С этими словами он достал из кармана тот самый прибор – часы-компас, мельком глянул, а после вновь убрал.
– Зачем ты на него все время смотришь? – спросила я. – Или думаешь, что портал откроется прямо тут?
– Не откроется, – буркнул Курт, кладя мне обе руки на плечи и словно игрушку переставляя от двери в сторону, чтобы дала пройти. – Через неделю-другую он вообще станет бесполезным, зато время по нему можно узнать всегда.
Он дернул дверную ручку и выглянул в коридор.
Я же стояла словно вкопанная и осознавала сказанное Куртом. Переваривала.
– Что значит бесполезным? – очень осторожно, как бы невзначай, спросила я.
– То и значит, восемнадцатилетний цикл завершится, и следующие полтора десятка лет все порталы будут открываться над вашими морями-океанами, так что самоубийц идти на Землю не будет, – еще более раздраженно прошипел мужчина. – А теперь будь добра, помолчи. Я слушаю.
И я заткнулась, сверлила карман на одежде Курта и понимала: он мне нужен, этот чертов прибор. Это ведь идеальный способ вернуться, буквально запрыгнуть в уходящий вагон поезда, и следующие пятнадцать или даже больше – шестнадцать лет никто за мной не будет гнаться и искать. У меня будет полно времени скрыться и замести следы, чтобы никто не нашел.
– Никого, – тем временем буркнул Курт. – Я ушел. Удачного тебе, принцесска, наверное уже не свидимся.
С этими словами он юркнул в коридор. Я проследила за ним взглядом, пока мужчина не исчез за ближайшим поворотом, а после закрыла двери комнаты.
– Боюсь, увидеться нам все же придется, – пробормотала себе под нос, потому что план хотя бы попытаться выбраться из этого мира уже рождался в моей голове. – Не хочу быть утонувшей лягушкой, надо хотя бы попытаться взбить масло*.
Глава 10
Сей
Отчий дом всегда хранит множество воспоминаний, как правило, детских, – в чем-то наивных и счастливых, в чем-то прогорклых и темных.
С возрастом многое забывается, но самое яркое остается навсегда.
Вот и сейчас, стоя у проржавелого чуть завалившегося набок забора, я смотрел на дом, в котором вырос, и будто заново переживал все то, что произошло со мной в этом месте.
Слишком много хорошего и плохого, чтобы потерять его, чтобы позволить отобрать у моей семьи по чертовой закладной.
И почему только мать не сказала, что дела обстоят настолько плохо? Или это я столь отвратительный сын, что сам не заметил этого?
Хотя кому я лгу? Я прекрасно все знал и понимал, оттого и отдавал больше двух третей своего заработка матери и сестре – им было нужнее, мне же хватало и оставшегося.
Я был уверен, что приносимого мной люксума должно хватать им на двоих, а также на лечение Глории, но это явно было не так. Мать попросту скрыла от меня, что ей пришлось заложить дом.
Я бросил взгляд вдоль улицы в одну сторону, затем в другую… Какой же я идиот, что не видел столь очевидных проблем.
Наш дом находился в хорошем для Центрума районе, не в самом дорогом, элитном и теплом, а именно в хорошем – со стабильным отоплением улиц, которого хватало ровно настолько, чтобы не скапливался снег, а если поставить во внутреннем дворе собственную маленькую теплицу и греть её люксумом, то можно даже вырастить урожай.
Все здешние домики и дворики были ухожены, заборы выкрашены, и в каждом ютилась такая “тепличка”, иногда даже две. Местному среднему классу хватало люксума на такие вещи, а когда-то, пока жил отец, и нам хватало. Но сейчас разница резала глаза.
Стены отчего дома стали обшарпаны, окна грязны и покрыты пылью, дорожка от ржавого забора до крыльца напоминала месиво из ледяной крошки и грязи, а тепличка давно промерзла и не приносила урожая.
Как же я был слеп? Или просто не желал этого видеть?
С этими мыслями я сделал шаг вперед и еще десять до крыльца, постучался в старенькую дверь.
Изнутри раздались тихие шаги, настолько тихие, что обычный человек не услышал бы их. Но я был охотником… да и шаги матери мог бы узнать из тысячи.
Тень мелькнула в смотровом окошке, и дверь тотчас же распахнулась:
– Сеймур! – радостно воскликнула мать, раскрывая объятия. – Я так рада, что ты пришел, хоть и не ожидала тебя сегодня.
И вправду, сейчас середина месяца, обычно я объявлялся в конце с люксумом. Отдавал и исчезал, не желая долго докучать. Мать, как правило, пыталась накормить меня, но мне не хотелось посягать на скромные запасы семьи…
– Почему же ты стоишь на пороге? – мать нахмурилась, опуская руки, ведь в ее объятия я так и не шагнул. – Заходи же, холодно.
Лишь последнее меня отрезвило, я прошел внутрь, плотно запер за собой двери и только после этого хмуро взглянул на женщину, которая меня родила.
Она по-моему взгляду все поняла.
Побледнела, улыбка сошла с лица, а глаза померкли. Да и были ли он вообще веселы? Скорее, очередная маска.
– Я знаю про закладную, – наконец произнес я. – Почему ты мне не сказала?
Мать опустила голову.
