Последние полмесяца я практически не выхожу из квартиры, питаюсь исключительно доставляемой вредной едой и смотрю телевизор. Потому что я не знаю, чего мне ещё хотеть. Олимпийскую медаль я выиграла, а, вот, парня потеряла. Я так заедаю стресс и боль. Понятно изъясняюсь? Отлично, а теперь отстаньте от меня.
– Ксю, я с кем разговариваю вообще? – Элли не сдаётся.
– Понятия не имею. Тебе виднее, кто именно принимает участие в твоих галлюцинациях, – лениво бросаю я, не отрывая глаз от экрана.
– Так, всё! Это становится просто невыносимым! – сестра решительно хватает пульт и экран гаснет. В комнате повисает напряжённая тишина. – Что с тобой происходит? Куда делась та целеустремлённая девушка с амбициями и планами на жизнь?
– Она выиграла Олимпиаду и теперь заслуженно отдыхает.
– Мелкая, ну так нельзя. На Олимпиаде жизнь не заканчивается. Нужно понять, куда двигаться дальше.
– Я не хочу дальше, ясно? – резко отвечаю я. – Хочу есть попкорн и наблюдать за чужими драмами.
– Нет уж, давай поговорим нормально, – Элли мягко присаживается рядом со мной на диван и тихо добавляет: – По-человечески.
Я закатываю глаза, но всё же нехотя поворачиваюсь к ней и устраиваюсь поудобнее в позе лотоса. Сестра смотрит на меня внимательно и терпеливо ждёт ответа.
– Я правда не знаю, чего хочу, – признаюсь наконец, чувствуя, как подростковый вызов в моём голосе постепенно стихает. Вместо него приходит осознание пугающей пустоты. Мне становится страшно от того, что я действительно перестала чего-либо желать. – После Олимпиады словно отрезало…
– То есть фигурное катание мы больше не рассматриваем? – уточняет Элли без малейшего сожаления в голосе.
– Да. Но я больше ничего не умею! – беспомощно пожимаю плечами и вдруг остро ощущаю свою никчёмность.
Вот, взять к примеру, Курта: он успел и хоккеистом побывать, и диплом врача получить, а теперь вообще строит собственный бизнес. А я что? За всю жизнь научилась только четыре раза крутиться в воздухе. Тоже мне достижение века…
– И тебе больше ничего не нравится? Совсем ничего? – осторожно спрашивает Элли.
– Нет!
– Ты уверена?
– Да, Элли, уверена! Я ничем кроме фигурного катания не занималась в жизни, в Монреале ходила в университет, где только страдала и пыталась понять незнакомый мне язык, на тренировках спорила с тренером и вымаливала хотя бы каплю её внимания, а потом вымотанная ехала на окраину города, чтобы изображать фигуристку на роликах! – вываливаю я на эмоциях больше, чем сама от себя ожидаю.
Элли удивлённо вскидывает брови:
– На роликах?.. Ты же не каталась на них после…
– Да! – прерываю её резко, чувствуя внезапное озарение. Сердце начинает бешено колотиться от нахлынувших воспоминаний. – Ролики! Точно!
– Кажется, мы наконец-то что-то нащупали… – улыбка медленно расползается по лицу сестры. – Расскажешь поподробнее? Ты что, участвовала в соревнованиях по роллерблейдингу?
Но я уже не слышу её вопросов. Меня охватывает лихорадочное возбуждение: в голове вспыхивают яркие картины тех дней в Монреале – уличные танцы под открытым небом, ритмичная музыка из портативных колонок, смех друзей и ощущение абсолютной свободы и счастья.
– Мне срочно нужно позвонить Дону! – словно ошпаренная подскакиваю с дивана и начинаю искать телефон среди одеял и подушек.
– Кто такой Дон? Ксю! Ты можешь дать мне чуть больше информации, пока я не включила режим строгой мамочки?
– Дон – это парень из Unity Crew! – бросаю сестре на ходу, полностью поглощённая поисками гаджета.
– Понятнее не стало! – Элли решительно вырывает у меня мобильный из рук.
– Эй!
– Спокойно! Сядь и объясни нормально, что за озарение на тебя снизошло, что ты даже попкорн рассыпала!
Я оглядываюсь вокруг: на полу валяется перевёрнутая коробка с карамельными хлопьями, комната выглядит так же хаотично и беспорядочно, как мои чувства сейчас. Элли стоит напротив меня с телефоном в вытянутой руке и терпеливо ждёт объяснений.
Я глубоко вздыхаю и наконец произношу то, что давно держала в себе:
– Я занималась уличными танцами…
– В Монреале?
Я молча киваю ей в ответ.
– Почему ты раньше мне ничего не рассказала?
Я отвожу взгляд, чувствуя, как подступает жар к щекам. Вопрос сестры застаёт меня врасплох, и я на мгновение замираю, пытаясь подобрать слова, которые не прозвучат слишком глупо.
– Потому что ты могла бы запретить, – признаюсь я тихо, чуть пожимая плечами. – А мне это ужасно нравилось и… кажется, нравится до сих пор.
Элли прищуривает свои большие пронзительные глаза и пристально вглядывается в моё лицо, словно пытаясь прочесть в нём тайный смысл моих слов. Под этим испепеляющим взглядом невозможно солгать – она знает это так же хорошо, как и я.
– Это звучит не слишком безопасно, – наконец замечает она задумчиво, – но раз ты настолько воодушевлена этой идеей, я не стану возражать.
