Где Я одержал победу, если не на Кресте? Не ослепли ли вы, полагая, подобно иудеям и эллинам, что Голгофа была Моим падением, моим банкротством? Не полагаете ли вы, что лишь позже, тремя днями позже, Я освободился от Собственной смерти и, с трудом выбравшись из пасти Ада, явился среди вас? Взгляните — вот Моя тайна, и нет другой тайны ни в Небе, ни на Земле: Мой Крест есть спасение, Моя Смерть есть победа, Моя Тьма есть свет. Тогда, когда Я был подвешен в муках, и в тяжести, тесноте и тщетности Моих страданий ужас прорывался в Мою душу — и все вокруг потемнело, и лишь яростные крики толпы подымались ко Мне воем и скрежетом, а Небо молчало и было запечатано, как уста того, кто всеми презираем, и через Мои раны — через открытые врата Моих рук и ног хлестала кровь, и с каждым биением пульса слабело Мое Сердце, и силы истекали из Меня ручьями, и во Мне оставалось лишь бессилие, смертельная усталость и бесконечное ощущение провала, — и, наконец, приблизилась эта тайная, эта окончательная точка на грани бытия, и далее — падение в бездну, полет в бездонную пустоту, убывание, кончина, исчезновение: та чудовищная Смерть, которой умер лишь Я один (вы — благодаря Моей Смерти — избежите всего этого и никогда не узнаете, что это означает: умереть), и все это было Моею победой. Покуда Я падал вниз, — все еще падал, — вверх уже поднимался Новый Мир. Покуда Я был в слабости, превосходившей всю мыслимую слабость, крепла Церковь — Моя Невеста. Покуда
Я терял Самого Себя, безоговорочно сдался, оставил покои Собственного «Я», был изгнан из тайной щели Самого Себя, изгнан без пристанища — даже без пристанища в Боге, Я пробудился в сердцах Моих братьев. Не говорил ли Я вам: семя должно пасть в землю и умереть, и принесет оно многие плоды? Если же не умрет, то останется одно. Но что происходит во время этой смерти? Семя перестает быть семенем, его жизненные силы начинает использовать корень, стебель же потребляет их целиком, и когда через год под солнцем и ветром колышутся полные колосья, кто скажет: куда девалось семя? Кто думает о его темном пути в черной и влажной земле, пропуская сквозь пальцы золотистые зерна? Семя истощило себя и воскресло в колосе: оно равно себе и не равно. И так происходит миллионы раз на каждом поле, происходит заново каждый год: вот притча о Моем Царстве и о Моей любви.
Но вы, дети Мои, чего хотите вы? Я вижу, что вы уже вооружились лестницами, чтобы карабкаться по ним наверх. Наверх — любой ценою. Вы невелики ростом, вы карабкаетесь вверх по дереву, чтобы увидеть Меня, и часто это дерево — Я Сам. Одна из Ваших лестниц называется молитвой, созерцанием или углублением, и вы предполагаете таким образом уловить Меня. Другую лестницу вы называете добродетелью, у нее много высоких перекладин, вы проворно карабкаетесь по ней и коситесь друг на друга, пытаясь понять, у кого из вас это выходит лучше. Даже смирение провозгласили вы добродетелью и упражняетесь в нем, как другие упражняются на музыкальных инструментах. Мои святые слова об умерщвлении, о внутренней бедности, о терпении в страданиях, пример Моего рождения в хлеву и смерти на Кресте — все это постоянно у вас на устах. Вы называете крестом любое мелкое неудобство, неизбежные в жизни ограничения — жертвой. Даже Мой Крест вы используете как лестницу, чтобы добраться по ней до исполнения ваших желаний. Вы, возможно, страдаете, но лишь для того, чтобы позже чего-либо таким образом добиться. Ваше честолюбие распространяется и на власть, данную Церкви: вы хотите, чтобы Церковь была великой, прекрасной и всеохватной, и, если у вас самих нет власти, вы с удовлетворением наблюдаете, как она пасет народы, подобные стадам. Как упорна в вас эта тяга к власти, сколь жива она, хоть и в прикровенном виде, среди тех, кто во Имя Мое умер для мира, как сладостна песнь древнего змия: вы познаете и будете, как боги! И некоторые ищут последнего места лишь потому, что оно в неявном смысле является первым. Подумайте: не разочарованы ли вы тем, что мир забывает вознаградить ваше смирение аплодисментами? Ведь вы настолько цените ваш духовный сан, что оцениваете религию других лишь по тому, приветствуют они вас или нет. Вы ищете святости, и это значит, что у вас нет ее. Святой (Я свят) не стремится к святости. Незнающий, беспечальный, не думая о себе, он склоняется перед братьями, чтобы омыть их усталые стопы; забывая о собственном голоде и жажде Бога, он усаживает их за стол и обходит их всех, чтобы услужить им.
