Накинув рюкзак и выдвинувшись за Лизой к восточной лестнице, Максим одной мимолётной вспышкой увидел последовательность этих действий, словно ему кратко показали план с наперёд прописанными шагами. О ноже Сальникова он не думал. Был уверен, что справится с Салли, вооружённым или нет. Должен был справиться. Иного выбора не осталось. Не мог отступить, хоть, в сущности, и рисковал своей жизнью и жизнью друзей ради Шустова-старшего и Скоробогатова, не заслуживших самопожертвования. Но увиденный Максимом план остался невоплощённым. Путники, гремя рюкзаками, добежали до лестницы, поднимавшейся на вторую террасу, когда котловина содрогнулась от утробного, прорвавшегося из глубин грома.
Покачалов, Дима, а следом и все остальные повалились на брусчатку старой кладки.
Аня вскрикнула. Её голос затерялся в наполнившем Город Солнца гуле. Эхо взрыва разошлось по семи поясам возрождённого Эдема и вырвалось в небо. Разом заголосила населявшая котловину живность – редкие птицы и обезьяны. На нижних ярусах посыпались самые слабые из строений.
Из скального коридора вырвались клубы серой пыли. Они застыли над котловинным дном и начали постепенно оседать, оставляя размытую бело-жёлтую дымку, которая висела разрозненными облаками, а затем расползлась и заполнила собой всё пространство города, полностью укрыла его под своей взвесью.
Когда утихли отголоски взрыва, из горного хребта продолжало разноситься дребезжащее ворчание, напитывавшее собой заброшенные улицы и заставлявшее дрожать покорившие их джунгли.
– Будь ты проклят! – выругалась Лиза, и Максим не знал, к кому она обращает своё проклятие в первую очередь: к собственному отцу или к Шустову-старшему.
Никита и Дима продолжали лежать под рюкзаками, словно готовились принять смерть. Ждали, что пояса котловины обрушатся один за другим и погребут их под обломками вместе с памятью о сердце мглы.
– Нет! – Максим встал. Помог встать Ане. – Лестницы уцелели. Надо подняться к северной ротонде.
– Подняться? – закашлявшись, спросил Дима.
– У нас есть карта. Мы выберемся.
Никто из путников толком не слышал последний разговор Максима с отцом. Пришлось сжато передать им его содержание.
– Карта… – выдохнул Покачалов с таким разочарованием, словно предстоявший путь через горы и влажные джунгли пугал Никиту больше, чем возможная гибель под завалами.
– Нужно торопиться, – настаивал Максим. – Неизвестно, как взрыв скажется на котловине. Может, ей осталось недолго.
– Да, – поднимаясь и подбирая трость, признал Дима, – рвануло хорошенько.
– Слушайте, – Аня подняла руку. – Слышите?
– Что?
– Гул. Он не стих. Тут всё вибрирует.
– Идём. – Максим уверенно зашагал по лестнице вверх.
– Думаешь, они там погибли? – на ходу, осторожно рассекая пылевые сумерки, спросил Дима. – Ну, твой папа, Скоробогатов и Сальников.
– Да. И мы присоединимся к ним, если не поторопимся. Ты идёшь? – Максим, обернувшись, посмотрел на Лизу.
– Мои вещи остались в палатке…
– Ну… – с вялой улыбкой выдавил Дима, – она без помады и духов никуда. Придётся разгребать.
Покачалов, не сдержавшись, хохотнул.
– Наши рюкзаки с нами, – спокойно ответил Максим. – Этого хватит. Так ты идёшь?
Максим опасался, что Лиза откажется уходить, не убедившись, что Аркадий Иванович погиб. Решил отвести Шмелёвых и Покачалова в безопасное место, а затем вернуться за Лизой – помочь ей осмотреть завалы, заверить её, что уцелеть в скальной лакуне никто не мог. Страшно даже представить, с какой силой взрывная волна ударила по её закруглённым стенам. Однако Лиза не спорила. Посмотрела на запад, в глубь растекавшегося вокруг пылевого облака, кивнула и пошла вслед за остальными.
Максим понимал, что путь предстоит трудный, но, как бы там ни было, он теперь действительно возвращался домой, и мысль об этом вдохновляла. История Города Солнца для него и его друзей закончилась. Больше никаких головоломок, убийств, предательств и погонь. Максим не был уверен в точности отцовской карты, не представлял, как управиться с патрулями туземцев, чем кормить группу из пяти человек, как избежать присущих джунглям болезней, укусов ядовитых змей, нападений анаконд и кайманов, но одно знал наверняка: они будут идти вместе, плечом к плечу, а умирать, если потребуется, будут стоя на ногах, отдав все силы и упав замертво.
Эпилог. «Изида»
Я провёл Рождество на родине. Благонравная английская зима прошла быстро и гладко, словно Южной Америки никогда и не существовало. Но где-то в глубине моего существа всё время звучал какой-то тоненький голос. Поначалу едва слышный, он набирал силу, и скоро я не мог больше его игнорировать. Это был зов диких, неведомых мест, и я понял, что отныне он будет всегда жить во мне.
Максим закрыл папку. Насупившись, посмотрел на часы – носил отцовскую «Ракету» с новеньким ремешком.
