Разозлившись, выругался. В Городе Солнца нигде не удавалось укрыться от старика. Отшельник жил тут полновластным хозяином. Салли хотел сорвать один из плодов хлебного дерева и бежать от сада подальше, но прошёлся к скальной стене котловины и обнаружил вход в пещеру. Подобных пещер он не видел.
– Соединительные провода из закладок последовательно подцепи к двум магистральным проводам. Не забудь изолировать места соединений, а магистральные провода проложить без изломов, – наставляла Зои голосом Шахбана.
– Подсоединю, – безвольно кивал Салли. – Изолирую.
Вход в пещеру открывался в скальном выступе, который чавинские резчики превратили в громадную голову ягуарообразного чудовища, зловеще раскрывшего пасть и проглатывавшего любого, кто осмелится войти внутрь по ступеням его нижней челюсти. Над козырьком верхней челюсти, подпёртой сталагнатами зубов, виднелись скол обвалившегося носа и два суженных глаза со зрачком из перекрещённых полос. Сальников долго не решался войти в пасть чудовища. Страшился, разумеется, не его облика, а возможности столкнуться с семьёй отшельника – не был уверен, что старик живёт один. Наконец рассудил, что, будь здесь другие люди, его бы давно услышали и заметили, а сам ветхий отшельник, если вдруг задумает вернуться к себе домой, угрозы не представит.
Салли неспешно приблизился к звериной пасти. Заглянул внутрь. Помедлив, зашёл в пещеру. Обнаружил, что пасть выводит в просторный зал, освещённый через сквозные отверстия над козырьком и в наружных стенах. Оглядевшись, убедился, что старик жил в переднем зале – увидел гамак, висевший на вбитых в камень крючьях, самодельные стол и табурет из тёсаных деревянных стволов, корыто для умывания, стопки свежих листьев бегонии, пальмовые листья, выделанные оленьи шкуры, мотки плетённых из кожи верёвок, цельную керамическую утварь, которую старик наверняка подобрал в домах соляриев, и многое другое, составлявшее простой отшельнический быт. Всё лежало в строгом порядке, распределённое по деревянным настилам и циновкам. Не верилось, что отшельник сумел обустроиться самостоятельно и в одиночку вычистил давно заброшенный сад, если не поселился здесь ещё в молодости.
Из переднего зала открывался широкий проход. Салли не удивился бы, узнав, что он уводит в глубинные залы – естественную сеть из бесконечной череды подземных галерей, промытых в мягкой скальной породе. Ничего подобного не нашёл. С облегчением и отчасти с разочарованием увидел, что проход выводит в смежный тупиковый зал. В нём располагалось святилище или подобие гробницы. Световых щелей тут не нашлось, ориентироваться приходилось в сумерках. Вдоль задней стены возвышались громадные, до двух метров в высоту, базальтовые изваяния – каменные головы, высеченные из цельных валунов и каким-то чудом притащенные сюда, в пещеру верхнего пояса возрождённого Эдема. Голов было пять – самых обычных, человеческих, со вполне различимыми чертами трапециевидных лиц: полные губы приоткрытого рта, чуть раскосые глаза, широкие ноздри приплюснутого носа и округлые безбородые скулы. Салли допускал, что базальтовые головы воспроизводили облики основателей Города Солнца. Не того города, что был построен Затрапезным и дель Кампо, а того, что существовал задолго до нашей эры, – первого из возведённых в котловине поселений. Однако Сальникова удивляло, что найденные им изваяния больше напоминали работу ольмеков, чем чавинцев. Значит, Егоров был прав, как-то упомянув о возможной связи двух древних царств, ведь и сами чавинцы некогда спустились в Южную Америку из тропических лесов Мезоамерики.
Вернувшись в передний зал, Салли взялся осмотреть вещи отшельника. Найдя съестные припасы из вяленого мяса, сушёной мякоти плодов хлебного дерева и каких-то незнакомых корешков, поторопился спрятать их за пазуху. Смущало, что припасы лежали открыто, будто нарочно приготовленные для гостя. Смятение Салли усилилось, когда он увидел на столе бережно расставленные предметы – из тех, что отшельнику удалось отыскать в Городе Солнца. И находки были действительно ценными. Круглые гематитовые зеркальца, статуэтки Инти-Виракочи из чёрного базальта, зелёного нефрита и золота, украшения из серебра и зелёного кварцита и множество других артефактов. Самой необычной оказалась нефритовая статуэтка, изображавшая любовное сплетение двух тел – обнажённой девушки и обхватившего её ягуара. Воплощённая легенда о происхождении коренных индейцев, считавших себя детьми бога-ягуара.
Салли понимал, что перед ним – настоящая сокровищница. Больше полусотни предметов прекрасной сохранности, за которые Покачалов удавил бы голыми руками. Да всё барахло антикварной «Изиды» по цене не превысило бы двух или трёх найденных отшельником артефактов. Почему он остался в Городе Солнца? Мог бы вернуться богатым и знаменитым. Трудно даже вообразить, на что пошли бы коллекционеры в желании заполучить самую скромную из этих поделок! Салли отшатнулся от стола. Испугался наваждения, а следом подметил, что все предметы, как и съестные припасы, выложены на обозрение. Будто отшельник знал, что Салли придёт сюда, и хотел показать ему главные находки. Нет… Старик прибрался в пещере, рассчитывая привести сюда Максима. Логично.
