Горд дернул плечом, Азель глухо сглотнула, Оружейник отставил в сторону недопитый эль.
– Лично? – зачем-то переспросил очевидное последний.
Я кивнул.
Нехороший знак, учитывая недавний провал. Вдвойне нехороший по той простой причине, что ничего обнадеживающего за прошедшие два дня наш отряд так и не узнал. Мне нечего было сказать Гектору, кроме того, что среди охотников почти год был предатель, а я упустил принцессу и теперь понятия не имею, где она и Курт.
Впрочем, уверен, король уже и так в курсе моего провала.
– Пойдешь? – спросила Азель.
– А ты как думаешь? – ответил я вопросом на вопрос, бросая на нее хмурый взгляд.
Из чужого мира женщина ушла не с пустыми руками. Ограбила по пути пару магазинов и теперь сидела в меховом полушубке, обвешанная блестящими ювелирными побрякушками.
Посетители таверны, в которой мы находились, поглядывали на Азель недобро. Особенно двое вооруженных мужчин, сидящих в темном углу. Она же в ответ стреляла глазками и нежно поглаживала своего пса между ушей. Скорее всего, ее принимали за столичную богачку из дворян, невесть что забывшую в этом захолустье, а нас – за ее охрану.
– Ты бы шмотье сменила, Азель, – произнес я, поднимаясь из-за стола. – Я сейчас уйду, а Оружейник за тебя, уверен, впрягаться не будет.
Тот лишь фыркнул, вновь поднося ко рту эль, и щелчком подзывая подавальщицу принести еще порцию.
Азель скорчила лицо.
– Совет свой себе посоветуй, – самодовольно заявила она, оборачиваясь на тех двоих. – Может, я специально. У того, что справа, новая Берта, а у второго – полный кошель люксума.
– Дело твое, – с этими словами я отправился к выходу из таверны, лишь взглядом показывая Горду контролировать ситуацию. Уж на кого-кого, а на него я точно мог положиться.
Азель может сколько угодно изображать самодовольную стерлядь, но после предательства Курта она явно жаждет крови и находится в поиске неприятностей, а значит, и доиграться может. Мне же совершенно не хотелось искать новую псарницу, да и Рокк – был хорошим гончим.
Выйдя из таверны, я оглянулся по сторонам и поднял повыше воротник от холодного ветра. Тут, на окраинах Центрума, было немногим теплее, чем за его пределами. Тепла центральных закладных люксума не хватало для отопления всей столицы.
Зато чем ближе к элитным районам, садам и королевскому дворцу – тем жарче.
Мне пришлось пройти пешком два квартала, прежде чем удалось поймать дилижанс. Старенький механоид пыхтел паром, скрежетал шестернями, но кое-как полз по улицам.
– Нельзя ли побыстрее? – спросил я у возничего за штурвалом. – Я тороплюсь.
– Два грамма, – раздалось в ответ.
Пришлось лезть в карман и доставать заранее отмеренные крупицы люксума. Ровно две штуки. Одну возничий положил к себе в кошель, вторую закинул в топку.
Тут же дилижанс будто заново родился, если это понятие вообще применимо к этой машине. Из трубок повалил пар, а колеса завертелись втрое быстрее.
– Ишь как хорошо идет, родимый! – бодро выдал возница.
Я же слушал вполуха. Вместе с люксумом из кармана выпал и черный локон.
Еще по возвращении в родной мир я аккуратно связал волоски прочной нитью, чтобы не рассыпались, и все это время таскал с собой.
По-хорошему нужно было отдать Азель, чтобы та натаскивала пса на запах принцессы, но зачем-то придержал локон у себя. Возможно, интуиция уже тогда подсказывала, что за провал придется нести ответ лично перед королем и тогда локон станет отличной причиной дать охотникам еще один шанс…
Нужно было убрать “трофей” в карман, но вместо этого я пропускал волосы между пальцев, и те, будто шелк касались кожи. Удивительно мягкие, словно талая вода или мех котенка. Когда-то у меня был котенок…
А вот у девушек из нашего мира я ни разу не встречал таких волос, они жесткие и холодные – будто ветер на равнине. Эти же…не такие.
Повинуясь неестественному желанию, я поднес прядь к лицу и вдохнул аромат. Надо же, до сих пор пахнут свежестью, травой и чем-то неуловимо терпким, будто неизведанная пряность. Раньше я не различал этого запаха, а вот сейчас он будто раскрылся новой нотой.
– Прядь возлюбленной? – раздался голос.
Я резко поднял голову и просверлил взглядом возницу. Что за вечно любопытствующий народ, неужели так сложно ехать молча?
– Нет, – буркнул я, пряча локон в карман. – Смотрите лучше на дорогу! Сейчас будем проезжать сады. Уверен, вы делаете это не часто.
Впереди уже виднелся пропускной пункт – первый, но далеко не последний на моем пути. Пришлось показывать охране королевскую печать на пропуске, иначе бы нас попросту не пустили дальше.
Сады охранялись очень тщательно. Еще бы! Тут росли настоящие фрукты и овощи. Дорога как раз пролегала между огромных теплиц, за стеклами которых можно было разглядеть зреющий урожай.
– Я однажды своей жене на юбилей купил настоящий апельсин, – зачем-то рассказал возница. – Она была так рада. Даже расплакалась от счастья.
