В толпе выделялся статный всадник, окруженный небольшим отрядом рыцарей.
Филипп!
Он жадно вглядывался в лица людей, стоявших на палубах. Ричард сразу понял, кого он ищет.
Увидев, что Беренгария готовится сойти с корабля, Филипп бросился к ней и, подхватив на руки, перенес на берег, чтобы она не намочила ноги. Это выглядело символично, ведь участь Алисии до сих пор не была решена. Столь галантным обхождением с женой Ричарда Филипп хотел показать всему свету, что он не в обиде на друга, который предпочел Беренгарию его сестре.
Но многие из тех, кто стоял на берегу, сомневались в искренности этого жеста. С Филиппом надо было держать ухо востро.
Ричард сошел с корабля последним, и Филипп на виду у толпы заключил его в распростертые объятия.
— Наконец-то! — воскликнул Филипп. — Что же ты так задержался, друг мой?
— Непредвиденные обстоятельства, — сухо ответил Ричард.
— Мне кажется, сто лет прошло с того злополучного дня, как мы с тобой расстались в Мессине.
Ричард проигнорировал его излияния и, оглядевшись по сторонам, заметил:
— Столько войск, а Аккра до сих пор не взята! Как это может быть?
— Пойдем, — засуетился Филипп. — Пойдем, я хочу поговорить с тобою наедине. Нам надо многое обсудить.
— Нет, — покачал головой Ричард. — Прежде я устрою смотр войскам. Я должен знать, какими силами мы располагаем. Господи! Да тут вавилонское столпотворение!
И действительно, тут можно было встретить французов и англичан, немцев, итальянцев, испанцев… да мало ли кого еще! Во всех странах, исповедующих христианство, люди считали своим долгом принять участие в крестовом походе за освобождение святой земли.
Когда Ричард объезжал войска, солдаты ликовали. Их радостные крики не оставляли сомнения в его популярности. Слава о подвигах Ричарда разносилась с невероятной быстротой. Его называли непобедимым. Никто не сомневался, что теперь, после его приезда, Аккра падет.
Ричард был особо доволен, заметив среди солдат множество госпитальеров, членов монашеского ордена, которые ухаживали за больными и ранеными. Они слыли искусными врачевателями, знали лечебные свойства трав и кореньев. У них всегда были в запасе льняные простыни и вино, в котором настаивались целебные травы. Когда госпитальерам приходилось делать операции — а на войне такое случалось нередко, — они давали раненому отвар из опия и мандрагоры, хорошо приглушавший боль. Без этих людей армия была как без рук.
Ричард воодушевился. Глядишь, с Божьей помощью им таки удастся победить! Не может же Господь оставить христиан, когда они заняты таким богоугодным делом!
С горящими глазами он вернулся к Филиппу.
Тот отпустил свою свиту и остался с Ричардом наедине.
— Почему ты так задержался? — с места в карьер начал упрекать Ричарда Филипп. — Я все ждал и ждал, а ты не подавал о себе известий.
— Зато теперь мне есть чем похвастаться. Я получил большой выкуп от Танкреда и завоевал Кипр.
— Ричард, ты отправился в поход не ради собственного блага!
— Кипр будет прибежищем для паломников. Там они смогут отдохнуть и пополнить запасы провизии. Это не остров, а рай земной: фиговые деревья, пальмы, благоухающие цветы… Вот увидишь, завоевание Кипра станет важной вехой в нашей войне с сарацинами!
— Ну хорошо. Я рад за тебя.
— Филипп, расскажи, что тут у вас произошло за последние полтора месяца? Я слышал, вам удалось занять Аккру?
— Нет. Как ты мог подумать, что я пойду на штурм, не дождавшись тебя?! Мы же договорились!
— Договоры не всегда соблюдаются.
— Мы с тобой, во всяком случае, не должны их нарушать. Ты спрашиваешь, что произошло? Да ничего хорошего. Сарацины — умелые воины. Не заблуждайся на их счет, Ричард. И потом, здесь стояла жуткая жара. С юга дул ветер, его здесь называют «хамсин». Это было так ужасно. Песок набивался во все щели, в складки одежды, в еду… От него никуда было не деться! Я ненавижу пустыню, Ричард. Мне не терпится поскорее уехать отсюда.
— О чем ты говоришь? Как «уехать»? Когда мы возьмем Аккру, нам надо будет идти на Иерусалим.
— Не надейся на легкую победу. Здесь тоже есть великий воин, не менее славный, чем ты, Ричард. Говорят, он тоже непобедим. Мусульмане почитают его, как тебя христиане. Рыцаря зовут Саладдин. О нем уже слагают легенды. Признаюсь, мне трудно себе представить, что будет, когда вы сойдетесь лицом к лицу.
— Не волнуйся, я его одолею. Не пройдет и недели, как Аккра будет взята.
— Это не так просто, как ты думаешь.
— И тем не менее возможно.
— Да, разумеется, но тебе не следует закрывать глаза на предстоящие трудности. Уверяю тебя, они существуют, и их немало.
Ричарду надоело спорить, и он перевел разговор на другую тему:
— Так все же что случилось, пока ты ожидал моего появления?
