Существование рядом с тем, к кому не буду иметь чувств – лишь бы жить дальше.
Имели ли эти поиски вообще смысл? Если бы не просьба Агве, я бы гордо ушла за ней.
– Наверное, сам его величество Ричард Первый обратил свой взор на голодранку кочевую, – горько усмехнулась я, смахивая не желающие прекращать течь слезы. – Я разберусь, матушка, – пообещала тут же, заметив тревогу в темных глазах. – Спасибо за ту жизнь, что ты мне подарила, я никогда и ничего не забуду.
И мы обе расплакались, заключив друг друга в объятия.
Слабость все же прорвалась наружу…
Нас снова прервал Кэрлайл. На сей раз он не утруждал себя стуком – какой может быть такт при кочевых? – просто вошел, кашлянул для привлечения внимания и, дождавшись, когда мы посмотрим на него, сказал:
– Нам пора возвращаться, скоро рассвет. Король должен вернуться в замок, но, прежде чем мы уедем, Хло зовет тебя, Эмма. Возможно, это одна из ее последних просьб. Алура останется с ней, пока она…
Он замолчал, выжидающе посмотрев на меня. Почему недоговаривает? Почему все меня считают слабой и недостойной полных ответов?
Собственно, я высказала вслух крутящиеся на языке вопросы. Лекарь смутился, потоптался на месте, даже попытался уйти от разговора и все же заговорил тихим, поникшим голосом:
– Увы, болезнь не получится остановить, я не сталкивался ни с чем похожим ранее. Слава светлым богам, у нее не лепра, иначе мы все уже были бы обречены.
– Это проклятье! – опять выкрикнула я, отчего Кэрлайл вздрогнул. – Оно должно было достаться мне, Хло спасла меня ценой собственной жизни. Я пойду к ней, помоги подняться.
Оба – и Агве, и Кэрлайл – приняли просьбу на свой счет, кинувшись меня поддержать. Мужчина оказался проворнее, хотя и находился дальше. Я не успела сообразить, как оказалась у него на руках. Он держал меня без напряжения, как пятилетнего ребенка, только отчего-то пытался не прижимать меня к своей груди, что со стороны могло выглядеть так, будто он перетаскивает бревно, о которое боится испачкаться.
– Спасибо, – сквозь зубы промолвила я. – Мог просто подать мне руку.
– Всегда пожалуйста. – Хмурое лицо лекаря осветила улыбка, отчего натянувшаяся в моем собственном сердце струна немного ослабла. – Должен тебя подготовить: зрелище не из приятных, поэтому держи себя в руках, Хло нельзя волноваться в ее состоянии.
Наверное, если бы он не предупредил, я в самом деле не уняла бы эмоции при виде того, во что превратилась миловидная дочь Алуры. Она лежала, вытянувшись в кровати, тонкие руки покоились поверх одеяла, практически не отличаясь от него по цвету из-за покрывавшей кожу коросты и сочащихся сукровицей язв. Точно такие же язвы изуродовали лицо девушки, изменив облик до неузнаваемости.
– Эмма, ты пришла. – Скорее всего, ей было больно говорить, потрескавшиеся губы едва шевелились, выпуская вместе с голосом мучительный стон. – Ты мне снилась. Поле, кибитка и ты в красивом платье с длинной юбкой, расшитой золотыми кругляшками. Ты танцевала, и солнечные лучи отражались в каждом кругляшке, танцуя вместе с тобой.
– Дочка, не трать силы. – Алура зыркнула в мою сторону, как мне показалось, с ненавистью. У нее было такое право, и все равно мне стало невыносимо обидно, ведь все произошло случайно.
– Мама, я должна рассказать, – упрямо заявила Хло, на ее лбу появилась испарина от напряжения. Девушка и вправду считала это важным. – Эмма танцевала, когда на поляну пришел единорог, он стоял в стороне, наблюдая за ней. И когда она заметила его присутствие, животное взбесилось. Встало на дыбы, понеслось в ее сторону. Мама, я видела! Все происходило как наяву. Он пронзил Эмму рогом. Убил!
– Кошмары снятся всем, милая. – Алура говорила прерывисто, задерживала дыхание и время от времени хваталась за горло. – Поспи, родная, пусть к тебе придут хорошие сны.
– Там были еще люди, – не обращая внимания на уговоры, упрямо гнула свое Хло. – Женщина с маленькой девочкой и мальчик. Женщина вела себя странно, она закрывала девочке глаза, а сама подошла к Эмме и вырвала еще бившееся сердце, выбросив на землю.
Я слушала открыв рот.
– Бедняжка бредит, – прозвучал над моим ухом вердикт Кэрлайла.
Но я так не считала: не после истории, которую рассказала сегодня Агве.
Что-то произошло много лет назад. Связанное с единорогом и моим сердцем.
– Кэрлайл, поставь меня на пол, – попросила я, – просто помоги идти, не таскай больше на руках.
– Правильное решение, – будто поддержал Ричард мою просьбу и скрестил руки на груди. – Что там за женщина такая была во сне?
– Ваша невеста, король… – прошептала Хло с горящими то ли от жара, то ли от безумия глазами. – Это была она!
Произнесла и закашлялась кровью.
Ричард отшатнулся на шаг назад, Алура же вскочила и принялась хлопотать над дочерью.
