– Ты не можешь знать наверняка…
– Сенни, не уходи от темы! Лучше расскажи нам: как так вышло, что Мередит вообще добралась до твоего костюма? – Дон хитро улыбается и переводит разговор в другое русло.
Я не верю, что бывает дым без огня, но решаю не копать глубже – ссориться ещё и с ним мне сейчас совсем ни к чему. Только собираюсь открыть рот и рассказать, в каких обстоятельствах я обнаружила испорченный костюм, как вдруг пространство разрезает волна тестостерона.
– Привет, красотка! – Хантер, восходящая звезда хоккейного клуба Монреаль, впивается в меня пронзительным взглядом серых глаз и одаривает улыбкой, которая явно работает безотказно на всех девчонок в радиусе километра.
– Привет?.. – я не из тех, кто сразу включается в игру, поэтому моё приветствие звучит скорее вопросительно, чем кокетливо.
– Видел твоё выступление, ты была невероятно горяча!
Incredibly hot…
Его английский акцент такой густой и насыщенный, что мне сразу хочется передразнить его, ответив на русском с карикатурным американским произношением. Жаль только, никто вокруг не оценит шутку.
Я уже говорила, что не умею флиртовать? Вместо того чтобы мило улыбнуться и поблагодарить за комплимент, я лихорадочно пытаюсь подобрать какую-нибудь остроумную реплику.
– Эй, Зена – королева воинов, сходим куда-нибудь?
Хантер есть Хантер… как охотник всегда стремительно атакует жертву, пока та не успела опомниться.
Дон с нескрываемым интересом наблюдает за нашим односторонним диалогом, словно смотрит захватывающее кино. Кто-нибудь дайте ему попкорн.
– Куда-нибудь – это куда? – наконец-то отмираю я и возвращаюсь в реальность.
– На выходных будет вечеринка в доме моего друга. Был бы рад тебя там увидеть.
– Я подумаю, – пожимаю плечами и вдруг слышу за спиной чей-то восхищённый свист. Только сейчас до меня доходит: вся столовая следит за нашим разговором, словно за напряжённым хоккейным матчем в финале Кубка Стэнли.
– Тогда дай свой номер, я скину детали. – Он протягивает телефон, и я быстро ввожу цифры. Чем больше у меня знакомых в этом городе, тем легче будет выживать, даже если эти знакомые хотят затащить меня в постель при первой же возможности.
– Увидимся! – парень подмигивает и довольный возвращается к своему звёздному столику, где сидят его друзья – парни и девушки с обложек глянца, сияющие так ярко, будто их отполировали специально для фотосессии.
– Я горжусь тобой! – Дон возбуждённо шепчет мне на ухо. – Ты только что почти отшила самого Коула!
– Коул? Я думала, его зовут Хантер.
– Хантер – это фамилия. – смеётся Дон, а я закатываю глаза.
Точно, на этой части Земли имена могут быть фамилией и наоборот. Никогда к этому не привыкну.
– И не смей с ним спать! – тут же добавляет Дон строгим тоном.
– Это ещё почему?
– Он коллекционирует киски девчонок.
– Тоже мне новость! – цокаю языком. Этот парень – ходячий секс. Не будь моя голова забита мыслями о горячем докторе, то, возможно, и я бы повелась на его гипнотические глаза и дерзкую ухмылку.
– Хотя… Если чисто для здоровья … Может быть, это именно то, что тебе нужно? – задумчиво рассуждает Дон вслух, пока мы направляемся к нашему столику. Я старательно игнорирую десятки любопытных взглядов, изучающих каждое моё движение под микроскопом.
***
После моей провокации на Гран-при прошла уже неделя. Из хороших новостей: индивидуальные тренировки у меня остались, да и баллы за соревнование никто не отобрал. Но я понимаю: просто так мне это с рук не сойдёт. Федерация не дисквалифицировала меня сразу лишь по одной причине: в конфликте была замешана не только я, но и тот человек, который испортил мой костюм. А поднявшаяся шумиха вокруг инцидента заставила их действовать осторожнее и проводить более тщательное расследование.
Прямых доказательств против Мередит у меня нет. Но когда сотрудник федерации спросил меня прямо: почему я подозреваю именно её, то я честно рассказала всю правду – о том, как уже несколько месяцев подвергаюсь травле с её стороны.
Неделя затишья явно предвещает бурю. После скандала на Гран-при я не вижу ни Мередит, ни Риту, наши групповые занятия прекращаются, и теперь все индивидуальные тренировки ведёт исключительно Дакота. Она тщательно изображает, будто ничего не случилось, и упорно молчит о разгоревшихся в Интернете баталиях на тему того, кто виноват и кого нужно вышвырнуть из сборной.
Курта я видела последний раз перед финальным выходом на лёд. Он проводил плановый осмотр, едва касаясь моего тела и избегая прямого зрительного контакта. Его холодная отчуждённость бесит до чёртиков – кажется, я даже раздражённо фыркнула что-то на русском, не выдержав этого ледяного спокойствия. Отчасти мой срыв на льду связан именно с ним: его вечная игра в «горячо-холодно» сводит меня с ума. От одного его случайного прикосновения я плавлюсь, как шоколад на солнце, а он стоит себе, ровно дышит и смотрит с равнодушием патологоанатома. Послушал, потрогал – словно осмотрел труп – кивнул и отправил восвояси.
