— У нас тоже был очень способный тинат, который создавал для богатых людей сложные вещи, — продолжал Вигларт. — Сундучки, вино в которых всегда оставалось холодным, крутящиеся сами по себе веера. Он приносил обители большой доход, и настоятель многое спускал ему с рук. Однако, как только этот тинат отвлекался от работы, он начинал убеждать учеников в том, что в стенах обители их ждет только рабство, а подлинный смысл существования магов в том, чтобы править Силаном. А если мы этого не добьемся, нам всем лучше умереть. Знаешь, чем все закончилось?
Эртанд не ответил.
— В одну из ночей, когда бушевал ураган, он облил обитель маслом и поджег, — холодно сообщил Вигларт. — Из тридцати двух человек выжили пятеро, в том числе я. Затем меня перевели в столицу, и там я встретился с Адарестом.
— Создатель рабских ошейников, — прошептал Эртанд. — Легенда среди тинатов. Один из немногих, кому удалось хоть на шаг приблизиться к величию древних магов.
— Немощный старик. Пускающее слюни существо, которое билось в конвульсиях и нечленораздельно мычало. Он сошел с ума вскоре после того, как изобрел ошейники, — в сорок лет. Нам повезло, что Улланда безумие настигло в глубокой старости.
Эртанд поморщился. Так хотелось крикнуть, что все это брехня, но нат лжи все еще где-то прятался.
— Те же самые признаки я вижу в тебе, — подытожил Вигларт. — Теперь ты понимаешь, почему я за тебя беспокоюсь? И не только за тебя, но и за всех остальных. Я не хочу быть тем настоятелем, который своим бездействием способствовал гибели двадцати восьми вверенных ему людей.
Молодой маг помотал головой.
— И вместо этого вы способствуете тому, что погибнет весь мир. Если бы вы видели то, что вижу я…
— К счастью, я никогда этого не увижу, — голос Вигларта снова изменился, приобретя жесткость. — Потому что я здрав рассудком.
— О, конечно, — разочарованно протянул Эртанд. — Ничего лучше нельзя было придумать, кроме как объявлять меня больным и опасным? Вас не наводит ни на какие мысли то, что у нас с Улландом одинаковое безумие? Разве так должно быть?
— Увы, мне неведомо, что нашептывал тебе твой учитель до того, как я прибыл в обитель.
— Да ничего он мне не нашептывал! Вы вокруг себя оглянитесь! Вы что, не видите, что что-то в самом деле происходит? Вместо того чтобы разобраться, вы отгораживаетесь от настоящих бед и сваливаете все на меня. Вы что, не понимаете, что если мы будем сидеть и бездействовать, то погибнут люди? Все люди, включая нас!
Лицо настоятеля оставалось непроницаемым.
— Кто погибнет и погибнет ли вообще, известно одному Илю. А я вижу, что ты либо сошел с ума, либо оказался настолько впечатлительным, что поверил в россказни Улланда и вообразил невесть что, либо пытаешься привлечь к себе внимание. А поскольку ты сам признаваться ни в чем не хочешь, я вынужден применить к тебе более строгие меры, чем всегда. Надеюсь, ты пересмотришь свои взгляды после небольшого заключения. Если же нет, мне будет жаль потерять талантливого тината. Иль нас рассудит на том свете, но сейчас мне важнее забота о своей пастве.
— Что? — растерялся Эртанд.
— Рейнар! — позвал Вигларт.
Двери распахнулись. В проеме показался стражник.
— Отведи тината в пустой погреб и запри, — приказал настоятель.
В глазах Рейнара не было ни капли сомнений. Эртанд, наоборот, все еще не веря, смотрел, как к нему тянутся две руки-лопаты. Проскочила мысль: может быть, отскочить, шарахнуться в сторону? Маг ее тут же отмел. Он проиграл бы стражнику в драке, даже если бы не был истощен ночными бдениями над списками натов.
Да и куда ему бежать?
— Я сам пойду, — огрызнулся Эртанд. Рейнар сразу отдернул ладони, как от ядовитой змеи.
Его нарочно повели таким путем, чтобы этого не видел никто из детей или других тинатов. Вигларт шел сзади. Волшебный кнут, обычно содержавшийся в чехле, свободно висел у его ноги.
Эртанда трясло. От смеха. Вот это предусмотрительность! Надо же — кнут собрались применить против заморыша, как его еще вчера обозвал за спиной Аствет! Сильно же его боялся Вигларт.
Должно быть, он сильно удивил своих тюремщиков тем, что спустился в погреб добровольно, не вырываясь, не плача и не прося пощады. Осмотрев холодное помещение с земляными стенами, Эртанд обнаружил, что кто-то его уже подготовил. В углу лежали соломенный тюфяк и одеяло — в погребе было холодно, а стены подтекали. Наверное, поэтому отсюда и перенесли все содержимое. Кроме этих ничтожных удобств, новоявленного заключенного ждали ночной горшок и чадящая лампа с вонючим маслом. Вот и все.
За тем, как Вигларт закрывает за собой крышку погреба, Эртанд следил, кипя от ярости. Но успокоился он быстро. Эти тупицы думают, что наказали его? Да ведь это то, что ему и нужно было.
Вигларт ошибся, оставив в погребе горящую лампу. Подобрав под себя ноги, Эртанд устроился на тюфяке и устремил взгляд внутрь себя. Теперь у него будет достаточно времени, чтобы изучить и запомнить все наты, которые он там видел. А дальше можно будет приняться и за обстановку — для глаз истинного тината она скудной не могла быть никогда.
