Колеса и машины то выступали, то уходили в стену, цветная смальта наносилась на рельеф, мозаика приобретала все более объемную форму. То был еще один шаг к открытию, которое принесло Церетели мировую известность. Это случилось спустя год на берегу Черного моря…
Как отразил излюбленную советскими художниками тему «Труда» наш монументалист, мы знаем. Возникает вопрос — как ему удалось обойтись без образов вождей, тружеников заводов и полей? Очевидно, потому, что слишком много было желающих взяться за эту и другие выигрышные и хорошо оплачиваемые темы. В конкуренцию с ними Церетели не вступал.
В то самое время, когда он занимался фресками автовокзала, в столице Грузии создавался Парк Победы. Идею триумфа в войне олицетворяла «Родина-Мать», как то было принято повсеместно в СССР. Громадную фигуру установили на вершине горы. С нее спускались широкие каменные ступени. По ним скатывались волны фонтанов. Там, где поток впадал в чашу бассейна, Церетели протянул на подпорной стенке гирлянду красных фигур разной формы, напоминающих не то книги, не то флаги. В центре этой развески выделяется красно-оранжевый круг на картуше — щите со срезанными углами. Эту гирлянду можно трактовать как знамена, озаренные лучами солнца Победы.
После Пицунды поступил крупный заказ от профсоюзов, в СССР они владели санаториями, домами отдыха и пансионатами на одной шестой земного шара.
— Привезли меня в Сочи. Посадили в «Чайку» и доставили в Адлер. Показали территорию и попросили — дайте ваши предложения. Я разделил территорию для взрослых и детей. Придумал «Коралл». Мое предложение утвердили. Там я был не только главный художник. Но и главный исполнитель. Идеолог. Работал два с половиной года. Очень много сделал.
С утра вставал и работал до четырех часов. Потом рисовал.
Там после Посохина и Мезенцева поджидало знакомство с другим лидером советской архитектуры профессором Московского архитектурного института Анатолием Полянским.
Много лет архитектор руководил «Курортпроектом». Этому архитектурному институту профсоюзы заказали крупную здравницу в Адлере. На южном берегу Крыма этот захолустный уголок уступал всем другим известным здравницам. Возле поселка горы отходили от моря, а между ними простиралась ничем не заполненная земля, прочерченная железной дорогой и шоссе. На ней разместился комплекс пансионатов на 8 тысяч мест, больше чем в Пицунде. Часть тех зданий была приземистая — в форме прямоугольных плашек. Часть высотная, прямоугольной формы. Архитекторы между собой прозвали их торчками. Сочетание торчков и плашек создавало образ масштабной советской здравницы, доказывающей всему миру один из постулатов Конституции: "Граждане СССР имеют право на отдых".
Как в Пицунде, и здесь все корпуса — одинаковые. Эту ситуацию усугублял унылый участок земли, в сущности, большой пустырь. Проектанты понимали, необходим художник, чтобы обогатить убогий пейзаж и преодолеть однообразие архитектуры, приблизить ее к людям, внести краски в одноцветную картину из стекла и бетона. Они отдали Зурабу в полное распоряжение пространство между разбросанными по принципу "свободной планировки" корпусами.
Чем заполнить пространство, чем облагородить, как объединить "свободную планировку" с комфортом отдыхающих? Церетели не хотел повторения Пицунды: ставить перед глазами декоративные стенки, покрытые мозаикой. В Адлере он не приглашал на помощь других мастеров. Ему представилась возможность сыграть одному на всех инструментах, исполнить все роли в большой архитектурной пьесе, им самим придуманной, исполненной и поставленной. Действующими лицами в ней выступила масса фантастических морских существ: киты, морские звезды, невиданная двухголовая рыба с глазами спереди и сзади, явно рожденная по законам детского воображения. Все эти добродушные туши заняли позиции по краям бассейна или в мелкой воде, где, не опасаясь за безопасность детей, можно было плескаться малышам.
Из бассейна они попадали в облицованный мозаикой лабиринт, заполненный образами сказок. Тогда Зурабу удалось реализовать давнюю мечту и сотворить первый в жизни детский городок. Лабиринт, фигуры зверей исполнены им из бетона, покрытого мозаикой. Так художник сделал еще один шаг вперед — от плоских стен к объему — цветной скульптуре.
Кульминацией той объемно-пространственной композиции стала гряда вершин невиданных форм, покрытая мозаикой. Это и есть помянутый выше автором «Коралл». При созерцании такой феерии возникают разные ассоциации. Академик Олег Швидковский в ней увидел "очертания сказочных городов, замков и величественных соборов, празднично украшенных арок и рек с фантастическими берегами, скалистых вершин и загадочных изваяний, пришедших к нам из неведомого прошлого. Возникает ощущение совместного творения человека и природы".
Да, это так. С детства, как мы знаем, Зурабу художники представлялись богами, способными творить все, что пожелают. Этой способностью и правом он воспользовался в Адлере. И создал невиданный прежде город, расцвеченный мозаикой и цветным стеклом, вставленным в стенки между гранями «Коралла».