Половина второго. Дима, как всегда, опаздывал.
Максим откинулся в глубь вольтеровского кресла. В нём, работая над материалами будущих экспедиций, некогда сидел Шустов-старший. Удобное кресло. Как и П-образный письменный стол, стоявший лицом к двери посреди жёлтой комнаты – одного из трёх подвальных помещений «Изиды» на Новом Арбате. За спиной Максима располагалась стена, покрытая полосами магнитных и пробковых досок, с тремя откидными окнами под потолком. Стéны слева и справа прятались за глубокими стеллажами с деревянными, выкрашенными в жёлтый ящиками. Передняя стена, с дверным проёмом, была скрыта за полками с пронумерованными папками – каждая из них относилась к одной из коробок на стеллажах, к лежавшим внутри наиболее ценным артефактам из коллекции «Изиды». Их ценность, как правило, определялась не возможной выручкой с продажи, а тайнами или историями, скрытыми за их происхождением. В ящиках хранилось то, что Покачалов называл зацепками, ниточками, подсказками, исследовать которые у основателей «Изиды» не хватило времени или сил. Вернувшись из Перу, Максим немало времени провёл в жёлтой комнате.
Прошёл год с тех пор, как они с Покачаловым, Шмелёвыми и дочерью Скоробогатова покинули пределы Города Солнца. Отцовская карта оказалась точной – указывала не только проложенные чавинцами и соляриями горные тропы; на куске выделанной кожи отец отметил обвалы, расщелины, скрытые под растительностью каверны и уцелевшие святилища, которые путники использовали как ночное убежище. Однако путь был нелёгким. Максим с трудом и задержками считывал содержание карты, а главное, не всегда соотносил её с действительностью – путался в масштабе и обозначениях.
Когда путники отдалились от кромки котловины, их нагнал протяжный гул нового обвала. Что именно произошло в возрождённом Эдеме, уцелел ли он, Максим не знал, но, поднявшись на очередную возвышенность, увидел, что вершина позади осела. На её месте тянулся рваный скальный гребень. Чтобы добраться до монолита, если его не разрушил взрыв, – а Максим не представлял, как такое возможно, – нужно будет потрудиться, буквально вскрывая горный хребет.
Путь по хребту занял четыре дня. Потом две недели путники добирались до луговины с истуканами. Собственно, самих истуканов они не нашли. Максим признал, что заблудился в джунглях. Лишь отдалённо угадывал местность, через которую они пробирались. Думал, что луговина прячется поблизости, и заставлял друзей по двое отправляться на радиальную разведку. Безголовых туземцев Максим не встретил. Дима предположил, что взрыв и гибель возрождённого Эдема принесли им свободу. Тени могли подняться по горной расщелине, убедиться, что путь к монолиту замурован скальным обвалом, и следом признать свои долги выплаченными – Сальников, сам того не понимая, освободил их от двухвекового рабства. Возможно, туземцы разбрелись по сельве в поисках мест, где можно укрыться от современной цивилизации, или наоборот – в надежде вернуться к ней и стряхнуть с себя утомительную дикость.
Дима в пути развлекал всех подобными предположениями. Аня ему верила, Покачалов с сомнением пожимал плечами, а Лиза, как и Максим, считала, что никакие теории не уберегут их от стрел и копий туземцев, призывала продвигаться с осторожностью: искать ловушки, следы других людей и уж точно говорить не так громко, как по вечерам позволял себе Дима.
После смерти Скоробогатова Лиза держалась в стороне, говорила только с Максимом. Остальным отвечала кратко, порой грубо, но Максиму её краткость и грубость нравились. Он видел в них решимость во что бы то ни стало выжить и стремление беречь силы, не тратить их на пустые переживания. Об Аркадии Ивановиче, о погибших участниках экспедиции, о Городе Солнца и обо всём, что было с ним связано, Лиза не говорила. Поручения Максима выполняла молча, сосредоточенно, а если оспаривала их, то всегда по делу, и Максим к ней прислушивался. Так уж получилось, что во многом именно Максим с Лизой вели путников вперёд – вместе шли в самые длительные радиальные вылазки, карабкались на деревья для обзора, а когда другие неспешно обустраивали бивак, уходили рыбачить, собирать плоды и выкапывать съедобные корни.
Им изредка помогал Покачалов. Ему требовался отдых, и Максим старался не дёргать Никиту – возвращение в сельву усугубило его притихшие в котловине болячки. Язвы на лице Покачалова привлекали насекомых и муравьёв. Шея, подмышки, пах и складки под грудью покрылись воспалёнными корочками, постоянно трескавшимися и причинявшими боль. На теле Никиты обнаружился с десяток узловатых нарывов с крохотным отверстием, из которого сочился серый, остро пахнущий гной. Поначалу Никита жаловался на зуд вокруг нарывов, а под конец признал, что чувствует в них, под кожей, неприятное шевеление. Это были личинки овода. Максим с Аней пробовали выковырять их заострёнными и обожжёнными на костре щепками. Ничего не добились. Вскрывать нарывы ножом Покачалов отказался. Сделался невыносимым в общении – причитал, ворчал, что-то бубнил себе под нос и огрызался, но продолжал идти. Несмотря на жар и постоянную слабость, не про