– Что можно сделать, чтобы не заразиться? – спросила Флортье после еще одного глотка шампанского.
– Ничего! – Бетти пожала плечами. – Можно только надеяться, что тебе повезет. Сифилис, якобы, лечится ртутью, но я бы не стала на это надеяться. На мой взгляд, эта адская штука, ртуть, больше вредит, чем помогает. Или ты покупаешь резиновые штуки, но поверь мне, их не натянет на себя ни один клиент. Просто гляди в оба. Внимательно присматривайся к парню и к его шишке и, если тебе что-то покажется странным, не ходи с ним. Скажи, что у тебя только что началась мазня, тогда они все сбегают. И, прежде всего, держись подальше от мундиров! Те заражены почти поголовно, потому что спят с кем попало. Прежде всего, заражены французской болезнью! Некоторых она делает особенно вострыми, они готовы вскочить на все, что попадается у них на пути. – Она подмигнула Флортье. – Даже если тебе захочется пойти с таким, это все видные мужики. – Лицо Бетти стало мечтательным, взгляд устремился вдаль. – Раньше часто приходил один такой, очень представительный мужчина. Мы называли его Барбаросса, из-за рыжей бороды. Неукротимый, как стихия. Да-а, с таким я бы и без денег стала… Позволила бы ему все, что захочет. Но для него я была слишком толстой и, наверно, слишком светленькой. А потом оказалось, что все к лучшему – вроде он тоже был больной. – Она помолчала немного и тихо, почти с тоской, добавила: – Не знаю, что с ним стало, я давно его не видела. – Она снова строго посмотрела на Флортье и подняла указательный палец. – Никогда не ходи ни с кем из грязных китайцев! Что бы тебе ни предлагали! Если тебя увидит с ним кто-нибудь из твоих клиентов и расскажет всем остальным, никто из них не заплатит тебе даже одного флорина!
Флортье засмеялась.
– Я это учту. – Она открыто посмотрела на Бетти. – Спасибо.
Блондинка махнула рукой.
– Не стоит благодарности, золотце. – Она посмотрела на полупустой бокал. – Впрочем, я буду признательна, если ты дашь мне промочить глотку.
– Конечно, конечно, – ответила Флортье и взглянула на подружек Бетти. Бутылка стоила не бог весть сколько, пятнадцать флоринов, хотя и с жирным наваром. В газете шампанское «Моет» предлагалось торговцами за восемь с половиной флоринов. – Как ты думаешь, твои подруги захотят чокнуться с нами? Ну… – Ее щеки слегка порозовели, но в глазах тут же зажегся озорной огонек. – …В качестве мировой?
– Можешь не сомневаться! – Бетти обернулась и махнула подружкам. – Девки, подваливайте сюда! Шампусик дают!
28
– Ида хочет Ло-лу-у! – ревела девчушка во все горло, покраснев и сжав кулачки. Она в ярости оттолкнула руку Мелати и затопала. – Ло-лу-у!
– Нет, мышонок, – возразила Маргарета де Йонг с легким раздражением; она поправляла воротник рубашки Йеруна, а мальчик пытался выскользнуть из ее рук. – Нам сейчас некогда искать твою Лолу, пора ехать.
На госпоже де Йонг было прелестное послеобеденное платье с узорами в голубых, бежевых и коньячных тонах и подходящая к нему шляпка на высокой прическе.
Она отправлялась с детьми в гости к инспектору Бейеринку, вернее, к его супруге Иоганне, они должны были пробыть там полдня. Бейеринк управлял Кетимбангом и его окрестностями со всеми деревнями и базарами и подчинялся наместнику в Телукбетунге. Маргарета де Йонг с восторгом рассказывала, что в его распоряжении было не только здание администрации на краю городка, но и красивый каменный дом на холме, с веранды которого открывался роскошный вид на Зондский пролив с проплывающими по нему судами.
