– Курт, никто не застрахован от падений…
– Зефирка, в тот злосчастный день я вышел на лёд без плечевой накладки – банально забыл её надеть. Я не выспался, был рассеян и измотан. Сам создал все условия для того, чтобы меня сломали. А когда увидел тебя пьяную на льду, меня охватил парализующий страх – ты могла покалечиться и по собственной глупости лишиться мечты всей своей жизни. Поверь, нет ничего ужаснее осознания того, что ты собственными руками разрушил свою жизнь. Я не хотел, чтобы ты повторила мои ошибки.
– Курт, перестань себя винить! Ты был молод и глуп, – мягко произносит Зефирка и касается моей щеки ладонью. Затем её голос приобретает игривые нотки: – Прямо как я сейчас!
– Да уж, чувство самосохранения у тебя напрочь отсутствует!
– Но ведь сейчас всё хорошо? Ты прекрасный врач, скоро откроешь собственную клинику – разве это не впечатляющее достижение? Возможно, твоё предназначение как раз в том, чтобы спасать чужие карьеры, а не забивать шайбы.
Я грустно усмехаюсь и отвожу взгляд. Эта история ещё не окончена, и самое страшное мне только предстоит открыть ей.
– С той самой игры началась новая глава моей жизни. Глава, которую я предпочёл бы полностью вычеркнуть из памяти.
Зефирка сочувственно сжимает мою руку:
– Потерять мечту тяжело, но не смертельно! Мама часто повторяла нам с сестрой фразу: «Катался, чтобы кататься». Это означало, что нельзя ставить во главу угла лишь один результат и посвящать всю жизнь единственной цели.
– У тебя была очень мудрая мама…
– Спасибо! Я вся в неё!
– Ни за что в это не поверю! – поддразниваю я её с улыбкой и тут же получаю подушкой в лицо.
Мы смеёмся всего пару секунд – затем Сена снова становится серьёзной:
– Ты тяжело переживал уход из хоккея?
– Очень… – произношу я с трудом.
Я замолкаю. Мне страшно продолжать, потому что внутри меня живёт монстр, которого я усыпил и сделал вид, что его не существует.
– Курт… – тихо зовёт она меня по имени. В её голосе столько сочувствия и доверия, что я решаюсь продолжить:
– Я много пил… и кое-что употреблял.
Повисает тишина. Я дозированно выдаю ей информацию – так легче уловить её реакцию и вовремя остановиться.
– Это был непростой период… Я понимаю тебя… – осторожно говорит она.
Я качаю головой. Нет, она не понимает. Никто никогда до конца не поймёт ту ненависть к себе, которая поселилась во мне после того падения. Моё молчание заставляет её задуматься, на лице Зефирки возникает болезненное озарение. Она начинает осознавать глубину моего падения и задаёт вопрос, который звучит словно приговор:
– Ты лечился от зависимости?
– Да… Несколько лет.
– А клиника… – она не договаривает до конца мысль, но я киваю. Моя девочка читает меня лучше кого-либо.
– Я хочу создать место, где спортсмены, чья карьера оказалась на грани краха, могли бы найти новый ориентир в жизни. Помню до сих пор эти мрачные больничные стены и то отчаянное желание сбежать оттуда куда угодно – в алкоголь или наркотики, лишь бы забыть о том, кем я был и кем мог стать.
Зефирка молчит и пристально смотрит в мои глаза, её тонкие пальцы крепко держат мою грубую ладонь. Я пытаюсь запомнить это тепло и напитаться её теплом до того момента, когда она неизбежно выдернет свою руку и убежит прочь – испуганная тем чудовищем, которое я скрывал внутри себя столько лет.
– Мистер Максвелл, – тихо и серьёзно начинает Зефирка, – человек, сумевший преодолеть зависимость, овладеть одной из самых сложных профессий в мире и ежедневно продолжающий помогать другим, просто не может иметь уродливую сторону. Если ты всё это придумал, чтобы окончательно растопить моё сердце, поздравляю – теперь внутри моей груди пульсирует горячая лужица.
У Сены есть удивительная способность: она всегда заставляет меня улыбаться, даже в моменты таких болезненно откровенных разговоров. Её слова мягко касаются моей души, словно тончайшие нити шелка, вплетающиеся в ткань моего внутреннего мира. В комнате царит полумрак, приглушённый свет ночника отражается в её глазах, наполняя их трепетом и какой-то щемящей печалью одновременно.
– Ты невероятная! – вырывается у меня.
– А ты отныне мой кумир, – лукаво улыбается она, слегка приподнимая бровь. – Дашь автограф? На груди?
– У меня есть идея получше! – я хитро хмыкаю и тяну Сену за лодыжку, так что она с тихим вскриком оказывается на спине. Её дыхание учащается, а взгляд становится томным и затуманенным ожиданием.
Я бережно раздвигаю её колени и припадаю к ним изголодавшимся поцелуем, смакуя бархатистость её кожи, чувствуя, как под моими губами пробегает дрожь предвкушения. Медленно и настойчиво я спускаюсь ниже, туда, где концентрируется вся сладость её сокровенных желаний.
– Mamochki!
– Обожаю, когда ты говоришь по-русски…
– A ya, kazhetsya… lyublyu tebya…– шепчет Сена на своём языке, и эти слова словно электрический разряд пронзают меня насквозь, задевая оголенный нерв глубоко внутри. Это безумно чувственно и сексуально… настолько сильно, что я теряю контроль над собой.