– И я тоже рад за вас, – из обычной вежливости ответил я.
– Во дворце, наверное, каждый день едят апельсины, – не успокаивался водитель.
– Вы понятия не имеете, что происходит во дворце, – все так же скупо произнес я. – А теперь, если можно, езжайте молча. Я плачу за дорогу, а не за болтовню.
Возница умолк, я же просто отвернулся в сторону садов, простирающихся на несколько миль в стороны. Если вдуматься, жалкий клочок земли по сравнению с тем, что я видел в чужом мире.
На какой-то миг в голове даже мелькнула мысль остаться там, бросить все – и затеряться в толпе. Уверен, я сумел бы приспособиться к отравленному газами воздуху и меня бы мало заботило то, что лет через сто тот мир повторит судьбу нашего. Моей жизни хватило бы на беззаботное существование в тепле и достатке.
Но эта мысль показалась трусливой. Слишком эгоистичной, чтобы я осуществил подобное. Потому что в родном мире оставались те, кому без меня не выжить – мать и сестра… После смерти отца, кроме меня, у них никого не осталось, а люксум с неба не падает…
За садами ждал новый пропускной пункт, за ним – пастбища. Еще один клочок земли, отведенный под разведение и выпас мясо-молочных пород скота. Друг моего отца когда-то был главным пастушьим и часто захаживал к нам в гости, иногда даже с отрезами мяса или кавалками сыра. Он рассказывал, что на весь Центрум разрешалось выращивать не больше трехсот голов, иначе не хватит ресурсов на прокорм скотины. Будучи маленьким, я слушал его и тоже мечтал стать пастушьим, но отец уже тогда заявил, что моя обязанность идти по его стопам… посвятить жизнь королю.
– Дальше дворец, – опять заговорил возница. – Меня не пропустят.
– Высадишь у последнего контроля, – бросил я ему – Пройдусь пешком.
Дворец охраняла элитная королевская гвардия – вышколенная солдатня, в случае чего готовая сразу убивать и умирать за господина. Многие охотники мечтали попасть на службу именно сюда, и столь же многие отказывались от такого лестного предложения.
Как ни крути, охотники хоть и подчинялись королю и приближенным к нему, но были скорее наемниками, нежели солдатами. Мы всегда оставляли за собой право отказывать нанимателю в задании, торговаться, подрабатывать подвернувшейся халтурой.
Нужно найти беглого слугу – охотники рядом.
Неверная жена обчистила сейф мужа и передала люксум любовнику – мы найдем и его, и ее.
Солдатня же несла службу – это другое. Охотник мог сидеть месяцами без заказов, когда гвардейцу исправно платили жалованье, их семьи не мерзли в особо холодные ночи, а дома всегда был свежий хлеб.
Но был и минус. В случае чего, гвардеец был обязан умереть за короля. Охотники же работали на себя.
В итоге, прежде чем добраться до самого дворца, а после и в приемную, я прошел еще несколько пунктов контроля, и на каждом меня спрашивали – кто такой, цель визита, и лишь увидя вызов от самого Его Величества – пропускали дальше.
Длинные и светлые коридоры сменялись один за другим, но вся помпезная красота дворца оставалась где-то за гранью сознания. В детстве, когда сюда меня приводил отец, – все эти картины, лепнина и зеркала приводили в восторг. Еще больший фурор производили придворные дамы в легких, почти прозрачных одеяниях, платьях с открытыми плечами, туфельках прикрывающих лишь стопу. Ведь во дворце всегда было тепло и они могли себе это позволить.
Сейчас же это великолепие не производило на меня никакого впечатления.
– Его Величество ожидает вас, ордейн Сеймур, – произнес королевский секретарь, стоило только добраться до приемной.
И я поморщился от своего полного имени, произнесенного вслух чужим человеком. Не люблю, когда его произносит кто-то кроме матери или сестры. Это своего рода мое личное табу, которое не нарушает даже лучший друг Горд.
– Это великая честь, – отозвался в тон, соблюдая правила хорошего тона.
Впрочем, великой честью это счел бы мой отец, он всегда считал, что служба на короля лучшее, что могло случиться с ним в жизни. До поры до времени так оно, наверное, и было.
Секретарь открыл передо мной створку двойной двери и жестом показал проходить вперед. Всего несколько шагов, и за моей спиной закрылся путь к отступлению. Впрочем, убегать я не собирался.
Не за тем пришел.
В огромном помещении царил полумрак. Окна, запертые плотными шторами, и почти полное отсутствие источников света, кроме нескольких ламп с люксумом, от которого шло мерное голубоватое свечение.
Глаза привыкали медленно. Поэтому мне не сразу удалось разглядеть человека в противоположной стороне.
– Ордейн Сеймур? – произнес сидящий в кресле перед столом с резными гнутыми ножками мужчина.
Учтивый поклон с моей стороны.
– Ваше Величество.
– Подойдите ближе, – приказал он, и я сделал несколько шагов вперед, всматриваясь в правителя.
Последний раз я видел его, когда мне было пятнадцать. Это были похороны отца. Гектор лично пришел проститься и почтить память своего верного слуги, выразил соболезнования моей матери, а еще отдал полкилограмма люксума – вдовий откуп. Плата, положенная семье гвардейца, если тот погибнет на службе, защищая короля.