А моя рука тянулась к грифелю.
Оглянувшись по сторонам, я убедился, что никого нет, и приподнял гобелен. Ключ плавно провернулся в старом замке, и я скользнул внутрь.
В полную и кромешную темноту комнаты.
По памяти и на ощупь нашел огарок свечи и огниво, высек искры на лежащие здесь же на этот случай серные лучины.
Тонкий огонек вспыхнул и осветил увешанные рисунками стены. Моими рисунками. От самых первых, которые я выводил слабой рукой в первый год после несчастного случая на охоте. До самого последнего – цветной картины, которую рисовал украдкой на протяжении года.
Все было покрыто пылью, но даже под ней просматривались пейзажи и места, в которых я никогда не бывал и которые не видел воочию.
Незнакомые люди, дороги, леса, горы, озера.
Все это всплывало в моей голове и требовало быть срочно перенесенным на бумагу. Будто неуемный зуд в руках, который не давал остановиться.
За одним из таких «приступов» меня однажды и застала Алура.
Помню, она восхитилась красотой горной реки, которую я нарисовал. Я же испугался, что она расскажет отцу.
Но мэра все поняла без слов, пообещав хранить секрет.
И я продолжал рисовать, теперь уже обретя убежище.
А потом «зуд» будто прошел, стоило только закончить ту, самую последнюю картину, и я отложил кисти, так и не взяв их больше в руки ни разу.
Подойдя к холсту, я осветил рисунок свечой: неизвестная деревушка на окраине леса, подворье с одинокой худой коровой и три человека, сидящих на завалинке, – мужчина, женщина и их дочь лет восьми, не больше, в потрепанном сером платье. От рисунка, несмотря на изображенный солнечный день, зеленую траву, веяло холодом и безысходностью. Будто что-то ужасное надвигалось на деревушку, подворье и эту семью.
Необратимое, как сама смерть.
Внезапный звук шагов из коридора заставил меня замереть.
Притих, ожидая, как непрошеный ходок пройдет мимо по коридору, но вместо этого шаги остановились точно напротив гобелена.
А после шорох и тихий скрип ключа в скважине.
Обернувшись, я увидел входящую в каморку Алуру.
Без слов она сделала шаг вперед и буквально рухнула передо мной на колени:
– Мой король, – взмолилась она. – Знаю, я обещала вам никогда не приходить сюда. Но у меня нет выбора. Я обошла весь замок и, не найдя вас нигде, поняла, что вы можете быть только тут. Простите, но моя дочь умирает.
– Встань и объясни все с самого начала, – потребовал я.
Алура подняла на меня голову, и слезы блеснули в ее глазах. Никогда прежде за все годы я не видел, чтобы она плакала.
– Вы казните меня… – едва слышно произнесла она.
Но я продолжал смотреть на нее ровно и ждать. Если она сюда пришла, значит, ей была нужна моя помощь. И информация о том, что у нее умирает дочь, мне пока мало что давала для понимания ситуации.
– Излагай.
– Я даже не знаю, с чего начать, но и врать вам тоже не смею, мой король. – Алура принялась теребить платье. – Но мне необходимо, чтобы вы разрешили вывезти Эмму за пределы замка. В мой дом.
Все внутри меня буквально воспротивилось этой мысли.
Что еще за новости?
– Не вижу связи. При чем тут Эмма и твоя дочь?
Алура вздохнула, было видно, что она не хочет сознаваться в чем-то, но все же сдалась.
– Несколько недель у одного из входов замка для слуг стояла кочевая. Старуха просто стояла и пялилась на ворота. Ее прогоняли много раз, но она все равно возвращалась. Мы даже хотели позвать Кляуса, но после того, как вы отдали приказ приютить Эмму, не решились. Да и вашему покойному отцу никто не доносил. А в ночь, когда короля привезли из города при смерти, кочевая опять пришла под ворота. Я думала, служанки забьют ее камнями от злости, поэтому решилась на разговор и вышла к старухе сама. Думала, поговорю, узнаю, что ей надо.
– Так… продолжай.
– Ей не нужны были деньги, она просила, чтобы мы отдали ей Эмму. Она сказала, что это ее дочь. Разумеется, я не могла этого сделать.
– И ты не доложила мне? – Негодование вновь всколыхнулось в груди. – Ты должна была рассказать.
– А вам было дело до этого? – удивилась Алура. – Ваш отец умирал… Разумеется, я не осмелилась. А когда я уходила обратно в замок, эта кочевая схватила меня за руку и прошептала, что если я захочу спасти свою дочь, то должна вернуть ей Эмму. Понимаете?
– Нет, – честно ответил я.
– Я тогда тоже не поняла. Но через несколько дней Хло заболела, и ей становилось все хуже и хуже. А я не могла даже бросить работу в замке и отправиться в свой дом, чтобы ей помочь. Лишь отлучалась на пару часов, чтобы ее проведать.
– Наняла бы лекаря. Твоего жалования хватает, если нужно больше, я добавлю.
– Ни один лекарь ей не поможет, – вновь всхлипнула Алура. – К таким, как она, отказываются идти, но вчера вечером к окнам нашего дома пришла та самая кочевая старуха. Заявила, что поможет Хло, если я приведу Эмму. Но у меня есть время до сегодняшнего рассвета. Единственное условие – она просила не рассказывать Эмме о том, кто ее ждет и ищет.