Напомню, первую Государственную премию художник получил, по его словам, за «рыбок». Еще более престижной и весомой в денежном выражении Ленинской премии удостоился за «Коралл», детский городок в Адлере. Это случилось в день рождения Ленина в апреле 1976 года, в четном году, когда в СССР присуждалась "одна из высших форм поощрения за выдающиеся достижения в области науки, техники, литературы, искусства, архитектуры".
Примерно за месяц до дня рождения Ленина центральные газеты, начиная с «Правды», как по команде, начали описывать мозаики детского городка в Адлере. Туда потянулись родители с детьми, попадавшие под очарование фантастических изваяний. "Там чудеса" — гласил заголовок опуса Сергея Михалкова, автора Гимна СССР, члена Комитета по Ленинским и Государственным премиям в "Литературной газете". "Солнечные мозаики" — называл статью друг, художник Таир Салахов, заказанную органом ЦК КПСС. Таиру вторил другой друг кинорежиссер Александр Митта в статье "Мозаики радости". Никита Воронов, искусствовед, отозвался статьей "Краски радости". Последняя пятая статья называлась "Щедрый талант"…
Залп из орудий главного калибра советской прессы был газетной кампанией, инициированной идеологами Старой площади. Там предрешали вердикт Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР. Кого и чем награждать решали в ЦК КПСС. Там командовали и о ком писать в центральных газетах. Вскоре после выпавшего на голову художника дождя похвальных рецензий, все газеты сообщили имена лауреатов. Второй раз в жизни Церетели удостоили золотой медали с профилем вождя. Вслед за награждением информационные агентства распространили по всему миру репродукции «Коралла», сказочных и выдуманных существ, нашедших приют в бассейнах у берега Черного моря.
Кто тайно голосовал за кандидатуру Церетели?
— Мне повезло, в комитете по премиям были тогда честные порядочные люди, для которых искусство было дороже всяких закулисных интриг. Там заседали Сергей Герасимов, Тамара Макарова, Майя Плисецкая, Сергей Михалков…
Добавлю к этому ряду имен искусствоведа, на которого не раз ссылался, Олега Швидковского. Для него монументы и картины лауреата стали предметом систематического исследования, длившегося до последних дней жизни. Ее итогом стала монография "Зураб Церетели", приложенная к репродукциям, досконально описанным и изученным. Автору текста посчастливилось подержать в руках тяжелый роскошный альбом, напечатанный за границей в 1985 году. Второе издание альбома спустя десять лет — не увидел. Его жизнь оборвалась в 1990 году. Академик Швидковский голосовал за присуждение Ленинской премии Церетели, с которым был знаком со времен Пицунды.
…Набежавшие в мастерскую лауреата Ленинской премии на Тверском бульваре журналисты обошли все комнаты, заполненные моделями монументов, портретами знакомых и друзей. Искали что-то молча. И не нашли, не скрыв удивления.
— Вели себя очень странно. Я никак не мог понять, в чем же дело… Потом они признались, что приехали снимать, как я над образом Ленина работаю. Я его никогда не рисовал. Вообще я не был партийным художником, конъюнктурой не занимался никогда, — говорил Церетели за год до падения советской власти рупору перестройки «Огоньку».
Обласканный партий и правительством, художник не стал по примеру других лауреатов и орденоносцев выбрасывать полученные медали и ордена вместе с партийным билетом.
— Я не должен отказываться от премий и почетных званий, как многие сегодня делают, — услышал корреспондент в 1990 году. — Политика не мое дело. За работы мои мне не стыдно.
Партбилет Церетели публично не сжег, как другие, не выкинул в мусорный ящик. Хранит как память о минувшем, как документ эпохи с профилем Ленина. Его образ пытались найти и не нашли американские журналисты давним весенним днем 1976 года… И очень удивились, когда не нашли.
Нашел московский корреспондент и даже написал, рассказывая об обелиске, открытом на его глазах в Тбилиси в 1980 году. Но гранях обелиска он увидел красногвардейцев и солдат революции, строителей коммунизма, космонавтов и ветеранов войны, над которыми царил образ Ленина.
Неужели это так? На горельефе на самом деле нет ни образа вождя, ни образов солдат революции и красногвардейцев. Все ему показалось. Для этого не пришлось ездить в Париж учиться на курсах по развитию фантазии, достаточно было работать собкором московской газеты в Грузии…
За несколько лет до триумфа в Кремле по случаю вручения золотой медали лауреата Ленинской премии Церетели удостоился похвалы, которая его обрадовала как самая желанная награда. Он получил ее от Сикейроса. Весть о мозаиках неведомого грузина дошла до желанного гостя Советского Союза. Он регулярно бывал в Москве, поскольку являлся членом международного жюри по присуждению Ленинских премий "За укрепление мира между народами", советского аналога Нобелевской премии мира.