Салли не мог сдерживать надвигавшийся приступ лихорадки. Хорошо, что удержался и не съел ничего из припасов старика. Боль в желудке и без того становилась невыносимой. Нужно было уходить. Скорее спрятаться в любой из соседних пещер. Но Салли задержался. Заметил на деревянной тумбе в углу книгу в тёмном цельнокожаном переплёте, с крапчатым обрезом и с простым блинтовым тиснением узнаваемого товарного ярлыка. Одолевая слабость, Салли приблизился к книге. Прежде чем справился с медной, очищенной от патины застёжкой, прежде чем увидел жёлтые страницы, подклеенные калькой, и страницы с лисьими пятнами, прежде чем вгляделся в строки их выцветших, будто квасных чернил и прежде чем увидел вложенную в переплёт книги истрёпанную карту, уже знал, что держит в руках дневник Затрапезного.
Скоробогатов столько лет тщился вернуть его. Убивал, мучил людей. Терзался от мысли, что не разглядел лежавшую у него под носом карту. Готов был отдать целое состояние, лишь бы заполучить дневник. И вот он – в дрожащих руках Салли. И вот Салли, давясь смехом и слезами, рвёт его бумажные страницы. Рвёт вложенные в него свежие записи отшельника. Рвёт карту Затрапезного. Никто больше не узнает тайну Города Солнца. Никто! И Салли глотал веленевые лоскуты изодранной карты. Его бил озноб, он слабел с каждой минутой. Продолжал давиться, потому что должен был уничтожить карту. Это его месть.
– Сними защитный пакет со взрывной машинки. Отстегни и откинь крышку брезентового футляра. Достаточно одной машинки. Вторая – запасная. Подсоедини к выходным клеммам магистральные провода, – наставляла Зои голосом Шахбана.
– Сниму, – обречённо, впадая в забвение, кивал Салли. – Подсоединю.
– Ты знаешь, что делать дальше.
– Знаю.
– Поверни заслонку на корпусе.
– Поверну.
– Сними приводную ручку с корпуса и вставь её в гнездо.
– Вставлю.
– И начинай вращать.
– Начну.
– Через четыре секунды загорится индикатор. И тогда ты…
– …тогда я нажму на кнопку «Взрыв».
– И всё будет кончено.
– Всё будет кончено.
Салли упал на пол. Озноб сменился жаром. Но Салли был доволен. Продолжал глотать лоскуты карты и улыбался. Теперь знал, чем закончилась экспедиция Шустова. Знал, что Максим и Покачалов глупцы, если до сих пор не догадываются, с кем связались. Отшельник… Ветхий старик, едва ходивший на слабых ногах. Он был не так прост. Максиму следовало бы держаться от него подальше. Впрочем, когда Салли начнёт крутить ручку взрывной машинки, всё это уже не будет иметь значения.
Глава двадцать пятая. Дети ягуара
Ловушки в Городе Солнца были повсюду. Неосторожный шаг приводил в действие их древние механизмы. Над головой Димы дважды просвистели копья с медными наконечниками. Трижды из невидимых углублений падали гигантские базальтовые шары и с грохотом катились навстречу перепуганным путникам. Сложнее приходилось с ягуарами, следовавшими по пятам за Димой и оглашавшими возрождённый Эдем кровожадным рёвом. Максим и Аня размахивали полыхавшими копаловыми факелами. Следом шёл дрожавший и обливавшийся потом Никита. Цепочку замыкал Дима. Он держал наизготовку стальной шип трости, готовый пронзить любого напавшего на них зверя. Вместе путники шаг за шагом приближались к разгадке величайшей тайны цивилизации чавин – опускались в самое сердце мглы.
– Ну как? – забравшись в гамак, спросил Дима. Макс возился с костром, разведённым между развороченными плитами. – Осознал, что прямоходящие слишком многое о себе возомнили? Будущее – за такими, как мы. За кривоходящими.
– У меня хромота пройдёт, – отозвался Максим. – Нога почти не болит.
– Жаль. Неприятно, когда эволюция отбрасывает тебя на шаг назад.
Дима решил, что герой его романа должен хромать. Ведь он ходит с тростью. Было бы странно выдать герою трость с выдвижным шипом, встроенными ампулами яда и механизмом, способным выплёвывать дротики, но при этом не сделать его хромым. Ему не понадобится чудесное исцеление. Он не станет Олдричем Киллианом из «Железного человека» или Джеком Салли из «Аватара», нет. Он прислушается к словам монаха, которого отыщет в древнем тибетском монастыре, – перед смертью, рассыпаясь в прах, тот успеет сказать: «Однажды твои слабости станут твоей силой». Все будут видеть хромоту героя, считать его неудачником, а значит, недооценивать. Вот и славно. Диму тоже недооценивали, но короткая левая нога не помешала ему добраться до возрождённого Эдема – проделать путь, не покорившийся остальным тридцати вполне здоровым участникам экспедиции.
– Думаешь, это правда? – промолвил Дима. – Ну, про чавинцев и соляриев?
– Не знаю, – отозвался Максим. – Но придраться не к чему.
– Да… Старик тут три с лишним года копается…
– О нём ты в своём романе тоже напишешь? – спросила Аня, лежавшая в гамаке и задумчиво смотревшая на отблески костра.