– Как вы объясните это видео? – спрашивает один из членов комиссии, обращаясь к Сене.
Я напрягаюсь всем телом. Пожалуйста, не надо больше лжи…
Сена слегка наклоняет голову и улыбается уголком губ.
– Это был один из тех моментов… когда ты просто благодарен человеку за поддержку и не можешь удержаться от того, чтобы обнять его. Курт всегда был для меня больше, чем врач – он был моим другом. Это видео ничего не значит в романтическом плане.
– За какую помощь вы его благодарите? На видео чётко видно, как вы обнимаетесь.
Сена выдерживает паузу, будто собираясь с мыслями.
– Мне стыдно за своё поведение, – признаётся она. – Дело в том, что я была расстроена и позволила себе выпить лишнего – два бокала шампанского. А потом пришла на арену, чтобы отработать свою программу. Согласна, это было глупо и абсолютно безответственно. Спасибо доктору Максвеллу за то, что он вовремя остановил меня, предотвратив возможные травмы, и отвёз в общежитие.
Она слишком хороша в своей лжи, говорит так уверенно и убедительно, что даже я на секунду поверил её словам. Она защищает меня, наступая себе на горло, врёт, рискует своей репутацией, и это убивает меня изнутри.
– Мисс Золотова, у нас есть сведения о том, что вам диагностирована ретроградная амнезия. Согласно диагнозу, вы не можете помнить подобных моментов. Вы говорите правду? Если мы зададим уточняющие вопросы, вы сможете на них ответить?
– Конечно, смогу, – отвечает Сена без тени сомнения, не отводя глаз от члена комиссии. – Более того, у меня есть справка, подтверждающая, что моя память почти полностью восстановилась. Я могу давать показания относительно обсуждаемого периода.
Она передаёт бумагу на кафедру.
Проклятье! Одно дело – лгать, но совсем другое – подделывать документы. Особенно медицинские справки. Комиссия продолжает задавать вопросы, а я перед каждым её ответом перестаю дышать, ожидая, что нас вот-вот разоблачат. Сена хорошо подготовилась: где-то она даже попадает в реальные события. Может быть, она действительно что-то вспомнила?
Когда Сена наконец выходит из зала заседаний, я опускаю голову и закрываю лицо руками. Я чувствую себя чудовищем за то, что втянул её в это и не остановил. Как трус позволил ей пойти на сделку с совестью ради спасения моей шкуры.
***
Спустя час мы входим в мою квартиру в полном молчании. Решение комиссии будет вынесено через неделю, а до этого времени мне запрещено заниматься врачебной практикой. Сена не сказала ни слова с того момента, как мы остались наедине в машине. Я смог выдавить только сухое «Спасибо», но этого было недостаточно.
Зефирка проходит на кухню и наливает себе стакан воды. Между нами повисает напряжённая тишина, глухая и давящая, как груз недосказанности. Но никто из нас не решается заговорить первым.
– Не надо было этого делать… – сдавленно произношу я.
– Нет, надо было. Тебя бы лишили лицензии.
– Это мои проблемы, Сена! Ты не должна была устраивать весь этот спектакль! Ты понимаешь, что за дачу ложных показаний тебя могут привлечь к ответственности?
– Я не лгала…
Я пропускаю её слова мимо ушей и продолжаю закипать от коктейля противоречивых чувств.
– Подделка документов – это уголовное преступление! – бросаю я уже громче.
– Курт, а что я должна была сказать? Что ты единственный заметил мою травму после буллинга внутри команды? Что ты спасал меня раз за разом ценой своей карьеры и репутации? Что позволил остаться у тебя, когда моя соседка устроила оргию в общежитии? Или как ты помогал мне с учёбой? Если сложить всю эту "правду", как ты говоришь, то доказать комиссии, что я не влюбилась в тебя ещё тогда, было бы невозможно! – выкрикивает Сена на эмоциях.
Мир замирает, словно кинолента застряла в проекторе. Воздух в лёгких превращается в раскалённое железо, а сердце с каждым ударом ускоряет свой темп, обещая пробить грудную клетку, если я немедленно не сделаю что-то с обрушившемся на меня осознанием.
– Ты… ты всё вспомнила? – шокировано смотрю на неё, не веря услышанному.
– Многое, – в её глазах блестят слёзы радости, а на губах появляется нетерпеливая улыбка. – Справка реальная, Курт.
Мурашки ледяными иголками прокалывают кожу от затылка до кончиков пальцев. Между нами, словно метафоричная ретроспектива, проносятся моменты, которые мы прожили вместе: мимолетные взгляды, шутки, подавленные желания, встречи, которые мы оправдывали профессиональной необходимостью. Тот первый миг, когда мы оба осознали, что больше не можем сопротивляться взаимному притяжению. Первый поцелуй. Первое признание. Первое «люблю».
И единственное…
Я успел сказать ей это всего лишь раз, после чего сразу оказался на полу с окровавленным носом.
– И ещё… – Зефирка делает шаг ко мне, её голос звучит мягко, но решительно. – Я так и не успела ответить тебе там, на Олимпиаде.
Это был единственный раз. Я признался. А она…
– Я люблю тебя, Курт Максвелл, и тоже готова на всё!
Она меня любит. Это, чёрт возьми, взаимно!
– Курт? – она тихо зовёт меня, заметив, что я не спешу радоваться или подхватывать её на руки, кружить и обещать лучшую жизнь.
