Да начнётся битва!
Первые аккорды кавера Evanescence «Bring Me To Life» касаются моего тела, заставляя извиваться его замысловатой волной. Начало номера всегда мелодичное и чувственное: именно в эти мгновения устанавливается эмоциональный контакт с судьями. Сейчас мой единственный строгий арбитр – Рита, но смотреть на её суровое лицо нет никакого желания. Она слишком пристально следит за каждым моим движением и скрупулёзно выискивает малейшую ошибку.
Не думай об этом, Золотова! Просто танцуй!
Взмахиваю рукой, которая словно крыло, вот-вот поднимет меня в воздух. Резкий поворот головы и пронзительный взгляд, адресованный куда-то в пустоту. Мне не нужен якорь на трибунах, я не играю по правилам, всю программу я планирую заигрывать с воображаемой публикой: то бросать пламенные взгляды, то обдавать надменным холодом. Наблюдающие должны поверить в мой номер, забыть о технике и погрузиться в иммерсионный театр, который я для них подготовила. Концепция моей программы две личности: черное и белое. Вся хореография построена на контрасте резких и нежных движений. Я играю ангела и дьявола одновременно, ловко переключаясь с одного настроение на другое, будто в меня вселились два противоположных существа, ведущие отчаянную борьбу за власть над моим телом.
Ангел превращается в лебедя и взлетает над ледяным озером в двойном прыжке, мягко приземляется и переходит в кантилевер, почти касаясь головой морозной глади и ломая законы физики.
Но тут демон перехватывает инициативу, агрессивно закручивает своё тело в дерзкую спираль, откатывается назад, бросает острый взгляд и с ядовитой ухмылкой словно застывает в воздухе в амплитудном шпагате. Ни один бит не пропущен, ни одна яркая нота не проигнорирована. На каждую приходится точка или протяжное движение. Ангел не сдаётся, просит демона отпустить его, взвывает, падает на колени в центре огромной арены и словно на публичной казни обращается к беспощадной толпе с мольбой спасти его. Демон непоколебим: он разрезает лёд сверкающим лезвием, отталкивается и закручивает своё естество в смертельном пируэте. Тройной сальхов – это эффектно, но недостаточно сложно. Ангел снова выходит на поле боя: ранен, но не готов сдаваться. Он зол и решителен, вырывает победу ценой своих крыльев. Тьма уже примеряет корону, но кто сказал, что короли не умирают?
Сложнейшие шаги, затем два прыжка и каскад, прогиб и стремительное вращение, поднимающее вокруг служителя света искрящуюся метель. На его стороне небо, а небо бывает очень злым. Оно запускает молнии, превращая поле боя в осколки, обрушивает ливень, смывая все сомнения в победе белого посланника. Небо засыпает арену снегом, лишая демона сцены.
Завершая красивый бильман, ангел возвращается в центр. Сейчас самое время уйти и оставить темную сущность истекать кровью на снежном покрывале. Но не в этот раз: ангел разгоняется и, словно герой эпичного фэнтези, взмывает вверх и убивает демона тройным акселем.
Белый лебедь выиграл бой и войну. Он изувечен и больше не может летать, но всё ещё дышит, всё ещё способен впитывать восторженные крики, терпкий запах крови и адреналин победы, вырванной из когтей тьмы.
Он валится на лёд, закрывает глаза и…
Умирает.
Глава 16. Отпусти сейчас или никогда
Курт.
Музыка стихает, и я наконец прихожу в себя. Что это сейчас было? Мне не раз доводилось наблюдать за выступлениями фигуристок, но такого я ещё не видел никогда. Сена не просто откатала программу – она прожила на льду целый спектакль. И ведь это всего лишь тренировка, без ярких костюмов, необходимого освещения и оваций. Одного её взгляда, одного движения достаточно, чтобы понять всю историю. Как виртуозно она воплотила две противоположные сущности, как убедительно разыграла отчаянный поединок, стремительно переключаясь между ролями! Даже представить страшно, что будет на соревнованиях, когда её необузданная энергия окажется во власти сотен заворожённых глаз.
Зефирка всё ещё лежит в финальной позе, и только учащённое дыхание выдаёт, что она жива.
– Золотова, что это за самодеятельность в конце?
Резкий голос Риты заставляет меня вздрогнуть и чуть не подпрыгнуть на месте. Я, конечно, не тренер, но разве нельзя было сейчас добавить немного сахара вместо уксуса?
А тебе много сахара сыпали в хоккее?
Внутренний голос напоминает мне, что спорт не терпит поблажек. Но всё же хоккей – не фигурное катание. Девушки эмоциональнее и чувствительнее парней, здесь нужен баланс между кнутом и пряником. Это я уже как врач говорю – сказывается знание основ спортивной психологии.
– Я подумала, если переставить прыжки ближе к концу программы, то можно получить более высокий балл за технику… – растерянно начинает оправдываться Сена, но Пэлтроу перебивает её.
– Чтобы получить высокий балл за технику, нужно выполнять элементы чисто! А у тебя грязь! Что это было в середине? Кораблик или пародия на него? В шагах запуталась, после акселя еле вытянула приземление, каскады вообще кое-как сделала! Амплитуды никакой!
– Я отработаю! – голос Сены дрожит от волнения.