Управляющая говорила и будто сознавалась в грехах, ее голова опускалась все ниже и ниже, втягиваясь в плечи, – будто я прямо сейчас решу ее казнить.
– И как же ты собиралась вывести Эмму из замка? – уловил суть я.
– Тайком, после вашей коронации и пира вся стража пьяна – это бы не составило труда, – призналась Алура. – Эмма добрая девушка, она бы и сама пошла, если бы не нога, потому что хочет помочь Хло. Она даже уговорила нового королевского лекаря осмотреть мою дочь. Но только он вряд ли станет это делать, стоит ему только увидеть…
И тут я насторожился.
Почему другие доктора отказывались осмотреть больную? Почему Алура сразу не пошла к Кэрлайлу, у нее хватало связей вызвать лучших лекарей.
– Стоит ему увидеть что? – строго спросил я. – Куда ты хочешь втянуть моего лекаря и кочевую? Что с твоей дочерью?
Мэра молчала. Только пальцы сжимали подол платья все сильнее.
– Алура… – строго произнес я. – Я не смогу помочь, если не буду знать правды. Ты ведь пришла за помощью, за разрешением официально вывести Эмму из замка. Так?
Она кивнула.
– Так чем заболела твоя дочь?
– Я не знаю… – вновь замялась женщина. – Но это очень похоже на проказу…
– Что? – воскликнул я и совершенно рефлекторно отшатнулся от Алуры.
Бич из болезней, страшнее чумы. Прокаженных было проще сжечь заживо, чтобы не мучились, чем лечить. Они распространяли заразу быстрее поветрия, стоило им только коснуться кого-то, новый человек тоже заболевал.
И Алура мне только что призналась, что вот уже несколько дней скрывает прокаженную девушку где-то в городе.
– Мой король, – взмолилась она, вновь падая на колени. – Но это не лепра, клянусь вам. Я бы тоже заболела, и мой муж. Это что-то другое, не заразное. Вот, взгляните на мои руки, они чисты…
Алура принялась закатывать рукава, чтобы показать мне свою кожу, но я смотрел на нее недоверчиво.
Мать скажет что угодно, лишь бы спасти дочь.
Вот только ужас ситуации был еще и в другом.
Алура – управляющая замком, и если она уже переносчик заразы, то пройдет несколько дней, и в стенах моего дома будет бушевать болезнь.
– Просто поверьте, – умоляла она. – Та кочевая старуха, она ведь не просто так пришла в мой дом, она что-то знает и знала еще до болезни Хло. Если Эмма ее дочь, она бы не стала просить привести свою кровиночку к прокаженной. Подумайте сами, ваше величество. Смилуйтесь.
Я отвернулся к стене.
Мысли в моей голове были сумбурны, и все же факт появления той самой кочевой, о которой с такой любовью и горечью потери говорила Эмма, смущал. Но тут вдруг выясняется, что старуха жива и даже ищет приемную дочь.
Я незаметно вытащил из кармана монетку. Покрутил ее в руках, будто ища подсказку в решении.
Но глупая железка оставалась глуха к моим вопросам, и тогда я повиновался инстинктивному решению.
«Орел» – я лично отправлюсь в дом к Алуре вместе с Эммой и взгляну на все своими глазами. В конце концов, я сегодня пил вино и ел из тарелок, которые подготавливала Алура.
«Решка» – откажусь рисковать и буду молиться на лучший исход. Буду верить, что никто не успел заразиться. И тогда отдам приказ, который должен отдать каждый король, – сжечь дом Алуры вместе с прокаженной. Это жестокое решение, но риск для остального населения слишком велик.
Монетка взлетела вверх, и я поймал ее на лету.
Словно догадавшись о том, что я делаю, Алура позади перестала всхлипывать и задала вопрос:
– Вы доверите судьбу моей дочери монете?
– Да, – ответил я, открывая ладонь, чтобы взглянуть на результат.
Распростертые крылья королевского герба сверкнули в свете свечей.
– Тебе повезло, Алура. Можешь будить конюхов, пусть готовят транспорт для Эммы и седлают моего коня. Я отправляюсь с вами.
* * *
Я наблюдал со стороны, как подготавливали коня, пока Алура отдавала распоряжения по подготовке одной из карет.
Внезапно во двор буквально влетел Кэрлайл.
Было видно, что он запыхался от быстрого бега, да и весь вид его выдавал усталость.
– Ваше величество? – произнес он удивленно, но тут же опомнился и вернул лицу собранное выражение.
– Удивлен, что я здесь? – догадался я.
Взгляд Кэрлайла метнулся к Алуре, и той пришлось вступить в разговор:
– Король решил лично сопроводить нас к моему дому. Вместе с Эммой.
Брови лекаря едва заметно приподнялись.
– Это весьма благородно с вашей стороны так заботиться о подданных, мой король, – все же произнес он. – Тем более что я как раз искал вас для важного разговора. Можем ли мы переговорить наедине?
Я обвел взглядом конюшню. Здесь были разбуженные среди ночи конюхи, мэра управляющая, куча лошадей, да и бог весть еще кто мог спать, скажем, на тех тюках сена в дальнем углу. Ни о каком «наедине» тут и речи не могло быть.
– Это ждет до завтра? – спросил я.
– Нет, мой король, – вид у Кэрлайла и впрямь был обеспокоенным. – Дело касается нашего с вами недавнего разговора… в спальне вашего отца.