Кусок бесчувственного полена!
После тренировки с Дакотой я задерживаюсь на льду ещё минут на тридцать – отрабатываю новую связку шагов, которую она предложила вместо прыжка, чтобы успеть восстановить дыхание и не потерять драгоценные баллы. Погружённая в движение и музыку, я не сразу замечаю, как на пустынной трибуне появляется объект моих душевных терзаний.
– Бунтарка, признайся честно: ты вампир?
Низкий бархатистый голос Курта эхом разносится по пустому катку, заставляя моё сердце пропустить удар.
– Американо? – я стараюсь звучать дерзко и равнодушно, но внутри уже порхают бабочки размером с птеродактиля.
– Маршмеллоу? – ехидно вторит он.
– Я думала, доктор Максвелл, вы сбежали после того, как поняли, какие сумасшедшие пациентки вам достались, – намекаю я на свою внезапную славу скандальной фигуристки.
– У меня были дела в Европе. Но я всё ещё ваш спортивный врач, какими бы занозами в заднице вы ни были.
– Приму это за вызов! – усмехаюсь я и отъезжаю назад, снова повторяя связку быстрых спиралей.
Курт продолжает наблюдать за мной с трибуны – его взгляд ощущается почти физически, обжигает кожу и заставляет двигаться ещё выразительнее. Я чувствую себя живой под его пристальным вниманием: тело становится гибким и чувственным, движения приобретают лёгкую дерзость и сексуальность. Закончив связку, я останавливаюсь перед бортиком и смотрю прямо на него. Максвелл сверлит меня задумчивым взглядом, и я вдруг понимаю: он здесь не для того, чтобы полюбоваться моим катанием или проверить, не натворила ли я очередной глупости. Он хочет поговорить. Я задолжала ему объяснение – и теперь он точно не отстанет.
– Кто порезал твой костюм? – серьёзно спрашивает он, пока я выхожу со льда и натягиваю чехлы на коньки.
– Мередит, – выдаю ему ту же версию, что озвучиваю всем остальным.
– Она призналась?
– Нет, – резко отмахиваюсь и направляюсь к раздевалке. Но Американо тут же преграждает мне путь своим широким телом.
– Тогда откуда ты знаешь?
Меня начинает бесить эта вечная история: сначала люди требуют объяснений моим поступкам, а потом ещё и доказательства им подавай. Я устала постоянно быть начеку и готовиться дать отпор каждому встречному удару. Это до ужаса утомляет.
– Курт, я просто знаю, и точка! Не хочешь – не верь! – рассчитываю, что агрессия позволит мне уйти от ответа, резко обхожу его и ускоряю шаг.
Я не собираюсь ему ничего объяснять. Стоит только намекнуть, и он тут же полезет разбираться. А мне не нужна его жалость, и вся эта самаритянская помощь бедной несчастной овечке. Меня бесит, что он не позволяет себе приблизиться ко мне, но при этом считает нормальным лезть в мои дела.
– Почему ты так уверена? – Курт хватает меня за локоть и резко разворачивает к себе лицом. Его пальцы горячие, сильные, и от этого прикосновения по коже пробегает импульс тока. – Сена, хватит уже бегать! Просто позволь мне помочь тебе!
– Спасибо большое, но я в твоей помощи не нуждаюсь! – шиплю в ответ, пытаясь выдернуть руку. Он держит крепко, почти болезненно, заставляя смотреть прямо в его потемневшие от раздражения глаза.
– Зайди в кабинет, – тихо произносит он, понижая голос почти до шёпота и кивая на дверь с табличкой «Доктор Максвелл».
– Зачем?
– Поговорить…
– Нам не о чем разговаривать! – заявляю громким шёпотом.
– Прекрати вести себя как капризный ребёнок!
– Чего ты хочешь? – резко бросаю я вопрос ему в лицо. Он открывает рот, чтобы снова повторить свою дежурную чушь про помощь и поддержку, но я не даю ему договорить: – Нет, погоди! Дай угадаю: планируешь залезть языком ко мне в трусики, а потом сделать вид, что ничего не было? Так?
– Сена! – Курт зеленеет от злости и смущения одновременно. Он явно не ожидал, что я подниму эту тему прямо посреди коридора, где нас может услышать кто угодно.
– Что такое? Правда глаза колет? Каков план, доктор Максвелл?
– Зайди в кабинет, и мы… спокойно… всё обсудим.
– Что именно мы будем обсуждать? То, что я девственница и это мешает тебе нормально ко мне прикоснуться? Или то, что ты дрочишь на меня в душе как подросток вместо того, чтобы наконец трахнуть в своей постели?
Мои слова бьют точно в цель. Я вижу, как он напрягается всем телом: желваки на скулах ходят ходуном, кадык нервно дёргается вверх-вниз. В его взгляде вспыхивает ярость вперемешку с похотью. Я чувствую его бешеное сердцебиение через пальцы на моём запястье.
– Замолчи! Ты понятия не имеешь, о чём говоришь…
– А откуда мне знать? Ты же меня не хочешь!
Курт плывёт. Я читаю его эмоции как открытую книгу: гнев, возбуждение, отчаяние. Я беспощадно провоцирую, довожу до предела, хочу заставить его потерять контроль и наконец-то позволить себе слабость по имени Ксения Золотова.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так… – выдавливает он хрипло, на надрыве, уже не в силах отрицать очевидное.