О ком Я — замерзающее в хлеву дитя — думал, лежа в яслях, если не о вас? О чем говорил Я в сиянии Фавора с Моисеем и Ильей, если не о страданиях, принятых за вас? Ради кого испросил Я знамение от Отца, если не ради вас? Во имя кого Я, сбиваясь с ног, прошел бесконечные четырнадцать крестных Стояний, если не ради вас же? И Божество Мое, и объятия Отца Моего: ради кого Я бросил все это, если не для вас? Хотите ли вы следовать за мной? Хотите ли вы называться Моими учениками? Тогда пусть ведет вас то чувство, что одухотворяло Меня Самого: ибо Я, Бог по природе Своей, не силился сразу же быть Богом, но напротив: Я опустошил себя и изничтожил, Я принял облик раба, Я стал подобен человеку; в повседневных человеческих одеждах Я умалил Себя, умалил в предельном послушании — вплоть до смерти, вплоть до смерти на Кресте. Вы говорите Мне: Учитель, Ты пришел свыше, Ты был богат и сверх того не можешь приобрести ничего; Ты был Бог — как можешь Ты искать Божественной жизни? Мы же, напротив, ничтожны, и все в нас требует чего-то большего, и то, что мы хотим обладать Богом, — это наше врожденное стремление, данное всякой твари. Так говорите вы, и не знаете, какого вы духа. Вы жаждете Богоподобия? Тогда взгляните на Меня. Тогда идите путем Моим. Вы думаете — Мне ничего не надо было приобретать, ибо Я уже был Богом. Но тогда тот ли это Бог, Которого Я проповедовал Вам? Ничего не желающий, самодостаточный Бог мудрых мира сего? Вот их философия, но Моя любовь к вам опозорила ее — ибо Мне недостаточно было быть только Богом: я верил в то, что в Моей полноте без остатка исчезнут Ваши изъяны; Я не хотел иных доказательств Своей Божественности, кроме отказа от нее — ради того, чтобы стать вашим слугой. Что глядите вы поверх Меня на Отца? Я Ваша Дхаммапада[5], и никто иной кроме Меня, Я — дверь, а кто лезет через стену, есть вор, и пусть попробует он украсть для себя жизнь вечную!
Вот что было самым Божественным в Боге — и Мне было предназначено явить это — Бог был настолько свободен, что смог отказаться от Себя Самого. Ваше стремление к полноте Вы зовете любовью. Но кто знает сущность любви, если не Бог, Который Сам есть любовь? Любовь не в том, что вы любили Его, а в том, что Он любил Вас, в том, что Он отдал душу Свою за вас — Его братьев. Вечная Его благость состояла в том, что в Своей напрасной любви к вам Он захотел расточить Себя. В том состояло Его надмирное единство, что в тайне Хлеба и Вина Он тысячекратно умножил Себя — умножил, подобно снегу и песку морскому, умножил, чтобы насытить вас Божественной жизнью. В том состояло Его самоудовлетворение, что Он голодал и томился жаждой и в облике членов Своего Тела изведал бедность, позор, темницу, наготу и болезни. В том, братья Мои, состоялась Его победа, что Я победил собственное Божество и смог в образе раба явить Господа, а в очертаниях греха открыть смысл Любви. В том, что Я познал, как быть в Боге, будучи вне Бога. В том, что Я стал всем во всём том, чем Я не был.
Осознайте, что значит — отказаться от самого себя. По свободному произволению снять с себя одежды собственной свободы, исходя из любви, не быть более свободным, не быть более хозяином самому себе. Отказаться от возможности решать, куда идти
дальше, предаться череде следствий, предоставить себя обстоятельствам, позволить увлечь себя на неуправляемый путь — куда? Ты бросаешься вниз с высоты утеса, ты в свободном падении, но все же твоя собственная тяжесть обрушивается вниз вместе с тобою, и ты — подобный мертвому камню — кружишься в падении, пока не достигнешь дна ущелья. Подобно этому, Я решился отдать Себя. Протянуть руку с Самим Собою. Кому? Все равно кому. Греху, миру, вам всем, дьяволу, Церкви, Царству Небесному, Отцу… Просто быть брошенным. Быть телом, над которым уже вьются стервятники. Быть Потребленным, Поедаемым, Выпитым, Пролитым, Излитым. Быть игрушечным мячом. Быть использованным. Быть выжатым до дрожжей, быть до бесконечности растоптанным, раздавленным, растворенным в воздухе, развеянным в океане. В этом и был весь замысел. В этом была воля Отца, и исполняя ее в послушании (само исполнение уже было послушанием), Я наполнил Собою мир от Неба до Ада, и всякое колено склоняется предо Мною, и всякий язык должен исповедать Меня. Ныне Я есмь Все во всём, и поэтому смерть, что выжала Меня до капли, есть Моя победа. Мое головокружительное падание вниз, Мое падение в преисподнюю, Мое попадание в мир кромешного и безбожного — все это было восхождением мира ко Мне, к Богу: Моей победой.
Вы суть в Боге — ценою Моего Божества. Вам доступна любовь — Я потерял ее из-за вас. Эта потеря есть Мое Царство. Царство Мое не от мира сего, но этот мир в Моих царственных пределах. Когда Сердце Мое истекало на Кресте, как виноград под давилом, когда были уже растрачены все силы и оставались лишь пустота и беспомощность, когда из Сердца каплей за каплей исходило лишь «более-не-возможно» и «вряд-ли-это-по-силам», когда из него изошла вся кровь, и дух оставил душу, то начало кровоточить уже самое Ничто, а когда копье нанесло свой зримый удар в плоть Сердца и незримый — в душу, дух и Бога, из Сердца изошла вода полной исчерпанности, ибо во Мне был исчерпан Сам Бог. Было вычерпано Неисчерпаемое. Море Бытия иссохло. Жизнь была изжита, Любовь отлюблена.
Все это было Моей победой. На Кресте совершилась Пасха. Смертью была взорвана гробница мира. Падение в ничто стало Вознесением. Ныне Я наполняю Собою мир, и всякая душа жива Моею смертью. И там, где человек решается на то, чтобы отречься от самого себя, отказаться от своей уз