Меня окутывает приятный аромат геля для душа, смешанный с его персональным запахом, пробирающим до самых костей. Дыхание опаляет щеку, а глубокий и тягучий шепот парализует всё тело: – Или впечатляющее?
Внутри всё натягивается струной, пульс за секунду подскакивает до запрещенной скорости и предательски начинает бить по артерии проходящей в районе шеи. Я нестерпимо хочу, чтобы он не просто дразнил меня шёпотом, а наконец-то прикоснулся, но на этом его игра в альфа-самца заканчивается.
– Вчера ты была смелее, – усмехается засранец и игривой походкой направляется на кухню.
Смелее?
Я анализирую брошенные слова и в ужасающем шоке отмираю спустя пару секунд.
– А что случилось вчера? – Быстро перебегаю в гостиную и впиваюсь взглядом в широкую спину Максвелла. – Что я натворила?
Курт резко прекращает возню с посудой и застывает с двумя яйцами в руке над сковородкой.
– Да, собственно, ни-че-го такого…
Он что? Решил дать заднюю?
– Курт! Что я сделала?!
Прошу? Нет, требую я.
– Ты что, правда ничего не помнишь? – Он подозрительно хмурится, явно пытаясь понять, не притворяюсь ли я сейчас.
– Помню разговор с Ритой, потом как стащила алкоголь у Либи… – начинаю перечислять я растерянно.
– А дальше?
– Потом вроде бы проникла в комплекс и… – Чем больше я пытаюсь воскресить вчерашний вечер в своей голове, тем сильнее всё расплывается и превращается в ускользающую дымку. – Кажется, я катала свою программу на арене…
– Именно. Там-то я и нашёл тебя пьяной, горланящей какую-то русскую песню, – кивает Курт и разбивает яйца на раскалённую сковороду.
– Ох… Ну это ещё не самое страшное. А что было дальше? – выдыхаю в облегчении.
Он не торопится отвечать, внимательно изучая меня пристальным взглядом и очевидно размышляя, стоит ли говорить правду.
Дьявол! Что. Я. Сделала?
– Максвелл! Говори уже!
– Ничего! – Он резко отворачивается и начинает энергично орудовать лопаткой.
– Ты врёшь!
– Нет. Просто ты немного… эм, психовала… но это ведь твоё нормальное состояние, так что ничего особенного. – На его губах появляется ехидная улыбка.
– Придурок! – Я хватаю полотенце и начинаю азартно хлестать его по плечам. – Я уже решила… – удар, – что танцевала… – ещё один, – стриптиз на капоте машины… – не жалея сил луплю его – или бегала голышом по всему городу!
Курт заливается громким смехом, таким искренним и заразительным, что я мысленно вычёркиваю этот пункт из списка его недостатков. Его смех звучит так гармонично и приятно, что хочется слушать его снова и снова.
– Вот видишь! Что и требовалось доказать – истеричка! – Он продолжает хохотать, отбиваясь руками от моих атак полотенцем.
Обежав стол, Курт хватает со стойки сотейник и выставляет его перед собой словно шпагу в защитной стойке:
– Спокойно!
– И что? Собираешься усмирить меня сотейником?
– Как минимум отражу твоё нападение!
Я снова замахиваюсь полотенцем, но внезапная ноющая боль в висках напоминает о себе.
– Ой! – Я хватаюсь за голову и пытаюсь справиться с накатившей тошнотой. – Куда я засунула аспирин?
Веселье мгновенно слетает с лица Курта. Он бросает сотейник и осторожно усаживает меня на стул.
– Почему сразу не выпила таблетку? Голова кружится? Тошнит?
Неподдельная тревога, внимательный взгляд, который цепляет каждый мой нерв. От этой неожиданной заботы по коже пробегает целая стая мурашек. Хочется немедленно превратиться в капризную барышню и злоупотреблять вниманием снова и снова.
– Немного… – признаюсь тихо, массируя виски пальцами: кажется, они вот-вот взорвутся от острой пульсации.
– Сейчас! – Курт вновь превращается в доктора Максвелла: стремительно исчезает из поля зрения и почти сразу возвращается с шипящим стаканом воды.
На этот раз я не медлю и без лишних слов опустошаю стакан до дна.
– Зачем ты это сделала?
Я не сразу понимаю, о чём он спрашивает, но по серьёзному тону догадываюсь: речь идёт вовсе не об аспирине и моей битве с полотенцем.
– Подростковая глупость, – выдавливаю из себя улыбку, однако этого явно недостаточно, чтобы убедить Курта в моей лжи. А у меня уже нет ни сил, ни актёрского таланта, чтобы продолжать увиливать и сочинять нелепые оправдания своим поступкам.
– Сена, хоть раз скажи мне правду… – Он не злится и даже не требует, как делал раньше, а лишь устало просит, будто утомлённый бесконечными загадками. Одной рукой он опирается о стол за моей спиной, другой придерживает спинку стула, на котором я сижу. Курт не касается меня, но словно окружает собой со всех сторон, замыкая в тесном кольце рук и погружая в пьянящую ауру своей властной защиты. В ней я ощущаю себя маленькой девочкой в руках сильного мужчины.
– Это правда была просто глупость… – смущённо мямлю я, признаваясь в своей безрассудности.
– Расскажи мне, что случилось? Вчера ты сказала, что тебя нет в списке претендентов на Олимпиаду. Но ведь до неё ещё полгода – многое может измениться.
