Они прошли еще немного.
— Ты его любила? — спросил Джошуа.
Ребекка надолго замолчала. Она много раз задавала себе этот вопрос в последние годы.
— Я думала, да, — вымолвила она наконец. — Но мы фактически не знали друг друга. Разве это можно назвать любовью? Я была им ослеплена и ошеломлена тем, как он меня добивался. И когда через полгода он сделал мне предложение, я согласилась.
Еще через полгода мы поженились, хотя жили в разных концах Америки, я в Нью-Йорке, а он в Лос-Анджелесе, и виделись от случая к случаю. Это был самый опрометчивый шаг в моей жизни.
Он считал, что я скоро уйду на пенсию, перееду к нему в Калифорнию, рожу ребенка и стану образцовой женой кинопродюсера, которая умеет вести светскую беседу с важными и влиятельными персонами, хорошо выглядит, знает толк в украшениях и дизайнерской одежде. А я никогда ему не говорила, что такая жизнь не по мне, что я не желаю быть женой напоказ, не говорила, что не уверена, хочу ли иметь детей. Я не была честной до конца ни с ним, ни с собой. Я все время откладывала уход со сцены. И за этот обман он не может меня простить. Да я и сама не могу себя простить.
— Но ты с самой первой встречи поразила меня своей прямотой и честностью. Трудно представить, что ты намеренно можешь ввести кого-то в заблуждение.
Ребекка поморщилась.
— Это был самообман. Я знала, что не хочу переезжать в Лос-Анджелес, и он сразу отмел мое предложение о переезде в Нью-Йорк. Я знала, что моя карьера балерины заканчивается, и я не знала, чем хочу заняться после. И тут появляется успешный красавец-мужчина, желающий устроить для меня жизнь, ради которой многие женщины пошли бы на все.
— Но ты не ушла на пенсию?
— Нет. Когда я согласилась выйти за него замуж, я сказала ему, что хочу танцевать еще один сезон. Затем одного из моих любимых хореографов попросили создать новый балет для труппы. Мы всегда хорошо работали вместе, и он решил поставить балет со мной в главной роли, и я снова не смогла уйти. После премьеры я была в такой отличной форме, что решила танцевать еще один сезон, хотя Айван ясно дал понять, что недоволен.
Я любила его, по крайней мере, мне так казалось, и мне действительно нравилось быть с ним, но я также любила Нью-Йорк и свою жизнь. Мне нравилось бывать в Лос-Анджелесе, но я просто не могла представить себя там постоянно. — Она вздохнула. — К тому времени мы были женаты уже три года, и я думаю, мы оба знали, что совершили ошибку, но были слишком упрямы, чтобы признать это. — Ребекка снова замолчала. — А потом я получила пост художественного руководителя, ничего не сказав Айвану.
— И что произошло?
Ребекка судорожно сглотнула, прежде чем продолжить:
— Он приехал в Нью-Йорк на премьеру моей постановки в дурном расположении духа, и после спектакля между нами состоялся очень неприятный разговор. Мы поссорились. Он требовал, чтобы я признала, что с самого начала не хотела переезжать в Калифорнию, расставаться с балетом, рожать детей, что все эти годы я водила его за нос. И я вдруг, к своему ужасу, поняла, что он прав. И так ему и сказала.
В отместку он натравил на нее прессу, обвинил во всех смертных грехах, устроил скандальный бракоразводный процесс.
Джошуа ничего не говорил несколько долгих секунд, но по-прежнему держал ее за руку. И она цеплялась за это утешение.
— Я понимаю, почему он был разочарован и расстроен, — вымолвил он наконец. — Но выходит, он совсем тебя не знал. Почему он захотел жениться на женщине с твоими амбициями и талантом и превратить тебя в типичную голливудскую жену? Наверняка в Калифорнии нашлось бы немало подходящих на эту роль женщин. Жениться на ком-то с намерением изменить его или ее — это самая большая глупость, какую можно совершить. Возможно, ты не сказала ему словами, какой хотела бы видеть свою с ним жизнь, но твои действия не могли быть более ясными. Если бы Айван по-настоящему любил тебя, он бы пошел на компромисс, вместо того чтобы заставлять тебя выбирать между твоей карьерой и той жизнью, которую он хотел.
Ребекка резко остановилась и повернулась, чтобы посмотреть на Джошуа. Неужели это действительно то, что он почерпнул из ее рассказа? Это было похоже на мнение Аниты, на то, что говорили другие друзья, но она ожидала, что они будут на ее стороне. А Джошуа совсем мало ее знает, но тоже поддерживает.
— Да, но я могла бы…
Он не дал ей договорить.
— Он женился на балерине на вершине карьеры, которую она сделала благодаря огромному таланту и упорной работе. Он должен был праздновать это, поддерживать, а не возмущаться. Может быть, тебе следовало уйти от него гораздо раньше, это правда. Но кое-что я узнал о тебе за последние четыре недели, Ребекка Нельсон: ты не сразу сдаешься и тебе не нравится терпеть неудачу. Сохранение трудного брака зачастую бессмысленная затея. Но я думаю, ты должна простить себя.
Она в изумлении на него уставилась:
— Ты не считаешь меня ужасной?
