Логично.
Стоп.
Почему так скоро?
– Уже завтра? – голос надламывается.
Она кивает, сжав губы.
– Так быстро…
Ещё один безмолвный кивок.
– Тебе нужно готовиться… Времени совсем не осталось… – начинаю рассуждать вслух за неё и вдруг ощущаю режущее по живому осознание: её отъезд автоматически означает наше расставание. Раньше я даже не задумывался об этом очевидном факте.
– Я забрала документы из университета. Элли разрешила мне жить и учиться в Москве… – произносит она почти шёпотом, и каждое слово становится новым ударом, лишающего меня воздуха в легких.
– Я думал… Ты уезжаешь только на время подготовки… – сдавленно выдавливаю я, – …до Олимпиады – чувствую жжение в районе солнечного сплетения.
Проклятие, почему так больно стало дышать!
– Этот город меня не принял, – печально улыбается Сена сквозь слёзы. – Я не понимаю половины учебного материала, с треском вылетела из программы и ни на шаг не приблизилась к своей мечте. Я не создана для жизни здесь. Единственная причина, из-за которой мне не хочется уезжать – это ты…
А я не могу полететь с тобой.
Я чувствую себя героем трагедии, которому сообщили, что финал уже написан и изменить ничего нельзя.
– Нам необязательно обрывать связь… Мы можем созваниваться…
Сена категорично качает головой из стороны в сторону:
– Нет! Не нужно… Мне и так больно. Не усугубляй! Тем более всё, что должно меня волновать сейчас – это Олимпиада. Я не могу отвлекаться, мне нужно собраться.
– Да… Я понимаю.
Но я, бл*ть, не хочу тебя отпускать! Всё моё нутро кричит от бессилия и негодования, орган в грудной клетке бьётся в конвульсии, словно кто-то безжалостно выдавливает из него остатки жизни. Я не нахожу слов, чтобы выразить это отчаяние, и вместо ответа просто притягиваю её к себе и соединяю наши губы в нетерпеливом, отчаянном поцелуе.
Зефирка вцепляется в мою форму, притягивая ещё ближе. Теряюсь в ней, ладони сами собой скользят вниз – от талии к бедру, затем ниже, на упругую округлость ягодицы. Голова кружится, кислород заканчивается, а мы всё цепляемся друг за друга, словно два утопающих, надеющихся выжить в бушующем океане собственных чувств.
Одним резким движением сметаю со стола аккуратно сложенные папки и бумаги, прижимая к прохладной поверхности её хрупкое тело. Поцелуи становятся жёстче, переходят в укусы – словно дикий зверь, я пытаюсь пометить свою территорию, одержимо заявляя права на неё. Я не спешу снимать брюки, да и вообще не хочу ее трахать сейчас, потому что боюсь – после секса вообще не смогу ее отпустить. Просто прижимаюсь к ней своей ноющей твёрдой эрекцией, стискиваю до синяков тонкие запястья и рычу в нежную кожу груди, оставляя беспощадные следы зубами.
С ума сойти можно! Нет! Нет! Я не готов отказаться от неё… Только не сейчас! Грёбаные шайбы! Россия слишком далеко. Какого дьявола я должен выбирать между мечтой и единственной женщиной, которая заставляет меня чувствовать себя живым?
Я целую её кожу, кусаюсь и толкаюсь в бессильной ярости. Моя! Только моя!
– Курт… – тихо шепчет она.
– Не произноси моего имени! – задыхаясь, резко закрываю её рот ладонью. – Никогда больше не произноси его вслух, Зефирка, если всё ещё хочешь улететь в Россию.
В её глазах блестят слёзы, а я чуть было не трахнул её, пока она плачет. Отлично сработано, Максвелл! Десять баллов за эмпатию.
Аккуратно убираю руку с её губ и медленно отступаю назад на безопасное расстояние.
– Прости… – её тихое извинение окончательно добивает меня. – Не хочу ничего сейчас. Чем меньше воспоминаний, тем проще будет забыть…
Ни черта подобного!
– Извини меня… Я не сдержался.
Она молча спрыгивает со стола и поправляет одежду дрожащими пальцами. Смотрит куда-то мимо меня, словно боится встретиться взглядом и снова потерять самообладание. Затем направляется к двери и щелкает замком.
Я продолжаю смотреть на ту самую точку на столе, где всего несколько мгновений назад терзал её тело и кромсал собственную душу одновременно.
– Прощайте, доктор Максвелл… – доносится до меня её голос, наполненный тихой горечью.
– До свидания, мисс Золотова… – отвечаю я, даже не поворачиваясь полностью к ней лицом. Она может видеть лишь мой профиль – суровый и безразличный фасад человека, который внутри разрывается на части.
Скрип двери. хлопок.
Здравствуй жизнь без розовой занозы в сердце.
Глава 34. ДНК Золотовых
Сена.
Месяц спустя.
– Золотова, держи темп! Ещё быстрее! Раз, два… Да ёб твою мать! Ты что творишь?!
Громогласный голос Сенцовой разносится по ледовой арене, оглушая и без того раскалывающуюся от напряжения голову. Я устало поднимаюсь со льда, который за последний час успела отполировать всеми доступными частями тела, и обречённо качусь к бортику – на очередную казнь.
– Что с тобой происходит? То ты четверные прыгаешь, как семечки щёлкаешь, успевая ещё и факи судьям показать, то на двойных валишься, как первогодка! Тебе адреналина не хватает? Разозлиться нет на кого больше?