Поднимаю веки и встречаюсь с его янтарными глазами, полными беспокойства и тепла. Душа рвется на части – ещё чуть-чуть, и я точно не сдержу поток слёз.
– Вчера мне выдали гражданство… – произношу я и тяжело и сглатываю комок в горле. Воспоминания о том, как я была счастлива узнать эту новость и как жестоко растоптали мои надежды позже, словно осколки битой бутылки торчат из груди, обливаясь алой кровью.
– Но ведь это хорошо, разве нет? – Максвелл слегка наклоняет голову, пытаясь поймать мой потухший взгляд. – Ты кому-нибудь рассказала об этом?
Я молча киваю, не в силах произнести ни слова.
– Это была Рита? Она тебя расстроила?
Снова кивок.
– Что она сказала?
Первая слеза предательски скатывается по щеке и обжигает кожу.
– Зефирка, позволь мне помочь… – он бережно берёт моё лицо в ладони и осторожно стирает слезу большим пальцем.
Наши взгляды пересекаются, и сердце предательски ликует, словно исполняет в моей груди сложнейший четверной аксель. Суставы и кости превращаются в желе, а внизу живота разливается приятная ноющая слабость. Курт слишком хорош для простого человека: он искренне пытается поступать правильно, но каждым своим действием только глубже проникает в моё сердце и вероломно забирает контроль себе. Если он продолжит в том же духе, я обречена. Мне придётся выдирать его образ из-под кожи с мясом.
Он никогда не станет моим, даже если сам этого захочет.
Мне не нужна его помощь и сострадание – только не от него! Ведь я просто не выдержу ещё одного пылающего взгляда и слов о том, что мы всего лишь друзья. Да, к чёрту всё! Пусть лучше считает меня несносным ребёнком!
Собираю остатки сил и решительно вырываюсь из его рук:
– Спасибо за помощь! Мне пора!
– Сена, подожди! Мы не договорили…
– Нет! Договорили! – Я судорожно хватаю свои вещи, разбросанные по гостиной, и поспешно отступаю к выходу.
– Что происходит? Я сделал что-то не так? – он растерянно смотрит на меня с непониманием.
– Нет! Ты… ты всегда всё делаешь правильно! Это я… В общем, забудь. Это только мои проблемы.
– Сена, пожалуйста! Давай поговорим! – Курт отчаянно ловит меня за руку, окончательно добивая моё бедное сердце.
Когда-то я смеялась над Элли, которая безуспешно пыталась бороться с чувствами к Картеру. Теперь сама оказалась в подобной ситуации. Оказывается, быть взрослой полный отстой.
Резко выдёргиваю запястье и холодно бросаю ему напоследок:
– Ты мне не поможешь.
Хлопаю дверью и бегу со всех сил подальше от дома человека, в которого я, как последняя дура, кажется, влюбилась.
Глава 14. Кто мешает стать великим?
Курт.
– Ты мне не поможешь!
Хрупкое запястье Зефирки выскальзывает из моей ладони, и девушка тут же исчезает за дверью, не оставив мне ни единой возможности её остановить.
– Дерьмо! – в сердцах смахиваю со стола стакан, из которого только что пила Сена.
Что вообще происходит с этой девчонкой? Почему с ней так сложно? Вчера она с ноги вынесла мое самообладание, чуть не склонив меня к сексу и по совместительству к огромной ошибке, которая могла стоить карьеры. Я надеялся, что сегодня она придёт в себя и наконец объяснит своё поведение. Но нет – вновь замкнулась в своём коконе и пулей вылетела из моей квартиры. Разве я не заслужил честного разговора? Благодаря моему молчанию никто не узнал о её вчерашней выходке, и она по-прежнему остаётся в числе претенденток на место в сборной.
Кто вообще внушил ей мысль, что она не попадёт на Олимпиаду?
Смирившись, что Зефирка мне все равно ничего не расскажет, я решаю выяснить все самому, иначе не видать мне спокойной жизни.
***
Я приезжаю в спортивный комплекс раньше обычного, чтобы успеть перехватить Дакоту – второго тренера фигуристок. Между нами сложились доверительные отношения, и я надеюсь, что она сможет пролить свет на ситуацию с Сеной.
Застаю Беннет в тренерской за бумажной волокитой.
– Приветствую чемпиона! Как поживает лучший тренер этой части планеты? – улыбаюсь я, входя в кабинет.
– О, Максвелл! Ты сегодня рановато, – Дакота отрывается от бумаг и отвечает дружеской улыбкой. – Раз ты так красноречив, значит тебе что-то нужно.
– Во-первых, я не льщу, а говорю чистую правду. Ты действительно прекрасно работаешь с девочками. – Здесь я совершенно искренен: Дакота великолепно чувствует спортсменов и безошибочно определяет их сильные стороны. – А во-вторых, ты права: мне действительно нужна минутка твоего внимания. Хочу обсудить кое-что важное по одной из наших фигуристок.
Я протягиваю ей стаканчик кофе в качестве своеобразной взятки.
– О, с этого нужно было начинать, Максвелл! – Дакота благодарно принимает кофе и смеётся.
Мы решаем выйти на улицу и поговорить на свежем воздухе.
– Выкладывай, что тебя интересует? – сразу к делу переходит Дакота.
– Скажи, список сборной уже утверждён?