— Я не хотел брать без тебя город приступом и довольствовался небольшими вылазками. В городе есть башня, которую называют Проклятой: по преданию, ее построили на тридцать Иудиных серебреников. Я хотел захватить ее, но враги обрушили на нас «греческий огонь», и наши деревянные тараны тут же загорелись. Пришлось отступить.
Ричард уже познакомился со страшным оружием сарацинов. «Греческий огонь» представлял собой смесь серы, вина, смолы и растительного масла. Затушить этот огонь было почти невозможно. Только песок и уксус могли погасить сие адское пламя. Сарацины переняли способ приготовления «греческого огня» у византийских греков, с которыми часто воевали, а потому могли испытать его действенность на своей шкуре. Обычно «греческий огонь» метали с большой высоты, уничтожая орудия противника, с которыми тот шел на приступ.
— Что ж, — сказал Ричард, обдумав услышанное, — в таком случае мы будем обстреливать их издалека.
И он поведал Филиппу о грозном оружии, которое намеревался применить при осаде Аккры. Еще во время войны с сицилийцами он построил башню, которую назвал «Грифоном». Она ставилась на колеса, в нужный момент подвозилась к городской стене и устанавливалась вровень с ней, чтобы воины проходили по ней в город, как по мосту.
— Видишь? Я не зря задержался в пути. Мне удалось приобрести ценный опыт.
— Да, но мне тебя очень не хватало, — признался французский король. — Теперь у нас все пойдет на лад. Солдаты в тебя верят. И, что самое главное, про твой приезд известно Саладдину. Я прямо-таки вижу его… как он стоит на холме за городом, готовый атаковать нас, когда мы будем вконец обессилены… Интересно, каково ему сегодня, в день приезда Великого Льва?
— Уж, наверно, он больше боится Льва, чем Агнца.
— Не стоит меня недооценивать, Ричард.
— О что ты! Я не так глуп. Ведь еще немного — и ты мне напомнишь о том, что я герцог Нормандский.
— Ты прекрасно знаешь, что наша дружба дороже соперничества. Мы говорим с тобой как друзья, а не как король и вассал.
— Или как два короля…
— Или как два короля, достопочтенный государь. Право же, я рад нашей встрече!
В тот день радовался не только Филипп. В лагере христиан зажгли костры в честь прибытия Ричарда, крестоносцы воспевали его подвиги. Именно тогда английского короля прозвали Львиным Сердцем.
В своем лагере Саладдин услышал веселые голоса врагов и призадумался, зная, что появление Ричарда Львиное Сердце посеяло тревогу в сердцах его людей. Ему очень захотелось встретиться лицом к лицу с героем, слава о котором разнеслась по всему христианскому миру и проникла в ряды мусульман.
Королевы дожидались Ричарда в своем шатре. Беренгарии начало казаться странным, что она никак не может остаться с мужем наедине. Хотя, конечно, она понимала, что ему надо готовиться к битве. Вид военного лагеря, разбитого под стенами Аккры, внушал ей ужас, а при мысли о том, как, должно быть, страдают несчастные жители, на глаза Беренгарии наворачивались слезы.
— Да, они не христиане, — сказала она Джоанне, — но это же все равно люди! Я слышала, они умирают с голоду.
— Если это так, — спокойно отвечала Джоанна, — значит, город скоро падет, и война закончится.
— Нет, это еще не конец, — печально возразила Беренгария. — Потом перед Ричардом замаячит какая-то новая цель, и будут новые битвы… Я так боялась, что мы все погибнем в бою с этим громадным сарацинским кораблем!
— Не бойся. Ричард не допустит, чтобы мы пострадали, — твердо сказала Джоанна.
«Неужели она действительно в это верит?» — подумала Беренгария.
Сама она за время плавания сильно изменилась. Ей стало ясно, что Ричард не стремится к ее обществу. Иначе они хоть изредка бывали бы вместе.
Маленькая киприотская принцесса, неотлучно находившаяся при Беренгарии, услышала ее разговор с Джоанной и с тоской подумала, позволят ли ей когда-нибудь вернуться домой к отцу.
Ричард, похоже, начисто позабыл про их существование, хотя, по слухам, частенько совершал конные прогулки вместе с королем Франции.
— Он столько времени проводит с Филиппом, — посетовала Беренгария, — а для нас у него нет и пары мгновений.
Джоанна, как обычно, нашла для брата оправдание:
— Людям важно видеть их вместе. Это укрепляет доверие к союзу Англии и Франции.
Наконец Ричард все-таки появился в шатре жены. Но не один, а вместе с французским королем. Ричард участливо справился о здоровье Беренгарии, однако поговорить по душам им не удалось — обстановка не располагала к такой беседе. Филипп же был очень галантен, особенно с Джоанной, но, как потом сказала Джоанна Беренгарии, это ничего не значило.
— Тебе хотелось бы стать королевой Франции? — спросила Беренгария.
— Нет. Теперь я выйду замуж только по любви, — твердо ответила Джоанна.
— Но, может, ты смогла бы со временем полюбить Филиппа…
— Не думаю. А вступать в брак из политических соображений, чтобы он способствовал сближению наших стран, я больше не желаю. В первый раз, я согласна, принцесса исполняет свой долг перед страной, вступая в брак, и государственные интересы тут прев