– Почему ты не хочешь сказать, что произошло у того ручья? – спустя время не выдержал и поинтересовался я.
Эмма вздрогнула и сильнее обернулась шалью, сделавшись похожей на пойманную в паутину бабочку. Она молчала.
А мое сердце отчего-то ныло так тягостно и тоскливо, будто билось из последних сил.
– Вы ведь слышали мэра лекаря? – заговорила Эмма, не глядя на меня, словно боялась, что я могу рассмотреть нечто, что ей очень хочется скрыть ото всех. – Просто обморок.
– Это ничего не объясняет. Ты проговорилась, что знаешь причину. Ты больна? Только скажи, и я смогу тебе помочь. Когда приедем в имение советника Гровера, можно будет купить лекарства. У нас есть монеты.
Тут я горько усмехнулся.
Хоть деньги у нас были: кошель с золотом всегда висел на всех костюмах, положенных королю. Вдруг захочется отблагодарить верного подданного или просто подать милостыню. Мой отец считал полезным иногда проявлять щедрость перед простым людом.
Я же сейчас был благодарен ему за такую предусмотрительность.
Деньги и вправду полезны, если ты опальный правитель.
– Лекарства не помогут. – Эмма улыбнулась. Улыбка вспыхнула и потухла, оставляя горечь послевкусия. – Не мучьте меня, я не могу рассказать того, в чем сама до сих пор не уверена.
– Вокруг нас без того много загадок, так неужели ты не хочешь раскрыть хотя бы одну из них?
– Очень хочу. – Эмма не лгала. – Но я действительно не могу говорить до тех пор, пока сама не пойму все до конца. Вы мне верите?
Верю ли я? Не знаю.
Кто бы мне сказал еще неделю назад, что я в компании кочевой и королевского лекаря стану убегать из собственного дома, гонимый угрозой смерти, поверил бы? Вряд ли! Уж скорее отдал бы приказ вышвырнуть такого шутника прочь.
Вот и Эмме я ничего не ответил.
Мне лишь хотелось одного: понять, о чем думает эта девушка.
Спустя пару часов я попросил Кэрлайла сделать остановку.
Вначале он не хотел, объясняя тем, что с запада надвигались тучи и нам нужно опередить ненастье, но, видимо, что-то было в моем голосе такое, что заставило его натянуть вожжи, заставляя уставшую лошадку замереть на месте.
Спрыгнув на землю, я огляделся.
Впереди вился пыльной лентой пустой тракт. Сезон оживленной торговли окончен, все меньше повозок трамбуют колесами землю. Купцы всех мастей осели на базарах, чтобы распродать свой товар. Сейчас нам такое было на руку. Нам вообще все давалось слишком просто, и такое положение вещей заставляло напрягаться, начинать думать о затишье перед бурей.
Ощущение беспокойства толкнулось в груди, как бы намекая, что оно все время было здесь, просто я отвлекся.
Я вновь достал из кармана монетку, которую мне вернула Эмма.
Прошли сутки, а я уверенно воспринимал ее оберегом.
Повертел кругляш в руках, удостоверился в том, что металл обычной температуры. Не горячий, не холодный.
Неужели все мое беспокойство зря?
– Поехали, – бросил я лекарю, забираясь в карету.
К имению Гровера мы подъезжали в сгущающихся сумерках, наверное, поэтому некогда помпезный дом показался таким заброшенным. Серые стены с облупившейся во многих местах краской, наглухо закрытые ставнями окна, заросшие диким плющом ворота не давали ощущения, что здесь рады гостям.
А ведь в последний раз я тут был… пришлось даже напрячь память… лет шестнадцать назад. Спустя два года после событий на охоте. И все тут просто сияло роскошью и деньгами.
– Ты точно правильно свернул на развилке? – спросил я у Кэрлайла, выбираясь из кареты.
– Ошибки быть не может, – уверенно ответил он, соскочил с козел и подошел к воротам, подергал за тяжелое латунное кольцо, после чего сказал: – Заперто. И, судя по ржавчине на петлях, ими давно не пользовались.
Я прислушался. За воротами было тихо. Тишина казалась неестественной: не бывает такого, чтобы даже собака не гавкала.
– Подсади меня. – Я поманил Кэрлайла к себе. – Да не смотри так, я, как все нормальные мальчишки, тоже лазил в детстве через заборы. Удивлен?
– Вовсе нет, – покачал он головой, – скорее, не вижу смысла в проникновении на территорию, если там никого нет.
– Вот перелезу – и узнаем, есть ли там кто.
Заросли плюща зашелестели, расползлись в стороны, и в бедро мне уперлось что-то острое и холодное.
– Стой, ворюга! – проскрипел голос с другой стороны изгороди. – Не вздумай бежать, стрела из арбалета догонит. Медленно отойди на три шага и замри.
Я выполнил требование, отошел в сторону и теперь мог хорошо рассмотреть оружие, которым мне угрожали. Арбалет старый, казалось, даже пыль с него только что сдули, но на таком расстоянии даже он мог убить.
– Дальше! – скомандовал тот же голос. – Еще два шага.
Я не успел сделать и одного, когда ногу обожгло болью и арбалетный болт со свистом впился в борт нашей повозки.
К счастью, прошло по касательной, серьезной раны я не получил.
Вскрикнула Эмма, к которой немедленно бросился Кэрлайл, а ко мне из неприметной от обилия плюща калитки кинулась темная тень и, с сожалением завывая на одной ноте, ткнулась в колени.
