– Эльвира Андреевна, можно вас отвлечь от издевательства над младшей сестрой? – останавливает нашу гонку мама, преграждая путь к подъезду. В её глазах танцуют смешинки, несмотря на строгий тон.
– Ладно, мелкая, на сегодня мороженое твоё… – отдаю победу и возвращаюсь на пару метров к маме, ощущая, как от бега приятно покалывает в боку.
– Эля… – в голосе мамы слышится предупреждение.
– Да, Вероника Игоревна, – передразниваю её интонацию, – что вы хотели?
– Хотела сказать, что ты отвратительная старшая сестра, – произносит она, но тёплый взгляд выдаёт её настоящие чувства.
– М-а-а-м, мы просто дурачимся, – протягиваю я, закатывая глаза.
– Когда-нибудь меня не станет, и ты станешь для неё примером. Я хочу, чтобы ты даже в своих глупых играх помнила об этом, – мамин голос становится серьёзным, затрагивая струнку внутри меня.
– Что значит "тебя не станет"? Ты всегда будешь с нами – такой молодой и мудрой, – подлизываюсь к маме, обнимая её за талию, вдыхая знакомый запах её духов, который всегда ассоциировался у меня с домом и безопасностью.
– Вот ты, конечно, подлиза, – мама смеётся и обнимает меня в ответ, от чего внутри разливается приятное тепло. – Ксюша, иди сюда… – кричит мама сестре, поглаживая меня по голове и тихо, заговорщически спрашивает: – Она же не в курсе, что в морозилке вообще нет мороженого?
– Нет, – хитро улыбаюсь, чувствуя себя сообщницей в маленьком заговоре.
– Вот ты, конечно, козявка, – подтрунивает мама, глаза её излучают нежность.
– Что? – спрашивает запыхавшаяся Ксю, подъезжая к нам. Её щёки пылают румянцем, а маленькая грудь часто вздымается.
– Пойдём сейчас все вместе за мороженым, чтобы никому обидно не было, – предлагает мама, примирительно улыбаясь.
– То есть получается, я не выиграла? И Элька всё равно получит мороженое? – расстроенно хнычет мелкая, за что я её незаметно ущипнула, пытаясь скрыть улыбку.
– Мы Эле вместо мороженого купим огурец, она же у нас к Олимпиаде готовится, ей нельзя много сладкого. Да, малышка? – мама подмигивает мне, зная, как я разрываюсь между желанием съесть что-то вкусное и необходимостью поддерживать идеальную форму.
– Да… – недовольно фыркаю, потому что, мама права: мне ещё тройные прыгать, и чем я буду легче, тем проще будет это сделать.
– Элли…
Это не мамин голос. Он пробивается сквозь туман воспоминаний, выдёргивая меня из счастливого прошлого.
– Элли, проснись…
Парк растворяется, и перед глазами появляется обеспокоенное лицо Картера. Его тёмные брови сдвинуты, а в глазах читается тревога. Противный свет люминесцентных ламп. Холодные больничные стены. Осознание реальности обрушивается на меня, словно ледяной душ.
– Ксю? Как она? – спохватившись, подскакиваю на неудобной скамье, на которой, видимо, так и уснула. Внутри мгновенно все сжимается от накатившего страха.
– Врач сказал, она очнулась, – Картер ласково улыбается и гладит меня по лицу большим пальцем. От его прикосновения по коже бегут мурашки.
Мне хочется прижаться щекой ближе к его теплой ладони, найти в ней утешение, но тут я вспоминаю, что он сделал тайком от нас с сестрой, и внутри вспыхивает обида. Теперь уже хочу врезать ему, а не обнимать.
– Спасибо, – холодно отрезаю, резко отодвинув лицо от его рук. Внутри борются облегчение от новостей о сестре и горечь предательства.
– Я всё решил, Элли, его отпустят, – летит мне в спину, пока я иду к двери палаты Ксю.
– Я очень рада, что у тебя хватило мозгов всё исправить, но я злюсь из-за того, что ты в принципе допустил мысль, будто имеешь право принимать такие решения без моего, а самое главное – без участия моей сестры, – голос дрожит от сдерживаемых эмоций.
– Элли… – в его тоне слышится мольба.
– Всё, Картер, не сейчас! Я хочу побыть с сестрой! – пресекаю его попытки оправдаться и поворачиваюсь к врачу, который оперировал Ксю. – Мистер Локвуд, к ней можно?
– Миссис Адамс, мы ещё не провели все тесты, но я думаю, вы можете пока с ней поговорить, после мы продолжим. По первичному осмотру она вполне хорошо себя чувствует, думаю, нам не о чем беспокоиться, – его спокойный тон действует как бальзам на растревоженную душу.
– Спасибо вам большое! – чуть сдерживая слёзы, произношу хриплым голосом.
– Не время плакать, проходите, – врач заботливо улыбается и открывает дверь палаты.
Сестра полулежит на больничной койке, с любопытством изучая катетер, вставленный в её хрупкую руку. Увидев меня, её бледное лицо мгновенно озаряется улыбкой, словно лучик солнца пробился сквозь тучи.
– Элли! – восклицает она, и в этом единственном слове столько радости.
– Малышка! – бросаюсь к ней и аккуратно обнимаю, боясь потревожить многочисленные датчики и трубки. – Мы так испугались!
Чувствую, как дрожат мои руки от пережитого ужаса.