– Отработаешь. Но на Гран-при поедешь с другой программой.
– Но почему? Я ведь…
– Золотова, ты будешь спорить с тренером? – ледяным тоном обрывает её Рита.
– Нет…
– Отлично. Свободна. Можешь идти переодеваться.
Золотова резко срывается с места и устремляется к бортику. Лишь там она замечает меня и останавливается на секунду.
– Привет! – я нелепо поднимаю ладонь в знак приветствия.
– Замечательно… – раздражённо шепчет она себе под нос и решительной походкой обходит меня, садится на лавку и начинает яростно расшнуровывать коньки.
– Сена?..
– Чего тебе? – бросает она резко, не глядя в мою сторону.
– Ты была потрясающей, – говорю я искренне. Мне кажется, ей сейчас важно это услышать.
– Ну конечно!
– Это правда. Понимаю, тренеру виднее, но если смотреть…
– Если смотреть с очки зрения спортивного врача, то я великолепна! Спасибо! – саркастично заканчивает она вместо меня и вскакивает на ноги. Быстрым шагом направляясь к раздевалкам, девушка продолжает искрить негодованием: – Только это ничего не меняет! Я поеду на Гран-при с какой-то детской программой и займу там почётное последнее место! Но ничего страшного! Но ничего страшного, главное, чтобы Мередит никто не обошел! А если я там еще и головой в лед влечу, вообще будет прекрасно! Все только будут рады!
– Я не буду рад твоей разбитой голове – я пытаюсь поспеть за ней.
– Зашьёте, доктор Максвелл!
– Шьют хирурги… – тихо поправляю я ей вслед.
Сеня нервно запихивает вещи в спортивную сумку, накидывает куртку и кроссовки прямо поверх тренировочной формы и пулей вылетает из раздевалки. Я тут же бросаюсь следом.
– Сена, остановись! Ты сейчас не в себе, тебе нужно успокоиться! – пытаюсь схватить её за руку, но девушка резко вырывается и отталкивает меня ладонями в грудь.
– Да пошёл ты! Пошли вы все! – её накрывает волна истерики. – Rasisty vy grebanye! Ne daj Bog russkaya vashu medal'ku zaberyot! Какое преступление! Как несправедливо! Горите в аду! Ненавижу вас всех, ненавижу!
Зефирка срывается на крик, метаясь между русским и английским языками, и её обвинения эхом разносятся по пустому коридору. Я улавливаю лишь отдельные слова и пытаюсь сложить из них хоть какой-то смысл.
– Тише, прошу тебя. Никто не должен видеть твой срыв…
Если честно, то именно я, как человек, отвечающий за физическое и психологическое состояние спортсменок, обязан немедленно сообщить руководству о случившемся. Взять у неё анализы на запрещённые препараты, отправить к психотерапевту и назначить ряд обязательных тестов. Но с Сеней всё иначе – ради неё я нарушаю правила одно за другим. И сейчас снова делаю это: вместо того чтобы немедленно отвести её к специалистам и навсегда разрушить мечту о золотой олимпийской медали, я прикрываю её.
– Отвали от меня! – она пытается прорваться к выходу, но я решительно пресекаю побег, обхватываю её хрупкое тело и крепко прижав руки к груди, силой затаскиваю в свой кабинет.
– Пусти! – девушка отчаянно сопротивляется и пытается вырваться.
Я резко разворачиваю её лицом к себе и усаживаю на диван.
– Если ты немедленно не возьмёшь себя в руки, я вколю тебе снотворное! – рявкаю я, удерживая ладонями её мокрое от слёз лицо.
Это производит нужный эффект, она замолкает и смотрит на меня взглядом измученного ребёнка. Сена вымотана до предела; несколько минут назад она выложилась по максимуму на льду и не получила ничего, кроме жестокой критики тренера. Я мало что понимаю в фигурном катании, но сам когда-то был профессиональным спортсменом и прекрасно знаю, как иногда необходимо простое человеческое одобрение.
Её собранные волосы растрепались после борьбы со мной, под покрасневшими от слёз глазами проступают тёмные круги усталости, а губы потрескались от постоянного холода. Но даже сейчас, несмотря на всю эту внешнюю небрежность и беспорядок, она кажется мне безумно красивой.
Постепенно её дыхание становится ровнее, мы погружаемся в неловкую тишину. Мои ладони всё ещё держат её лицо, и я невольно провожу большим пальцем по нежной щеке девчонки, стирая медленно катящуюся слезу. Девушка едва заметно приоткрывает губы, словно хочет что-то сказать, но тут же отступает.
Я не замечаю, как инстинктивно притягиваю её к себе, наши лица оказываются настолько близко друг к другу, что я буквально ощущаю её дыхание. Сердце бешено бьётся в груди от дикого желания поцеловать её прямо сейчас. Гребаные шайбы! Она не должна мне так сильно нравится. Просто, мать вашу, не должна!
Собрав остатки воли в кулак, я отстраняюсь и молча направляюсь к шкафчику за успокоительным средством. Она остаётся на диване и внимательно следит за каждым моим движением. Вернувшись обратно, протягиваю ей стакан воды и таблетку.
– Спасибо… – тихо произносит Сена осипшим голосом, наконец нарушая затянувшееся молчание.