– Ваше высочество, не признал! Простите окаянного! К нам ведь никто не заходит вот так – через забор.
Я посмотрел вниз, там блестела красная лысина, обрамленная седым пушком редких волосенок.
– Поднимись, – велел я, но мало что изменилось.
Лысина едва доставала мне до груди, а ее обладатель никак не решался поднять лицо, чтобы я наконец-то смог его рассмотреть.
– Ферез, вы? – прозвучал голос Кэрлайла.
Из кареты ко мне уже спешила Эмма, которую пытался остановить Кэрлайл, все еще опасаясь нападения.
– Лекаренок Кэрлайл? – удивился тот.
– Старший лекарь Кэрлайл, – поправил того доктор. – Но я рад, что вы меня узнали спустя столько лет.
– О-хо-хо, – залепетал лысый. – Но какое же счастье! Вы приехали помочь хозяину?
Да что за напасть! Лысый никак не хотел показать свое лицо, принявшись обнимать опешившего от такого приема лекаря.
– Ферез, мы с его… высочеством, – вовремя опомнился Кэрлайл, – приехали поговорить с мэром Гровером. Дело чрезвычайно важное.
– Ваше высочество, не гневайтесь, – лысый все же повернулся ко мне, но я его не узнал, зато он, скорее всего, видел меня еще в детстве, если опознал в подкравшейся темноте. – Хозяин очень болен. Он уже полгода, как не говорит ни слова. Ну чего же мы стоим? – опомнился он, – пройдемте же в дом. Вы голодны с дороги? И что произошло, почему ваши костюмы в таком непотребном виде?
В тот самый момент он заметил Эмму, вежливо кивнул и продолжил:
– Вашу прислугу я размещу в западном флигеле, там ей будет удобно, и в случае необходимости она быстро явится для поручений.
– Эмма не прислуга. Она… – Я опешил, не зная, как представить Эмму. На помощь мне пришел Кэрлайл:
– Девушка – моя подмастерье, – уверенно выдал он так, что я сам едва не поверил.
– Вы смешной, мэр Кэрлайл, – хитро улыбнулся Ферез, подмигивая лекарю, – женщина не может быть лекаркой, им не даются науки. Или она занимается ворожбой?
Слуга сунул руку за пазуху, где, скорее всего, прятал амулет от злого глаза.
– Вы в своей глуши многое пропустили, дорогой Ферез, – отшутился лекарь, – время не стоит на месте, все меняется.
– Еще скажите, что женщина теперь может родом главенствовать и имуществом командовать! Ну право слово – смешно!
Это был почти удар под дых.
Женщина теперь еще и почти сумела свергнуть короля!
Лысого спасли лишь его дремучесть и неосведомленность.
От Кэрлайла не укрылась моя реакция, и он поспешил сгладить конфликт, переведя разговор в иное русло.
– Давайте лучше о деле: как самочувствие мэра Гровера? Все настолько плохо?
Ферез издал еще один тягостный и красноречивый вздох.
– Да что зря болтать, мэр лекарь, – развел он руками. – Сами завтра посмотрите и все поймете.
– Почему завтра, а не сегодня? – вырвалось у молчавшей до тех пор Эммы.
Лысый удивился так, будто с ним заговорила деревянная колода, и ответил не напрямую, а все через того же Кэрлайла:
– Хозяин спит, едва укачали. Он третьего дня сделался очень уж беспокойным, все пытался подняться, мычал неразборчиво. И ведь только сидеть начал сам, да вот снова обездвижен. Завтра, все завтра.
Краем сознания я отметил совпадение по времени ухудшения здоровья советника с захватом власти Таис, но тут же подумал, что сам притягиваю связь за уши.
Поместье, несмотря на мельтешащую прислугу, казалось вымершим. Ощущение одиночества не покидало меня, стоило шагнуть за ворота. Лысый распорядился подготовить для каждого из нас комнаты, намекнув, что может выделить общую спальню для мэра лекаря с его спутницей, на что Кэрлайл подавился куском пирога и вежливо отказался от предложения. Лысый пожал плечами и больше к теме «женщина лишь довесок к мужчине» не возвращался.
Мне почему-то казалось, что предстоящей ночью мне снова не удастся заснуть, и как же я ошибался, когда, едва коснувшись головой подушки, провалился в благодатное небытие.
Мне снился солнечный день, деревушка на краю леса и незнакомые люди – мужчина, женщина и девочка, совсем кроха. Все они смотрели на меня с плохо скрываемой надеждой, будто силились что-то сказать и никак не могли. Я совершенно точно не видел этих людей раньше, тогда почему так тянуло в груди, почему я хотел попросить у них прощения и за что?
В нос забился запах пыли и почему-то масляной краски – и вот я уже стою в своем тайном убежище во дворце, передо мной моя картина, после завершения которой я потерял всякий интерес к живописи.
Моя ли?
Тот же пейзаж с деревенькой на окраине леса, так же три человека стоят и смотрят прямо на меня.
Трое: Кэрлайл, Эмма и я.
Как такое вообще возможно? Я не рисовал ничего подобного!
В каком-то порыве я схватил стоящую здесь же емкость с краской и выплеснул на холст, чтобы не видеть, не запоминать.
Алая, похожая на кровь краска потекла по холсту на пол, подбираясь к моим ногам. Я интуитивно попятился назад, что-то заставило меня опустить взгляд на руки.