– Всё в порядке, я проверила: руки и ноги двигаются, а это значит, я смогу кататься, – произносит Ксю с легким задором, будто речь идёт о незначительной царапине, а не о пулевом ранении.
– Да, сможешь! – слёзы непрошенными гостями скатываются по щекам, пока я бережно глажу её шелковистые волосы, впитывая каждое мгновение этого воссоединения.
– Хватит сырость разводить, – Ксю мягко отстраняется от моей груди, пристально вглядываясь в моё заплаканное лицо. – С каких пор Эльвира Золотова, железная леди, стала такой сентиментальной?
В её голосе слышится привычная подколка, и это самый драгоценный звук в мире – значит, моя Ксю по-настоящему в порядке.
– С тех пор, как чуть не потеряла тебя, – отвечаю, пытаясь совладать с предательским дрожанием подбородка.
– Ой, вечно ты всё преувеличиваешь, – закатывает она глаза, но в их глубине мелькает понимание.
– Вообще-то, это твоя фишка, – смеюсь сквозь слёзы, жадно осматривая сестру, впитывая каждую деталь.
Надо же, какое невероятное счастье – просто разговаривать с человеком, просто знать, что он жив. Никогда не думала, что буду так благодарна за эту простую возможность.
Дверь палаты распахивается с театральным размахом, и в комнату вваливается Картер с коробкой из любимой кондитерской Ксю и охапкой розовых воздушных шаров, которые заполняют половину палаты.
– Сюрприз! Мелкая, поздравляю с первой пулей, теперь ты можешь записать рэп-альбом! – объявляет он с наигранной торжественностью, пытаясь разрядить напряжённую атмосферу больничной палаты.
– С пулей? – недоумённо переспрашивает Ксю, но Картер не замечает вопроса, полностью погружённый в своё импровизированное представление.
– Держи, твои любимые! – он передаёт ей коробку и присаживается на край кровати, заставляя матрас слегка прогнуться. – Ты как себя чувствуешь?
Его взгляд, несмотря на шутливый тон, выдаёт глубокое беспокойство.
– С этими пупсиками лучше всех, – Ксю кивает на эклеры и продолжает – но, Картер, это же углеводная кома! Мне потом несколько часов в зале сжигать всего одно пирожное.
– То ты у нас нон-стопом точишь пиццы с попкорном, то уже от эклера отказываешься? – смеётся Адамс, мило щёлкая Ксю по носу.
– Когда такое было? – Ксю недоумённо сводит брови, то ли действительно не помнит, то ли просто лукавит, делая вид, что всё ещё соблюдает строгую диету профессиональной фигуристки.
В этот момент в палату входит врач, его сосредоточенный взгляд прикован к планшету, в который он что-то сосредоточенно вносит. Воздух моментально наполняется напряженной официальностью.
– Миссис Адамс, нам бы не помешало ознакомиться с вашей медицинской картой, как самого близкого кровного родственника Мисс Золотовой, – произносит он, наконец отрывая глаза от экрана.
– Миссис Адамс? – переспрашивает Ксю с искренним удивлением, и её смех звенит по комнате. – Я что, проспала вашу свадьбу?
Странная пауза повисает в воздухе. В мой желудок словно падает что-то тяжёлое и холодное. Можно забыть, как ты получила пулю из-за шока и боли, можно не признаваться в том, что любишь поесть сладкого на ночь, но не запомнить была ли свадьба сестры?
– Ксю, ты чего? – мой голос звучит слишком высоко от внезапного беспокойства. – Забыла, как мы с тобой зажигали на свадьбе?
Есть ещё вариант, что она просто нас разыгрывает. Это вполне в её стиле – заставить всех поволноваться, а потом рассмеяться. Сестра медленно переводит взгляд с меня на Картера, в её глазах растерянность постепенно сменяется тревогой.
– Она издевается, да? – спрашивает Ксю у моего мужа, выдавливая улыбку с надеждой, что мы сейчас все вместе посмеёмся над моей шуткой.
Врач делает шаг вперёд, его взгляд становится острее.
– Ксения, скажите, какой сейчас месяц? – спрашивает он спокойным, но внимательным тоном.
– Март, – уверенно отвечает она.
Я выдыхаю, плечи немного расслабляются. Сейчас действительно март, всё в порядке, она ориентируется во времени. Возможно, забыла конкретные события – с этим можно работать.
– А что вы помните из последних событий? – задаёт следующий вопрос врач, и мы, затаив дыхание, переводим взгляд на Ксю.
– Мы недавно переехали в Торонто, – начинает она уверенно, – у меня скоро Чемпионат мира, мне нужно тренироваться, поэтому давайте лучше обсудим вопрос: когда я смогу вернуться на лед, док?
Наши с Картером лица превращаются в камень, мы не в силах выдавить из себя хоть какую-то реакцию. Перед глазами, как кадры ускоренной киноленты, проносится весь этот год, и с болью осознаю, что провела его вдали от сестры. Я даже не смогу ей помочь что-то вспомнить, потому что меня не было рядом. Горечь самообвинения душит изнутри – я снова не оказалась рядом с самым близким и родным мне человеком из-за бесконечной гонки за успехом.
– Ксю, вы с Элли переехали в Торонто год назад… – несмело поясняет Адамс, вглядываясь в растерянные голубые глаза сестры, которые сейчас кажутся льдинками в её побледневшем лице.