленького, несмотря на то, что иногда мы пытались.
Я представила, каким бы прекрасным был ребенок от Ника. Почему-то я думала, что это был бы мальчик. Ник хотел назвать мальчика Акселем, а девочку — Аннабель. Я об именах не думала – считала, что как увижу своего малыша или малышку, имя придет на ум само собой.
У меня ничего не осталось от Ника. Кроме воспоминаний. А теперь еще и его сердца…живого. Которое годами билось быстрее или замедлялось, потому что я была рядом. Замирало при виде меня. Испытывало все эти эмоции…
Я не знаю, могли ли чувства Доминика как-то передаться Майклу. Внутренний скептик говорит мне, что сердце — это всего лишь мышца, орган, перегоняющий кровь.
Но что-то внутри меня считало совсем иначе.
Сердце — источник нашей жизни. И если голова отвечает за все, что мы совершаем в жизни, надеясь на удачу и холодной расчет, то сердце принимает решения вопреки. Я и сама, порой, не могу объяснить их.
Мама говорила в детстве: живи сердцем. Оно подскажет.
И теперь мое сердце кричит о любви к Майклу, несмотря на то, что чувства к Доминику живы и никогда не умрут. Он всегда будет занимать в моей душе определенное место, самое тайное и красивое место во мне…
Кажется, теперь я потеряла и Майкла.
Сердцем. Именно так я выбрала Майкла, когда была девчонкой. Глупой, невинной и наивной…я не думала. Не рассчитывала, как это было с Домиником, которого я полюбила со временем. Я присматривалась к нему, начала отвечать ему взаимностью, потому что он окружил меня заботой и любовью.
И заразил меня ею.
А теперь я разрушила Майкла, наговорила ему ужасных слов, как и он мне, и мне действительно кажется, что это конец.
Мы оба слишком горды.
И не простим друг друга.
Я не прощу его за «проваливай» в очередной раз, за унижение и измывательства. Он — за то, что в очередной раз сравнила с Ником.
Мы оба отвернулись друг от друга и пойдем дальше, не глядя друг другу в след, и не оборачиваясь. И от этого больно.
— Ник, — я потрогала траву, под которой покоилось все то, что осталось от Ника. Пепел. — Приди со мной попрощаться.
Но Ника не было. Мой больной разум был излечен. Он не собирался ко мне приходить, да и я прекрасно понимала, что на самом деле образ Ника был моим отражением. Отражением моих мыслей.
Сначала я придумывала его себе, чтобы справиться с болью. Потом — чтобы осудить себя за отношения с Майклом.