– Что ты сказала? – спрашиваю я с надеждой и тревогой одновременно.
Она стонет тихо и протяжно, судорожно хватается за простыни и выгибается мне навстречу, стараясь приблизить момент освобождения своего экстаза. В её открытость дерзость жизненная энергия опьяняет сильнее любого вина.
– Сена! Пожалуйста…
– Я сказала… что мне с тобой очень хорошо… – едва слышно признаётся она.
И мне с тобой невероятно хорошо, Зефирка. Настолько, что я постоянно нахожусь в диком ужасе. Мне страшно от того, как быстро ты стала важной частью моей жизни и с каким трепетом и беззащитностью я открываю тебе своё сердце.
Глава 31. Приятное обстоятельство
Курт.
Это была самая сладкая тайна, которую я когда-либо пробовал на вкус. Опасный секрет, способный разрушить наши жизни, стал эпицентром самых ярких эмоций. Рядом с Сеной я будто заново научился дышать – глубоко, свободно, полной грудью, как после долгого погружения в ледяную воду.
Последние несколько лет моя жизнь была строго регламентирована, расписана по минутам и лишена спонтанности. Я работал до изнеможения, нагружал себя обязанностями, чтобы не сорваться обратно в омут пагубных привычек. Моя терапия заключалась в тотальном контроле и абсолютной продуктивности. Никаких серьезных отношений, затяжных вечеринок и прочих соблазнов. Только карьера, секс по необходимости, безалкогольное пиво и общение с проверенными людьми. Подобно бездушному механизму, я двигался к своей цели, не позволяя себе отвлекаться на то, что могло внести краски в моё монохромное существование.
Но потом появилась Зефирка. Легкая, невесомая, словно облако сахарной ваты, она ворвалась в мою жизнь и щедрот насыпала сверкающий бисер из чувств во все потаённые уголки моего сердца. Одним движением хрупкой руки она сорвала тяжёлые металлические замки с моего сердца, выбила дверь размеренного бытия и, смеясь, принялась танцевать на руинах моего самообладания.
Я подсел на эту девочку – безнадёжно и бесповоротно. Залип на её смех, улыбку, глаза цвета моря, бархатистые губы и бесконечные шутки.
После моего спонтанного предложения стать парой и её лучезарного согласия мы уже несколько недель не отлипали друг от друга. Наши встречи ограничивались моей квартирой или кабинетом за плотно закрытой дверью. Каждый раз, когда страсть сносила нам крышу и мы рисковали быть застигнутыми врасплох, мы клялись, что больше этого не повторится. Но стоило Зефирке вновь зайти ко мне на осмотр, как я терял голову и через минуту уже вгонял в неё свой до предела заряженный член, а она стонала моё имя в подушку – тихо, отчаянно и мучительно сладко.
Отныне все мои страхи сосредоточились лишь на одном: чтобы никто не узнал о нас с Сеной и не разрушил эту маленькую альтернативную реальность вместе с нашими карьерами.
Пару дней назад малышка улетела к сестре в Торонто. Я намеренно промолчал о том, что тоже буду там в эти даты – хотел устроить ей сюрприз. Более того – грешным делом задумался даже познакомить её своей семьёй. Идея безумная, рискованная и совершенно не соответствующая нашему нынешнему статусу. Но Зефирка так искренне интересовалась моими братьями и восхищалась родителями, что мне показалось: ей будет приятно познакомиться с ними лично.
Сам не верю, что всерьёз об этом думаю.
Сена. Торонто. Моя семья.
Чёрт возьми, мне нравится, как это звучит!
– Мистер Максвелл, могу я предложить вам напитки? – милая стюардесса прерывает мои мысли вопросом, передавая стакан кофе пассажиру впереди меня.
– Нет, благодарю! – киваю я вежливо и смотрю на часы.
На официальную часть свадебной церемонии я уже опаздал. Надеюсь хотя бы застать танцы и увидеть счастливого до неприличия Картера.
***
Такси останавливается у роскошного куполообразного ресторана с захватывающим видом на озеро. Первый этаж здания состоит из панорамных окон, создающих иллюзию огромного светящегося шара посреди ночи. Внутри меня встречают футуристичные инсталляции из сверкающего серебра и целое море белых цветов. У Элли не просто безупречный вкус – у неё великолепно развито образное мышление и тонкое чувство прекрасного. Учитывая "кровную" связь молодожёнов со льдом, подобный интерьер идеально отражает их общую страсть.
Освоившись в этом сверкающем пространстве, я наконец замечаю виновника торжества – главного холостяка Торонто, который пару часов назад без малейшего сожаления распрощался со своим статусом и теперь буквально сияет от счастья.
Глядя на него, я вдруг остро ощущаю тоску по Сене – по её теплу рядом со мной, будоражущим прикосновениям. В груди щемит от желания немедленно увидеть её улыбку и услышать голос.
Я делаю глубокий вдох и шагаю навстречу шумной компании гостей.
– Адамс! Вот это вечеринка! – набрасываюсь я на друга, стискивая его в нарочито крепких объятиях, и чувствую, как внутри меня начинает разливаться тепло от искренней радости. – Поверить не могу! Ты всё-таки женился!