Он предложил безжизненную Манежную площадь, где пешеходам нечего было делать (да и пройти к ней представлялось затруднительным), превратить в культурный центр. Семь этажей не поднимать над землей, а углубить в недра на сорок метров! А на поверхности восстановить часовню Александра Невского, пустить в прежнем русле речку Неглинку, которая с начала ХIХ века текла в подземной трубе, огибая Кремль. Арочные мостики, фонтаны, зеленые берега возрожденной речки сливались со старинным Александровским садом. Эта картина привела в восторг президента, назвавшего проект гениальным, а его автора — гением.
Столь же заманчиво выглядела подземная часть проекта. На просторных ярусах Улькин предлагал поместить все, что только душа пожелает. Кружилась голова от одного перечисления задуманных благ. В общественно-культурном центре преобладали заведения гуманитарного свойства. Здесь город получал некий "исторический театр", концертный зал, археологический музей. В комплекс входил кино-концертный зал с органом, детский игровой центр, художественный салон, кафе, бары и рестораны, офисы, зимний сад, залы танцев и аэробики, фонтаны и декоративная скульптура. Много чему хватало места на семи ярусах под землей. А от гостиницы «Москва» тянулась у поверхности площади широкая улица, приводившая прямо в Манеж. Над головами прохожих через прозрачную крышу виднелось на эскизах чистое небо. Таким образом, как писали, "получался Дворец культуры и отдыха, каких мир не видывал". По расчетам автора, проект стоил 800 миллионов долларов и окупался за сорок лет. То есть не принес бы городу, понесшему колоссальные затраты, никакой прибыли.
Такой "гениальный проект" начали претворять в жизнь, рыть котлован методом "стена в грунте". Побывав после начала земляных работ в Англии, мэр Москвы заинтересовался опытом сооружения тамошних подземных центров. И попросил англичан провести экспертизу проекта Бориса Улькина. Эксперты не пришли от него в восторг, как президент. Они увидели просчеты автора и внесли концептуальные поправки. Прагматичные англичане предложили изменить функцию общественно-культурного центра. И преобразовать его в торгово-рекреационный комплекс, чтобы сделать быстро окупаемым и прибыльным. То есть вместо выставочных залов, музеев, театров и прочих учреждений культуры — разместить магазины лучших фирм мира, бутики. А кроме них — вполне доступные среднему классу коммерческие заведения, готовые платить городу деньги за каждый метр аренды торговой площади. Во-вторых, они посоветовали не забираться так глубоко в недра. Как оказалось, люди чувствуют себя на большой глубине дискомфортно и неохотно посещают расположенные на седьмом подземном ярусе кафе и прочие заведения. Вместо семи этажей они рекомендовали оставить три для публики, а один сделать техническим. Англичане посоветовали проложить проходы из комплекса к станции метро.
Все эти рекомендации пришлись по душе мэру и не понравились автору. К тому времени он успел перессориться с помощниками, заказчиками, исполнителями, с теми, кто претворяет замыслы в жизнь. На компромисс с городом Улькин не пошел и, хлопнув дверью, улетел в Америку. Упрашивать его вернуться, послать за гением гонцов, пойти ему навстречу, не имея 800 миллионов долларов и перспективы их окупить — Юрий Лужков не мог. Пришлось заказ передать муниципальному архитектурному институту, которым руководит нам известный Михаил Посохин, сын покойного Михаила Васильевича Посохина, давнего соавтора Церетели. "Меня поставили на Манеж как координатора усилий в очень напряженный момент, оказалось, что многое, выполненное по проекту Улькина, нельзя ни продать, ни купить. Кроме талантливого человека, сделавшего проект, нужна организация, которая могла бы сопровождать его реализацию. Но Улькин оказался не способен к компромиссам", — заявил общественности непопулярный мастер, объясняя недовольной публике свое неожиданное назначение на роль главного архитектора. Так у комплекса появилась "сопровождающая организация", координатор и ведущий архитектор профессор Дмитрий Лукаев, заведовавший архитектурной мастерской под началом директора института «Моспроект-2» Михаила Посохина.
Зачем я так подробно описываю предысторию появления на Манежной площади нашего героя? Чтобы показать поклонникам конкурсов, что не каждый победитель, даже очень талантливый, способен претворить собственный проект в натуре, учесть требования жизни, найти компромисс с заказчиками, исполнителями, не конфликтовать постоянно, превращая работу в пытку. Не знавший истории Москвы, архитектор нарисовал на проекте возрожденную речку Неглинку. И не придал значения тому, что ее "условно-чистые воды" выпускать на волю нельзя, как дикого зверя, не рискуя нанести вред желающим отдохнуть на засаженных травой берегах.
Профессор Лукаев предложил поднять над землей часть первого этажа и тем самым увеличить торговую площадь комплекса. Над текущей в трубе рекой он задумал устроить каскад фонтанов, имитирующих подземное русло, а берега облицевать камнем и украсить скульптурой. Вот тогда и понадобился ему соавтор, художник и дизайнер в одном лице. Им стал Церетели.
Это случилось в 1995 году, в том самом, когда полным ходом шло сооружение музея Отечественной войны, храма Георгия Победоносца и обелиска Победы. Там наш герой, как мы помним, исполнял роль главного художника всего комплекса на Поклонной горе. В этой успешно сыгранной роли мэр решил его использовать еще раз на Манежной площади. Все логично. Другого творца, способного с командой помощников с места в карьер включиться в проект, не задерживая ни на минуту строителей в котловане, у мэра в наличии не было. Зураб нашел, как всегда, общий язык и с директором института, и с заведующим мастерской. Им понравилось предложение его декорировать этажи, соотнося их с культурными слоями города — чем ниже ярус, тем древнее стиль интеръера. Пришлась по душе архитекторам идея установить на Манежной площади бюсты московских князей и царей, начиная с Юрия Долгорукого и кончая Николаем II. Это вполне соответствовало месту — напротив Кремля, где они жили в разное время. Перед Манежем у главного художника комплекса возникла идея установить конную группу. Свободное пространство, где когда-то стояли дома, это позволяло. А над площадью появилась мысль поднять большой купол, изображающий северное полушарие. Ему отводилась роль часов. Вместо стрелок двигалась полусфера с нанесенными на ней очертаниями материков, названиями городов.
Вдоль русла фонтана «Неглинки» за окнами верхнего этажа по проекту размещались детские кафе. Поэтому у Церетели возникла мысль — украсить фонтан персонажами русских сказок. В Петербурге, где отливали Петра, выполнили новый заказ города Москвы — отлили из бронзы Старика и Золотую рыбку, Медведя и Лису, прочих известных персонажей русского фольклора, предназначенных посетителям будущих кафе.
— Скульптуры для детей! Стоит золотая рыбка, контактирует, входят дети — это же счастье! — объяснял свою новую идею Зураб.
Все шло гладко, как вдруг такие, казалось бы, абсолютно безобидные изваяния и фонтан вызвали бурю эмоций, протесты московских интеллектуалов.
"Каменным корытом с водой и многочисленными персонажами Диснейленда", — назвала фонтан и бронзовые фигуры доктор искусствоведения Нина Молева.
Другой доктор — исторических наук — Людмила Иванова утверждала: "Негоже обустраивать памятниками пространство вокруг Кремля. Тут должен действовать абсолютный запрет. Известно, например, что еще Церетели собирается вдоль Кремлевской стены установить десятки бронзовых бюстов князей и царей, правивших на Руси. Как представишь эти головки, сияющие на солнце по соседству с Кремлем, делается не по себе.
Почему должен действовать абсолютный запрет на памятники вокруг Кремля?! Тогда и обелиску в честь 300-летия дома Романовых там не место. Разве могила Неизвестного солдата не памятник? Никто из интеллектуалов не протестовал, когда полвека перед Кремлем расстилалась "асфальтовая долина" и торчал посреди площади закладной камень, который обходили стороной прохожие.
Чем объяснить взрыв отрицательных эмоций, такую неприязнь к столь естественным и нужным городу сооружениям? Когда закипели страсти вокруг фонтана, их можно было частично объяснить неприятием политики, которую проводил мэр. Но в целом протест, на мой взгляд, объяснялся консерватизмом. Поколение москвичей привыкло к плохому образу Манежной площади, сложившемуся после "сталинской реконструкции". Несуразный асфальтовый пустырь оплакивали, как памятник архитектуры и истории!
"Некогда большая, исполненная пространственного пафоса все еще классическая площадь превратилась в мещанский променад на дешевом крымском курорте, где граждане могут культурно отдыхать, развлекаясь пивом, семечками и скульптурами Аленушек и уточек".
С утра до поздней ночи ныне площадь заполнена людьми. Теперь всем ясно, как были не правы те, кто швырял камни в художника. Но вот что пришлось ему узнать тогда, когда рабочие завозили прибывшие с завода изваяния бронзовых зверей.
"Трудно вообразить, что манежные зверушки подобно химерам западного средневековья вызовут лавину глубокомысленных трактатов. Но их простодушие обманчиво. Они не свалились как снег на голову, а появились в известное время и в результате известных усилий", — писал философ, которому не ко двору пришлись усилия команды Лужкова и его "большие проекты".
Действительно, глубокомысленных размышлений не появлялось, их заменяли неприкрытой бранью.
— Со мной случилась истерика на Манежной площади, на которой в соседстве с академиками Щусевым, Жолтовским и Лангманом вальяжно разместилось Нечто. Что это такое и как это могло случиться? Я когда-то учился архитектуре и именно потому воспринял это Нечто на Манежной площади, как не имеющее к ней никакого отношения. Это вне профессии, это вне истории — это беспрецедентно. Я роюсь в моей архитектурной памяти и не могу найти аналогов, — утверждал архитектор по образованию обозреватель либеральной газеты.