Я расплываюсь в счастливой улыбке, чувствуя, как напряжение мгновенно растворяется, уступая место радостному возбуждению.
– Но сперва ты всё расскажешь мне в мельчайших подробностях! – тут же остужает мой пыл Элли, грозя указательным пальцем.
– О, ты будешь в восторге! – я подпрыгиваю на месте от нетерпения, хватаю пульт и плюхаюсь на диван рядом с сестрой. Пальцы быстро набирают в поисковой строке название нашей команды. – Это только звучит так, будто мы банда малолетних хулиганов, но на самом деле там всё на высшем уровне! Каждое выступление – настоящее танцевальное шоу. Дон в этом абсолютный спец, хоть ребята и считают его слегка безумным. Но именно его безумие делает наши номера невероятно зрелищными!
Я тараторю без остановки, будто кто-то открыл клапан внутри меня, выпустив наружу поток слов, эмоций и впечатлений. Сестра внимательно смотрит выступления на экране, её глаза постепенно теплеют, а губы трогает лёгкая улыбка. Когда она видит меня на роликах, я вижу, как на её глаза проступают слёзы. Трюки Марты вызывают у Элли искренний восторг.
Потом я рассказываю ей о ребятах: как они приняли меня в свою компанию и помогли выжить в месте, где я постоянно чувствовала себя чужой. На лице сестры появляется печальная улыбка, я знаю, что она винит себя за то, что недостаточно участвовала в моей жизни. Но я никогда не держала на неё обиды. Ведь это я сама скрывала от неё свои переживания и проблемы, стремясь доказать всем вокруг – и прежде всего себе самой – что давно перестала быть ребёнком и готова вылететь из уютного гнезда навстречу свободе.
Наш разговор по душам наполняет меня силой и уверенностью в том, куда двигаться дальше. А дальше меня ждёт Монреаль. Я безумно соскучилась по ребятам и надеюсь, что они простят моё внезапное исчезновение и примут обратно блудного сына… точнее дочь.
Но если быть до конца честной перед собой, Монреаль притягивает меня ещё по одной причине: мне отчаянно хочется увидеть Курта. Последнее время он много работает и словно избегает встреч. Я не хочу верить в то, что он охладел ко мне или решил оборвать нашу связь. Скорее всего, Картер ему чем-то пригрозил. Но чем именно? Что выдаст меня замуж за какого-нибудь «достойного кандидата»? Или отправит в монастырь? Я невольно улыбаюсь абсурдным мыслям. Надеюсь, дело лишь в работе, а я просто слишком накручиваю себя.
***
Волнение отдаётся зудящим напряжением в мышцах, чем ближе я подхожу к знакомому зданию, где занимаются ребята, тем сильнее становится страх быть отвергнутой. Марта и Дон неоднократно пытались поговорить со мной после моего отъезда, но я тогда закрылась в себе и полностью сосредоточилась на Олимпиаде. Отвечала им коротко, сухо и без лишних подробностей. Мне казалось: стоит лишь начать общение с ними – и тоска станет невыносимой. Я боялась сорваться и броситься обратно к ним… и к Максвеллу.
Теперь же всё иначе: сейчас я словно чистый лист бумаги, на котором могу нарисовать любую жизнь, какую только захочу. Золотая медаль – это прежде всего ответственность, и я только сейчас поняла, как же легко дышится, когда на тебе уже не висит груз ее выигрыша.
Я сделала для спорта всё возможное – теперь настало время сделать что-то для себя самой.
Наконец я захожу внутрь павильона и аккуратно сворачиваю к залу, откуда доносится знакомая музыка в стиле джаз-фанк. В груди вспыхивает тепло узнавания: здесь пахнет свободой и творчеством, воздух вибрирует от ритмов музыки и звуков шагов по деревянному полу. Я останавливаюсь у двери зала и делаю глубокий вдох.
На репетиции все, кроме Дона. Я не уверена, предупредил ли он ребят о моём появлении, но, судя по ошеломлённому взгляду Джеки, первой заметившей меня и тут же переставшей танцевать, а затем и Марты, Тоби и Бена, никто не был в курсе моего внезапного возвращения.
Марта резко выключает музыку, и четыре пары глаз одновременно устремляются на меня. Повисает неловкая пауза, в воздухе ощутимо витает немой вопрос: «И что теперь?».
– Привет… – я неловко улыбаюсь, стараясь придать голосу уверенность и лёгкость. – Я вернулась.
Браво, Сена. Очень эффектно и убедительно.
– Мы заметили, – сухо бросает Марта, скрестив руки на груди и сверля меня взглядом.
Все по-прежнему молча смотрят на меня, явно ожидая извинений или хотя бы вразумительного объяснения.
– Ладно! – я решительно отбрасываю маску милой девочки и включаю режим конструктивной и слегка эмоциональной взрослой женщины. – Я облажалась! Да, пропала, игнорировала вас, не приходила на соревнования… Признаю, была неправа!
– Допустим… – Марта меняет позу и приподнимает бровь, словно давая понять, что этого недостаточно. Остальные молчат, ожидая продолжения моей исповеди.
– Что я ещё должна сказать? – искренне спрашиваю я, разводя руками. – Я соскучилась. Вы мне дороги. Честно говоря, я понятия не имею, чем ещё заниматься в этой жизни, кроме танцев… Возьмите меня обратно, пожалуйста!
– До ближайших соревнований? Или так, временно – пока ты снова не решишь отправиться на каникулы в Канаду? – саркастически уточняет Марта.