Глава 18. Боец
Таш взмахнул затупленным копьем и сделал выпад. Невидимый противник упал на песок. Разворот, замах, выпад — и острие уткнулось в грудь врага. Набитый сеном мешок был повержен.
Прервав упражнения, Таш вытерся влажным полотенцем. Пот лился в три ручья, заниматься было тяжело. Уже начался первый осенний месяц, но, хотя жара к этому времени обычно сменялась прохладой, в этом году она и не думала спадать. Солнце еще даже не поднялось над стенами Тамин-Арвана, а духота уже давала о себе знать.
Господин, которому Таш по утрам теперь составлял пару на тренировках, похмурил брови на безоблачное небо, пробормотал что-то невнятное о том, что повторять судьбу брата — это слишком, и ушел в дом. Эс-Мирд в последнее время бывал на площадке все реже и реже, причем, как только расходился, вдруг бросал оружие и прекращал занятия. Большую часть времени он стал проводить в своих покоях, а когда хозяйка уехала за город, с радостью перенял часть ее дел в лавках.
Таш сперва думал, что господина беспокоит травма, но в его оговорках слишком часто упоминался брат — тинат Эртанд. Поломав над этим голову, Таш решил плюнуть на загадку. Ему-то какое дело, почему хозяин забросил упражнения?
Сам он, наоборот, тренировался все больше. И нарочно выбирал такие часы, чтобы застать зной, хотя кое-кто крутил ему пальцем у виска.
"Парень должен к арене готовиться, а вместо этого себя до обморока доводит. Он же с первого пинка ляжет. Мухлеж какой-то!" — говорили за спиной. Они ничего не понимали. К счастью, господин был не против. Только заставил поклясться, что Таш будет держать себя в форме, достаточной для участия в боях на Ильтирев.
До праздника оставалось всего пять дней.
В городе к нему уже готовились. Хал рассказывал, что раньше к этому времени лавки ломились от сочных фруктов и зрелых овощей, у ворот Тамин-Арвана выстраивались вереницы повозок с вином свежего урожая, а мимо погреба и кухни эс-Мирдов лучше было не гулять, а то с ума сойдешь от обилия ароматов. И мясо, мясо! Охотники уходили дальше в горы, чтобы принести больше добычи. Многие забивали скот и сворачивали шеи домашней птице, чтобы не кормить зимой лишние рты и заодно хорошенько отметить победу Иля над братом Урдом. Потом некоторые в подражание темному богу раскрашивали себе лица кровью зарезанных животных. Но главным было, конечно, не это, а то, что мясо потом добавляли в кашу, в суп, клали на лепешки и даже ели просто так. Причем не только господа, которых таким не удивить, а перепадало и рабам.
При мыслях о копченостях у Таша затрепетали ноздри. Чтобы не сбивать тренировочный настрой, он заставил себя подумать о другой стороне праздника — ритуальных боях и восстании, которому шерд помогал вместе с Ксалтэром.
Над мечтами Хала коренастый охранник смеялся и говорил старику, что он глуп. В этот год не будет никакого праздника. Охотники не идут в горы, потому что там бушуют огненные вихри, половина урожая погибла из-за дождей и дикой жары, которые сменяли друг друга. В городе постоянно вспыхивали пожары, как тогда на невольничьем рынке, и нередко они перекидывались на склады. Еще и прервалась торговля с Шердааром из-за обвала.
Народ не ждет праздника, говорил Ксалтэр, а сидит дома и думает тяжелую думу о том, как пережить без запасов период бурь. Голода пока еще не было, но из лавок уже исчезли многие продукты. Торговцы либо приберегали их для себя, либо продавали тем, кто мог заплатить побольше.
Перед тем как слечь с ожогами от снятия татуировок, Заб шепотом делился, что дела у эс-Мирдов тоже не очень хороши. Много получилось заработать на пропитке и шердских тканях, которые не брал огонь, но они закончились, а новых поставок из-за обвала не будет. Да и Хал, который больше всех болтал об обилии пищи в прошлые годы, сам с тоской посматривал в сторону кухни, где разнообразия не предвиделось.
Но, хотя Ксалтэр и высмеивал чужие мечтания, он же Таша и успокаивал. Если с бунтом все получится, главным в городе станет другой человек. И уж он-то позаботится о том, чтобы бедняки не помирали с голодухи.
Таш предпочитал верить товарищу на слово, продолжая упорные тренировки.
Во дворе было пусто — часть слуг госпожа забрала с собой, а остальные занимались делами в доме. Убедившись, что за ним никто не подглядывает, Таш снова встал перед болванчиком с сенным мешком. Закрыл глаза, сосредоточиваясь, но ничего не произошло. Тогда он сделал на левом предплечье аккуратный надрез. К ряду ровных, постепенно заживающих линий добавилась новая.
Это подействовало мгновенно. Все вокруг подернулось красноватым маревом, по жилам быстрее потекла кровь.
Жечь, жечь, жечь!
Желание убить кого-нибудь оказалось настолько сильным, что Ташу пришлось опуститься на колени и зарыть руки в песок, где еще хранилась утренняя прохлада. В прошлый раз, когда он не сумел сдержать эти бешеные вопли в своей голове, загорелись кусты роз. Если бы Таш хоть что-то помнил, то сказал бы наверняка — он в этом виноват или нет, но сейчас лишь подозревал, что его приступы как-то связаны с огненными вихрями.