– Я люблю тебя, Зефирка! Люблю так сильно, что прямо сейчас боюсь всё испортить. У нас ещё столько нерешённых проблем, и ты… ты не должна жертвовать своими мечтами ради меня. А я… я подведу стольких людей, если…
Я замолкаю. Не время. Не сейчас.
Сена продолжает сверлить меня взглядом, ожидая, что я закончу или подведу к какому-то выводу.
– Но я люблю тебя… и не смогу отпустить, как бы ты этого ни просила.
На её лице появляется озорная улыбка.
– Доктор Максвелл, это я вас подцепила, а не вы меня, и это я никуда вас не отпущу, – она накрывает ладонями мои скулы и притягивает к себе. – Будете спорить? Или продолжим с того места, где остановились?
– Моя… – у меня хватает сил вымолвить лишь это, прежде чем я жадно приникаю к её губам.
Пусть завтра меня лишат лицензии, но сегодня… сейчас я буду наслаждаться временем с любимой женщиной.
Глава 57. Сердце на льду
Курт.
После того, как к Сене вернулась память, она превратилась в неиссякаемый источник вопросов и догадок. Её любопытство бурлит словно горная река после весеннего половодья – она постоянно что-то уточняет, пытается понять, было ли это на самом деле или является плодом её воображения. Мы много смеёмся, устраиваем друг другу забавные ловушки и шутки. Порой я специально подтруниваю над ней, рассказывая абсурдные истории с серьёзным видом, и с притворным испугом уточняю: неужели этот фрагмент памяти так и не вернулся к ней? Зефирка на несколько секунд замирает в очаровательной растерянности, а потом её маленькие кулачки летят в меня с возмущением и смехом, когда она понимает, что я её просто разыгрываю.
– Знаешь, чем хороша амнезия? – весело спрашивает Сена, приглушая русскую песню, которую секунду назад вдохновенно пела во весь голос.
– Чем же?
– Тем, что когда память возвращается, ты начинаешь вспоминать даже то, чего не помнила до её потери. – малышка бросает на меня лукавый взгляд и вдруг решительно командует: – Останови машину.
– Что?
– Останови машину на обочине, пока мы не выехали на оживлённую трассу! – приказывает она таким тоном, что я без малейших возражений подчиняюсь. Чёрт возьми, я окончательно стал подкаблучником. Адамс, ты бы мной гордился!
Я съезжаю на обочину и останавливаюсь, вопросительно приподнимая бровь.
– Оказывается… – интригующе начинает Зефирка, томно улыбаясь и перебираясь ко мне на колени. – Ты подарил мне мой первый оргазм гораздо раньше, чем лишил невинности.
Ещё на слове «оказывается» мой мозг начал коротить от предвкушения. В её глазах пляшут маленькие дьяволята, разжигающие азартный огонь желания и озорства одновременно. Сейчас я совсем теряю способность мыслить здраво – она медленно покачивается на моих бёдрах, заставляя всё моё тело мгновенно откликнуться горячей волной возбуждения.
– Ты хочешь меня соблазнить или просто подразнить? – едва нахожу силы спросить я.
– Я моделирую ситуацию, – невозмутимо сообщает она и демонстративно двигается ещё активнее, прижимается сильнее, провоцируя во мне почти болезненное желание. – Так вот, Мистер Максвелл, я совершенно не против того, чтобы вы сейчас вошли в меня и грубо взяли прямо здесь. А потом приехать домой и заняться долгим грязным сексом до тех пор, пока оба не вырубимся.
Кровь с бешеной скоростью устремляется вниз живота, настойчиво пульсируя в висках. В голове загораются красные лампочки тревоги – я возбужден так сильно, словно внутри меня взорвалась тысяча фейерверков одновременно.
– Ты тогда кончила? Или это был пьяный бред?
Сена одаривает меня хитрой улыбкой, наклонятся к моему уху и томно шепчет:
– Я тогда испытала оргазм только от твоих слов, представь, что станет со мной, если ты превратишь мою самую желанную фантазию в реальность.
– Сумасшедшая девчонка! – хрипло рычу я, пытаясь собрать последние крупицы самоконтроля и не допустить грязного, необдуманного секса в машине.
Поздно. Мы оба знаем, что все закончится ужасно хорошо, развратно, откровенно и, чёрт возьми, слишком приятно.
Расстёгиваю ремень, высвобождаю каменную эрекцию одной рукой, а второй нащупываю мокрые трусики Сены под платьем.
– Этого ты хотела? – направляю свой член в нее и плавно насаживаю девчонку, растягивая её и сходя с ума от искрящегося удовольствия.
– Да-а… – протяжно стонет моя ведьмочка, запрокидывая голову в блаженстве.
– Такая сладкая и такая вредная! – Я ещё сильнее погружаюсь в неё, напрочь забывая о том, что нас могут увидеть случайные прохожие или проезжающие машины. Кровь кипит в венах адреналиновым коктейлем похоти, Сена кусает мои губы и рычит словно дикая кошка, задавая бешеный ритм движению.
Машина раскачивается в такт нашему страстному безумию, стоны любимой заполняют салон и смешиваются с моим тяжёлым дыханием. Я беру её грубо и отчаянно, словно от этого зависит моя жизнь, ладонь крепко сжимает её затылок, притягивая к себе для глубокого влажного поцелуя. Затем отпускаю её и звонко шлёпаю по упругой ягодице.