– Милая, ну что ты говоришь такое… – Она бормотала это и всхлипывала. – Ну что же я за мать такая! Прислуживала в замке, пока ты тут… а я ничем даже помочь не могу. – Она резко обернулась и посмотрела на Агве. – Вы обещали ее спасти! Я сделала все, как вы сказали. Привела ее. Эмму. Так помогите!
Алура почти кричала, но никто в повисшей тишине не смел ничего возразить.
Агве ободряюще коснулась моей руки, и я всей душой поняла, что это последний раз, когда я чувствую тепло ее тела.
– Мама… – прошептала я, и она обернулась.
– Я уже делала это, – произнесла она, стягивая с плеч шаль и буквально засовывая мне в руки. – С тобой, много лет назад. Делиться жизнью не так страшно и совсем не больно. Жаль только, моих крох не хватит, чтобы излечить Хло полностью. Но я дам ей самое важное – время. Неделю, а быть может, две.
В моем горле уже в миллионный раз за вечер застрял ком, я не могла говорить, но вместо меня это сделал Ричард.
– А дальше? – спросил он.
– Найдите того, кто создал проклятье, и заставьте снять. Это единственный способ, – ответила Агве и сделала еще один шаг к кровати Хлои. Больше она не оборачивалась, ее последними словами, которые я услышала, были: – Лекарь, унеси отсюда мою девочку… я не хочу, чтобы она это видела.
Ричард
Я и подумать не мог, какая сила заточена в хрупком тельце. Из объятий Кэрлайла Эмма вырывалась разъяренной фурией, била лекаря кулаками в грудь, норовила вцепиться ногтями в лицо. Ее можно было понять, и будь на ее месте другая, такое поведение вызывало бы во мне раздражение и неприязнь.
Я никогда не терпел истерик.
Но сейчас случилось исключение.
Мы все теряем близких, к такому невозможно быть готовым, это больно.
Даже мне было больно, когда я потерял отца, но королям не положено рыдать и убиваться, я был должен сохранить лицо и сохранил его. Тем временем лекарь усадил девушку в карету, уселся сам и хлопнул дверцей.
У меня глаза сузились от подобной наглости.
Да что он себе позволяет? Закрыть дверь перед носом короля!
Первым моим желанием было выволочь его наружу и заставить ехать следом, пусть даже заберет моего коня – не жалко. Гнев удалось погасить не сразу, пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, прежде чем я приблизился к карете и потянул дверцу на себя.
На смену эмоциям пришла логика.
Кэрлайл просто не ожидал, что я решусь возвращаться в карете с ними. А меж тем светало. Город просыпался… Меня могли узнать даже под плотным капюшоном.
Я осмотрелся.
Эмма сидела, уткнувшись лицом в скомканную шаль, плечи ее заметно подрагивали, пальцы крепко цеплялись в расшитую звонкими монетками ткань.
– Ваше величество, мы можем отправляться, – произнес лекарь и ближе придвинулся к плачущей девушке.
– Да, пора, – подтвердил я, – нужно вернуться до рассвета, не хочу, чтобы новость о нашей поездке разнеслась по дворцу. Пересядь-ка, – велел ему я, – с этой стороны шторка закрывается не слишком плотно, не хочу, чтобы меня увидели и тем более узнали по дороге.
Объяснение было так себе, но меня мало заботило, что мог подумать лекарь, скорее, искал повод, чтобы самому сесть поближе к Эмме и успокоить ее.
Доктор нехотя перебрался на скамейку напротив Эммы, я же занял его место. Так-то лучше.
– А как же ваш конь, ваше величество? – с долей ехидства спросил Кэрлайл.
– Мэра Алура вернется в замок позже, когда… – Здесь я запнулся, не сразу сообразив, как лучше подобрать слова. – В крайнем случае пришлю кого-то забрать его. Не переживайте, мэр лекарь.
– Пустите меня к ней, я не успела попрощаться, – обреченно попросила Эмма, чем прервала нашу перепалку.
– Она не хотела, чтобы ты видела. – Кэрлайл вновь влез со своей репликой, игнорируя установленные правила общения в обществе короля. Жестом фокусника он извлек что-то из кармана и предложил Эмме.
– Мне все равно! – выкрикнула она и отпихнула руку Кэрлайла с белоснежным платком. – Вы не имеете права меня удерживать! Я не преступница и не ваша раба!
Девушка говорила с вызовом и смотрела исключительно на меня, хотя я никак не препятствовал ее прощанию с матерью. Еще один яростный взгляд, на сей раз в сторону лекаря, и вот уже Эмма завернулась в шаль, замолкая.
Перемена в ее поведении была столь разительной, что я всерьез испугался, не ожидает ли нас после затишья еще большая буря.
Лекарь выжидающе посмотрел на меня, будто пытался переложить ответственность, и я поступил, как мне тогда показалось, правильно – постучал в заднюю стенку кареты, давая извозчику команду выдвигаться.
Я никому не говорил, но всю дорогу до дома Алуры меня не покидало чувство тревоги, которое не отпустило, даже когда Кэрлайл успокоил всех после осмотра больной Хло.
И теперь это чувство многократно усиливалось. Никаких видимых причин этому состоянию не было, впрочем, не было и скрытых.
Тогда почему сердце, давно не отзывающееся тянущей болью, решило напомнить о себе острым уколом?
Сделав вид, что ищу что-то под камзолом, приложил руку к груди, прислушался к ощущениям. Стало только хуже. Да еще обжигая бедро, раскалилась монета. Зашипев от боли, запустил пальцы в карман, подхватывая металлический кругляшок. Абсолютно холодный, почти ледяной.