Промолчала, но я видел, как плотно сжались ее дрожащие губы, с какой силой пальцы собрались в кулаки – до напряженных вен на худых запястьях.
– Мама, – не в силах смотреть на нее такую, я шагнул к ней и все же обнял, она вздрогнула и тут же всхлипнула, словно тонна сдерживаемого внутри вдруг прорвалась наружу. – Ты должна была мне сообщить! Я бы нашел деньги.
– Все хорошо, Сеймур, – словно заговор пробормотала она. – Ты и так делаешь слишком много. Я бы во всем разобралась.
Если бы….
Я еще сильнее прижал ее к себе. Видимо, она решила взвалить на себя слишком многое после смерти отца. Вот только зачем? У нее ведь оставался я, так почему такое недоверие? Неужели испугалась, что я могу подвести ее и сестру?
– Ты уже не сумела разобраться, – прошептал я, поглаживая ее по седой голове и тонким плечам. – Потеря дома непозволительна. О чем ты вообще думала? Куда пойдешь вместе с Глорией, если жилье отберут?
– Найдем другое, – она продолжала всхлипывать. – Поменьше, у нас просто не было выбора. Твоей сестре становилось хуже… И у тебя не лучший период. Я прекрасно знаю, что заработки охотников нерегулярны. Да и чтобы ты сделал? Пошел на службу в гвардию?
Я скривился только от этой мысли, но ответил:
– Если было бы надо – то пошел.
– Нет! – мать резко дернулась из моих рук, освобождаясь, чтобы посмотреть на меня полными от слез глазами. – Хватит смерти отца. Ты не пойдешь по его стопам, а Глорию мы вылечим и без королевского люксума.
В ее словах было так много горечи, что я и сам почувствовал на своем языке этот жуткий вкус. Он стоял в горле, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Мать была права, заработки охотников никогда не отличались стабильностью, а моих, похоже, не хватало на троих. Говорить мне об этом она не хотела, боялась, что уйду на службу в Гектору, вот только от судьбы, видно, никуда не сбежишь.
Копия закладкой, отданная королем, буквально жгла карман. Так или иначе, но, чтобы спасти семью, мне придется поработать на правителя.
– Где Глория? – спросил я, чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей.
– В спальне, – мать смахнула слезы с лица и выпрямилась, выглядев теперь так гордо и прямо, будто это не она давала слабину полминуты назад, а какая-то другая, незнакомая мне женщина. – Сейчас она спит, но если хочешь, ты можешь тихонечко зайти к ней.
– Хочу, – без возражений ответил я.
Мне нужно было взглянуть на сестру. Еще одна мотивация выполнить задание.
Чтобы спасти одну девушку, я должен найти и привести на убой другую, чей локон все еще прятал в кармане камзола. Я тут же поймал себя на мысли, что так и не показал этот трофей Гектору, хоть и собирался.
Тем временем мать вела меня по запустелому дому, и я окончательно убеждался, каким был слепым идиотом.
Куда-то исчезли картины и статуэтки из коридора. Кухонный гарнитур, которым так гордился в свое время отец, теперь насчитывал лишь три стула вместо восьми. Выходит, мать начала продавать даже мебель, оставляя лишь самое необходимое.
Дверь в комнату Глории была приоткрыта, вначале туда заглянула мать, затем подпустила меня.
Сестра и вправду спала. Ее белые, как и мои, волосы разметались по светлой подушке, бледное от болезни лицо пугающе сливалось с этим фоном. Ни капли румянца на изможденном лице.
Я скользнул мимолетным взглядом по комнате, отсюда мать не продала ни одной вещи, но, наверное, это было правильным. Глория бы расстроилась…
Хотя о чем я вообще… Глядя на тот набор лекарств и микстур, которые стояли у кровати сестры, я понимал – радости они ей точно не доставляют. Было ли у Глории вообще время радоваться?
Я сомневался.
Когда каждый вдох – хрип, каждый второй вдох – приступ удушающего кашля, а единственный способ уснуть – снотворное, поводов быть оптимистом нет.
Даже сейчас я слышал, как хрипят ее легкие при еле заметных вздыманиях груди.
– Что говорят врачи? – шепотом спросил я у стоящей рядом матери.
– Ей нужно тепло и покой, – ответила она. – Тогда болезнь отступит…
– Они говорили это и три, и два года назад. И что-то я не вижу изменений, – самому себе мой голос показался рычанием.
– Они стараются, – мать будто пыталась оправдать лекарей, я же просто был зол.
– Они выкачивают из вас люксум, пользуясь безвыходностью положения. Впрочем, я разберусь.
С этими словами я отошел от двери и направился к выходу.
Решительности во мне было хоть отбавляй.
– Сынок, куда же ты? – голос матери был взволнован, она догнала меня у самого коридора. – Только не делай глупостей, я тебя умоляю.
– Даже не собираюсь, – резко обернулся я. – Все глупости уже сделаны без меня.
– Тогда что ты задумал? Только не говори, что пойдешь в гвардию…
Я дернул головой, а после сделал шаг к матери и клюнул ее в щеку. Она не должна волноваться еще и за меня.
– Нет. Но я знаю и другие законные способы найти люксум. Просто не переживай, я сделаю все, чтобы спасти наш дом и Глорию.