— Я думаю, ты храбрый человек, который сделал все возможное, чтобы извлечь максимум пользы из плохой ситуации. Мы все совершаем ошибки, Ребекка. И надо на них учиться и двигаться дальше.
У Ребекки задрожали губы, а глаза защипало от горячих слез. Она никогда не плакала, но от этой неожиданной поддержки плотину прорвало. По щекам Ребекки ручьем текли слезы, унося боль и чувство вины, а Джошуа крепко ее обнимал.
Глава 9
Джошуа прижимал Ребекку к груди, а в душе у него бушевала буря эмоций. Злость на ее бывшего, который хотел превратить замечательную женщину в голливудскую жену, гордость за Ребекку, сумевшую сохранить чувство собственного достоинства, печаль от того, что ее брак никогда не был настоящим партнерством, а лишь полем битвы. Нежность к храброй женщине, рыдающей в его объятиях, как он подозревал, впервые.
И главная из этих эмоций — желание, что было неуместно в данной ситуации, ведь он призван утешать, а не соблазнять. Но она прильнула к нему так, что он чувствовал все изгибы ее тела и хотел ее не в какой-то момент в будущем, а прямо сейчас.
— Вы оба хотели разного, и люди вы разные, — сказал он через некоторое время. — Это не преступление. Вы не сумели быть честными друг с другом или с самими собой. И это грустное, но довольно распространенное явление. Ты слишком долго цеплялась за умирающий брак, потому что не привыкла сдаваться. Но это не значит, что ты плохая, Ребекка, ты просто человек.
Она подняла к нему заплаканное лицо.
— Когда ты рассказывал мне о семейных традициях, я задумалась о том, что, вероятно, Айван был прав, когда заявил, что мои амбиции разрушили наш брак. У меня нет никаких рождественских традиций, почти нет фотографий, на которых я не танцую. Значит ли это, что карьера для меня выше семьи и что я действительно что-то упустила?
— Скажи, Айван предлагал отказаться от своих рабочих обязательств?
Ребекка отрицательно качнула головой.
— Я так и думал, — мрачно произнес Джошуа. — Воспитание детей — это совместное обязательство, независимо от того, как вы делите обязанности.
— Ты прав.
— Я это знаю из собственного опыта. А у тебя все же есть семейные традиции. Ты много рассказывала о том, что сейчас происходит в театре, о репетициях и ужине, который вы обычно устраиваете после премьеры, о празднике для детей сотрудников театра, об обмене подарками в канун Рождества. Я видел открытки, цветы и подарки, которые продолжают присылать тебе друзья и коллеги. Я слышал, как ты по телефону помогала коллегам справиться с трудными жизненными ситуациями. Ты создала семью в театре, Ребекка. Это огромное достижение. Я думаю, — добавил он, тщательно подбирая слова, — я думаю, что полезно оглянуться назад на свой брак и посмотреть, что пошло не так, чтобы извлечь из этого урок. Но тебе не нужно винить себя.
— Айван меня винит.
— Потому что его планы на брак провалились. Он не хотел и не старался тебя понять.
— И ты не считаешь меня эгоистичным и амбициозным трудоголиком?
Джошуа снова пытался подобрать правильные слова.
— Полагаю, что здоровые амбиции были тебе необходимы, чтобы стать тем, кем ты стала, и добиться того, чего добилась ты как балерина и как художественный руководитель. Важно то, что твои амбиции основаны на доброте, великодушии, юморе, упорстве, вдумчивости. Это делает тебя сильной и успешной, и в этом нет ничего зазорного.
Ребекка долго не отвечала, выражение ее лица было серьезным.
— Спасибо тебе, — наконец прошептала она. — Спасибо, что понял меня.
Она поднялась на цыпочки и легко, почти целомудренно поцеловала его в щеку, прежде чем обхватить его лицо ладонями. От ее прикосновения по его телу пробежала дрожь желания.
— Ты хороший человек, Джошуа Пирсон. — Еще один поцелуй. — И очень сексуальный мужчина. Давай вернемся в коттедж. — Она отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Я устала все делать медленно.
Ее намерение было ясно как белый день.
Вернуться по своим следам было быстрее, чем обходить вокруг озера. Ни один из них не произнес ни слова на протяжении двадцатиминутного обратного пути. Они быстро шагали, взявшись за руки, движимые желанием, не обращая внимания ни на мерцающие в чернильном небе звезды, ни на серебряный диск луны и сияющую на глади озера лунную дорожку. Оба понимали, что должны провести эту ночь вместе. Исчезли все страхи и сомнения, они безумно хотели друг друга.
Они все еще не проронили ни слова, когда добрались до домика, и Джошуа отпер дверь, пропуская Ребекку внутрь. Они сняли шапки и перчатки, сбросили пальто и ботинки и вошли в комнату. Джошуа включил лампу, подошел к плите и зажег ее.
Ребекка пребывала в нетерпеливом ожидании.
— Вино? Пиво? Содовая? — предложил Джошуа.
Ребекка качнула головой.
— Только ты. — Она прикусила губу. — Если ты по-прежнему этого хочешь.
Хочет ли он? Что за странный вопрос?
Он в два прыжка оказался рядом, приподнял ей пальцем подбородок, заглянул в карие глаза и хрипло произнес: