На следующее утро дом и веранда оказались покрыты тонким слоем пепла. Сквозь открытые окна и дверные щели пепел проник в дом, и прислуге пришлось делать большую уборку. Еще целую неделю сотрясения грунта, громовые раскаты и пушечные выстрелы пугали людей по обе стороны Зондского пролива. По успокоившимся водам залива плавали куски пемзы, свидетельства мощной отрыжки, выбросившей на северное побережье Кракатау столбы огня и пепла, и неудержимой икоты, напавшей на Пербуатан, северный конус вулкана, самый маленький на острове.
Потом повелитель дыма и огня Оранг Алийе снова умилостивился после своей вспышки гнева, негромко поворчал и затих. В рай земной снова вернулись тишина и покой.
На какое-то время.
27
Флортье с довольным видом разгладила юбку своего нового платья цвета майской зелени, с крошечными маргаритками, и еще раз расправила рюши, обрамлявшие благопристойный квадратный вырез и рукава по локоть. Очень милое платье; его дополняла плоская шляпка с букетиком маргариток, ловко сидевшая на высокой прическе. Увы, не от «Руффиньяка», но все-таки от «Табарди», и не такое уж дешевое, как и подходящие по цвету туфли на плоском каблучке, и хорошее белье с широкими кружевами и зелеными лентами. Но Флортье срочно требовались новые вещи; не могла же она появляться в «Европе» в одних и тех же платьях. Ведь ей надо было и дальше выглядеть, как девушка, которая стоит своих пятидесяти флоринов. А то и больше; во всяком случае, она пыталась выторговать как можно больше денег, прежде чем пойти с мужчиной в номер, и никогда не соглашалась на меньшую сумму, даже когда напрасно сидела день за днем на веранде, а ее наличные таяли с пугающей быстротой.
Довольная, она потягивала шампанское; она заслужила его, зарабатывая свой хлеб насущный тяжким трудом. И не только хлеб, но и платья, туфли, шляпки, красивое белье, которые манили ее к себе каждый день из витрин токос, лавок на Ганг Менджанган, когда она возвращалась домой в наемном садо. «Сегодня был хороший день, ты можешь побаловать себя покупкой», – думала она. Но часто бывало и по-другому: «Сегодня был неудачный день, и покупка поможет тебе пережить неудачу, а если завтра ты будешь выглядеть особенно привлекательной, то и день получится хорошим».
Взволнованные женские голоса оторвали ее от газеты, которую она по-прежнему заказывала у официанта, все еще надеясь, что однажды обнаружит там объявление, которое откроет перед ней дверь в приличную жизнь. Но когда видела, что экономка зарабатывала в месяц гораздо меньше, чем она за одну неделю, пропадало желание идти на такую работу.
В двух столиках от нее сидели пышная блондинка, элегантная рыжеволосая особа и женщина с темными, явно крашеными волосами и глядели на нее. Флортье кивнула им с тенью улыбки, но, получив в ответ лишь враждебные взгляды, пожала плечами и погрузилась в изучение «Ява Боде».
Краешком глаза она увидела, как одна из женщин направилась к ней.
– Эй, ты, – грубым голосом заговорила она с Флортье.
Флортье подняла голову. Перед ней стояла блондинка. На ее небесно-голубом платье там и сям блестели жирные пятна, а в груди и бедрах ткань чуть не лопалась. Женщина была не очень молодая, но привлекательная – голубые глаза под темными ресницами, розовый ротик и маленький, прямой нос, светлая кожа. Прямо-таки постаревшая фарфоровая кукла. Огромная грудь придавала ее облику что-то материнское.
Флортье подняла брови.
– Да, я вас слушаю.
– Мы с подружками… – Она оглянулась на своих товарок, враждебно глядевших на Флортье. – Мы уже несколько недель наблюдаем, как ты тут цветешь. Вали отсюда, мы не хотим видеть тебя здесь. – Ее голландский звучал с сильным акцентом, придававшим ему другой ритм, возможно, английский.
Флортье удивленно подняла брови.
– Меня это не волнует. Это что, ваш отель?
Блондинка схватила стул и шлепнулась рядом с Флортье.
– Ты что, плохо соображаешь? Это наша поляна, тебе тут нечего делать, сваливай отсюда!
– Ждите, пока не посинеете, – гордо заявила Флортье и продолжила читать объявления.
– Ты что, считаешь себя лучше других?
Флортье вздрогнула; слишком часто звучала в ее жизни эта фраза и все-таки каждый раз задевала. Она подняла глаза на блондинку, перевела взгляд на ее подружек; «да, конечно» уже готово было сорваться с ее языка, но тут она сообразила, что все они зарабатывали деньги одинаково – торгуя своим телом.
– Нет, не считаю, – тихо ответила она и густо покраснела. – Но ведь я ничего у вас не отнимаю. Оставьте меня в покое.
– Как это не отнимаешь! – возмутилась блондинка. – Пирог невелик, а ты воруешь лучшие куски от него! Хватит переманивать наших клиентов! Они тут у нас постоянные. А кому требуется чего-нибудь остренького, те идут в порт к китайским или малайским шлюхам или к размалеванным мужикам в женских платьях.
Флортье вытаращила на нее глаза.
– Разве такие бывают?
Блондинка не менее удивленно посмотрела на нее и громко захохотала, так, что заколыхалась ее огромная грудь.
– Ты что, милочка, с луны свалилась? Конечно, бывают. В Батавии есть все, что угодно, если на этом можно заработать! – Согнутым пальцем она вытерла слезинку в уголке глаза и покачала головой.
Щеки Флортье покраснели еще сильнее, но она и сама посмеялась над собственной наивностью.
– Ступай домой к маме, малышка, – сказала блондинка. – Лучше найди себе хорошего мужика и выйди за него замуж. Их тут полно. Но вот это, – она постучала по треснувшей крышке стола, – не для тебя.
У Флортье невольно навернулись слезы на глаза, когда она подумала о Джеймсе.
– Именно это я и пыталась сделать, – прошептала она дрожащими губами. – Для того и приехала в Батавию, чтобы выйти замуж. Но не получилось. – Пристальный взгляд блондинки был ей неприятен, и она закрыла глаза.
– Выяснилось, что ты фарфоровая чашечка с изъяном? – Флортье сначала не поняла смысла этой фразы, но потом пристыженно кивнула. – Ты была влюбленной дурой или попала в руки подлеца?
Флортье пожала плечами; ректор ван Вик поначалу ей нравился, она даже была в него влюблена, но точно не помнит, дело давнее.
– Ты права, теперь это уже неважно, – вздохнула Блондинка. – Но господа, которые приходят сюда, этого не понимают. Хотя сами… – Она не договорила и задумчиво забарабанила пальцами по столу. – И теперь ты пробуешь себя в нашем ремесле? В городе, где больше всего козлов и говнюков! Прежде я работала в Лондоне, в Уайтчепеле. И я знаю, о чем говорю! – Она важно кивнула, и на голубой шляпе заколыхалось белое перо.
– Я временно, чтобы продержаться, – упрямо пробормотала Флортье и погладила ножку бокала.
Блондинка засмеялась.
– Так бывает всегда! Когда-то я тоже так говорила, пятнадцать лет назад. – Она помолчала, потом протянула Флортье правую руку. – Между прочим, я – Бетти.
Лицо Флортье расплылось в улыбке, она пожала руку Бетти.
– Флёр.
Бетти тихонько присвистнула сквозь зубы и оглянулась на подружек – те возбужденно шептались и переглядывались.
– Ты лучше не говори об этом Рут. Она злится. Недавно тут клиент ныл, что он ищет какую-то Флер, про которую рассказывал его приятель. Сильно обидел ее этим.
Флортье хихикнула; ей все больше нравилась Бетти.
А та мягко, но строго посмотрела на Флортье.
– Но все-таки тебе тут не место, дорогая. Ты не из того дерева сделана, это видно с первого взгляда. Ты сейчас такая юная и сладенькая и думаешь, что это твой козырь. За такую, как ты, мужики охотно платят большие деньги. При этом они воображают, что ты ложишься с ними из-за их неотразимости, а не ради денег. Мужику даже кажется, что он у тебя первый. Хочешь – верь, хочешь – нет, но через пару лет ты уже не будешь ни юной, ни сладкой. В нашем ремесле каждый год за два. И если ты не поумнеешь, то попадешь к подлым, жестоким парням. Со мной, Рут или Женни они не осмеливаются на такие штуки.
Флортье опустила глаза и смыла глотком шампанского кислый привкус во рту. Она не забыла того Франса, который был у нее три недели назад, когда Батавия дрожала от громовых раскатов, и другого мужика, тоже грубого. После них она два часа отмывалась в ванной отеля «Бур», пока не почувствовала себя более-менее чистой, а заснула лишь, выпив целую бутылку шампанского.
– Я так и думала, – проворчала Бетти, а Флортье покраснела и плотно сжала губы. – Детка, мне не хочется это говорить, но такие, как ты, держатся в нашем ремесле недолго. Поверь мне, я перевидала много таких. Некоторые истекали кровью у лепил, когда избавлялись от приплода, другим хватало глупости повеситься. – Флортье глотнула шампанского. – Ты мне кажешься слишком мягкой, ты будешь позволять слишком много, и это может выйти боком. Или тебе не повезет, и ты подцепишь французскую болезнь, и тогда тебе каюк.
Флортье не осмелилась уточнить, но Бетти заметила ее недоумение.
– Ты еще ничего не слыхала об этом? – Она нахмурилась и постучала ладонью по столу. – Ну и ну! Ты с луны свалилась? Или росла в монастыре?
Флортье усмехнулась.
– Почти что так. Я из маленького городка во Фрисландии.
– Вот оно что! – рассмеялась Бетти. Она положила руки на стол и навалилась на них пышной грудью. – Сифилис – скверная штука. Сначала ужасные язвы и сыпь, потом затишье на несколько лет, а потом все начнется. Ты будешь медленно гнить изнутри, как кочан капусты. А у многих и тут, – она постучала пальцем по виску, – тоже заводится гниль.
Флортье выпила три глотка, заливая шампанским нарастающий ужас.
– Да-да, – почти с удовольствием подтвердила Бетти. – Отвратительная штука! Особенно, когда важные господа заражаются во время своих похождений и приносят болезнь домой своим верным женушкам. Да к тому же ребенка заражают, который еще не родился. Или бедный младенец подхватывает заразу после рождения, когда об этом никто не подозревает. – Она огорченно махнула рукой. – Разумеется, об этом все молчат! Конечно, важный господин всегда здоров. Такие болезни бывают только у развратных женщин, вроде нас. Спрашивается только, как зараза попала в его дом, – ворчливо добавила она.