Я опускаю глаза, чувствуя, как щеки горят от стыда и раздражения.
– Нет… Мне просто нужно собраться…
– Ты уже месяц «собраться» не можешь!
– Это адаптация… Сейчас всё сделаю…
– Адаптация?! – Сенцова саркастически вскидывает бровь. – Ты полгода за границей прожила, а в России семнадцать лет! Быстро же ты забыла русскую школу фигурного катания!
– Екатерина Витальевна… – пытаюсь оборвать бессмысленный диалог, но тренер резко перебивает меня неожиданным вопросом:
– Кто он?
Я замираю.
– Вы о ком?
– О парне, который залез тебе в голову и устроил там хаос.
– Нет никого у меня в голове, – отвечаю я, избегая её пронзительного взгляда.
– Твоя сестра тоже так говорила. А потом мы её на носилках со льда выносили.
– Она упала не из-за Антона…
– Она упала потому, что не смогла справиться с личным и вынесла его на лёд. Я ничего не имею против любви и прочих сентиментальных глупостей – это даже хорошо, когда есть кому снять напряжение. Но если этот твой «никто» разбил тебе сердце, то разберись с этим немедленно!
– Всё в порядке, правда…
– Не храбрись передо мной, Золотова! Иди домой, позвони своему «никому», расставь все точки над i и завтра покажи мне программу олимпийской чемпионки, а не варёной сосиски. Поняла?
– Поняла, – выдавливаю я из себя слабую улыбку и плетусь в раздевалку.
***
В раздевалке царит напряжённая атмосфера: воздух пропитан смесью духов, пота и едва ощутимой взаимной неприязни. Я устало стягиваю коньки и вздрагиваю от едкого голоса Кристины:
– Ой, кто это тут у нас? Звезда TikTok вернулась?
Самодовольная улыбка расплывается по её идеально накрашенным губам. Она подходит ближе своей фирменной хищной походкой.
– Крис, шутка устарела. Придумай что-нибудь поинтереснее.
– Мне не нужно ничего придумывать. Ты и так отлично справляешься с ролью клоуна. Что планируешь выкинуть на Олимпиаде? Без трусов выступать будешь? Или сиськи накачаешь и вывалишь их на стол жюри?
Я резко встаю и вызывающе поворачиваюсь к ней спиной:
– Жопу! Планирую накачать жопу и станцевать тверк прямо перед судьями. Как думаешь, оценят?
Кристина хихикает:
– Думаю, сидеть тебе здесь и смотреть Олимпиаду по телевизору!
– Лучше уж так, чем полировать лёд своей тощей задницей. Ты хоть раз нормально на коньки приземлилась, кукла надувная?
– Как ты меня назвала?!
Кристина бросается ко мне с явным намерением выцарапать глаза, но Лера вовремя перехватывает её за плечи:
– Успокоились обе! – Крис нехотя отступает назад, а Лера поворачивается ко мне с тревогой в глазах. – Ксюша, что на тебя нашло?
– Ничего! – я со злостью хлопаю дверцей шкафчика и стремительно выхожу прочь.
Бесит. Все бесят! Вернулась на родную землю в надежде найти здесь хоть немного душевного покоя – а вместо этого снова интриги, косые взгляды и завистливый шёпот за спиной. Кажется, все напрочь забыли о том, что такое спортивное поведение. А может быть, это я просто стала слишком чувствительной после того, как оставила своё сердце за океаном.
– Ксюша, подожди! – Лера догоняет меня у выхода из дворца, единственный человек здесь, кто искренне рад моему возвращению. – Пойдём в кафе? Расскажешь наконец нормально, что с тобой происходит.
Я вздыхаю и отвожу глаза:
– С меня фисташковый латте. – она мягко берёт меня за руку и заставляет снова обратить внимание на неё.
Её улыбка действует безотказно – я сдаюсь:
– Ладно…
***
Спустя пять минут мы уже сидим в уютной кофейне недалеко от ледового дворца. Здесь пахнет свежесваренным кофе и ванилью, мягкий приглушённый свет обволакивает нас уютом и теплом. Я с наслаждением поглощаю обещанный кофе, чувствуя, как горячая сладость медленно растворяет напряжение сегодняшнего дня.
Лера молчит, неторопливо помешивая чай. Не давит, лишь терпеливо ждёт, пока я сама заговорю.
– Расскажешь, что всё-таки случилось в Монреале? – не выдерживает моя подруга – Не поверю, что ты устроила тот финт на Гран-при ради дешёвой славы в социальных сетях.
Я тяжело вздыхаю и откидываюсь на спинку мягкого кресла, чувствуя, как в груди снова поднимается знакомая волна раздражения и обиды.
– Если коротко, то Мередит Лэнгтон – редкостная сучка. Она порезала мой костюм, а наш звёздный тренер ей в этом помогла.
Лера округляет глаза и недоверчиво качает головой:
– Ты уверена?
Я закатываю глаза к потолку: как же достало доказывать это всем и каждому.
– Сейчас ты спросишь про доказательства, да? Нет, Лер, у меня их нет. Но я точно знаю: больше некому было это сделать.
Подруга понимающе кивает и осторожно делает глоток чая.
– А почему здесь на всех кидаешься?
– Крис сама нарвалась, – бурчу я в ответ, избегая её внимательного взгляда.
– Ты могла бы не называть её надувной куклой. Ты слишком агрессивная в последнее время… Это из-за того, что не поедешь на Олимпиаду от Канады?