У супругов Бейеринк было трое детей – девочка, ровесница Йеруна, мальчик чуть старше Иды и второй, годовалый сын. Пару раз госпожа Бейеринк уже приезжала с детьми к де Йонгам, однажды вместе с супругом, худым мужчиной; его дружелюбие и вежливые манеры, казалось, скрывали неуверенность в себе. У Якобины теплело на сердце, когда мальчишки играли на веранде в железную дорогу Йеруна или носились в саду, а Ида и Минце наряжали своих кукол. И она радовалась за госпожу де Йонг, нашедшую в Иоганне Бейеринк добрую знакомую, хотя, на первый взгляд, у элегантной офицерской жены не было почти ничего общего со старообразной супругой инспектора. Неумело сшитые платья не украшали ее полную фигуру, на грубоватом, бесцветном лице застыло упрямство и даже злость; не верилось, что ей нет и тридцати. Впрочем, нелегко было жить с тремя маленькими детьми в такой глуши, где почти не было европейцев и, прежде всего, европейских женщин. С мужем, на котором лежали нелегкие обязанности инспектора, – он следил за соблюдением законов, собирал налоги, улаживал небольшие местные конфликты.
– Где моя Лооо-лааа! – визжала Ида, у нее выдвинулась вперед нижняя губа и первые слезинки уже лились из глаз. Маргарета де Йонг выпрямилась и посмотрела на Якобину.
– Дорогая нони Бина, конечно, это не входит в ваши обязанности, но не могли бы вы…
– Да, конечно, – ответила Якобина.
– Ты слышала? – Госпожа де Йонг опустилась на колени перед Идой и схватила упрямую девчушку за талию. – Нони Бина найдет твою Лолу! Когда мы вернемся, ты ее получишь, хорошо?
– Обисяись? – всхлипнула Ида и взглянула мокрыми глазами на Якобину.
– Обещаю, – с улыбкой подтвердила Якобина.
Ида громко всхлипнула, отчего сотряслось ее маленькое тельце, потом позволила Мелати высморкать себя и взять за руку.
– Слушай, Йерун. – Якобина взяла его за плечи и присела на корточки. – Когда ты видел куклу в последний раз?
Мальчик пожал плечами.
– Не жнаю, – прошепелявил он (из-за выпавшего зуба он стал похож на маленького главаря разбойников).
– Что вы делали сегодня утром?
Йерун наморщил лоб и задумался.
– Играли в прятки. В доме. Тогда она и потерялась. Наверное.
– Молодец. Спасибо. – Якобина ласково похлопала его по плечу.
– До вечера, нони Бина! – воскликнула госпожа де Йонг и, взяв сына за руку, направилась к коляске. Кучер помог подняться в нее ей и мальчику, потом Иде с Мелати, сам сел на козлы, и вскоре коляска скрылась в зеленых зарослях джунглей.
Рукавом кебайи Якобина утерла вспотевший лоб. Весь июнь дул сильный ветер, но не приносил прохлады внутрь дома. Якобина ползала на коленях, заглядывала под мебель и во все шкафы, но куклы нигде не было. Подол и колени ее саронга стали серыми от пыли и песка. Она со вздохом подбоченилась и огляделась. Ее взгляд упал на дверь супружеской спальни, она закусила нижнюю губу. Хоть она и знала, что хозяева не придают значения таким формальностям, ей все-таки было неловко входить в комнату без разрешения. С другой стороны, родительская спальня – удобное место для пряток, к тому же, ни Маргареты, ни майора не было дома. Преодолев смущение, она робко толкнула дверь.
Она ползала на коленях по полу, заглядывала под туалетный столик, под кровать и шкаф. Пока она размышляла, допустимо ли открыть дверцы шкафа, ее взгляд упал на пеструю драпировку.
Она встала с коленей и после внутренней борьбы отодвинула в сторону тяжелую ткань. На длинной вешалке разместились вечерние платья Маргареты де Йонг. От них исходил затхлый запах. Рядом висели три мундира майора с различной отделкой. На полу рядами стояли элегантные туфли и сапоги. Якобина опустилась на колени, окинула взглядом пространство и с радостью обнаружила, что из одного сапога торчала макушка Лолы. Она вытащила куклу и выпрямилась, но при этом задела головой плечики, на которых висел мундир. Они закачались. Она поскорее придержала мундир, чтобы он не соскользнул на пол. Полы мундира распахнулись, из внутреннего кармана выглянул пакет из прозрачной бумаги, а в нем – что-то похожее на уголок фотографии. Якобина сглотнула и невольно огляделась по сторонам – не видит ли ее кто-нибудь. Ее терзало любопытство, когда она поправила мундир на вешалке. У нее чесались руки, терзала совесть, когда она положила куклу на пол, вытащила сверток и достала его содержимое.
Якобина от удивления открыла рот. Снимки были сделаны в студии, между пальмой в горшке и античной колонной, задрапированной узорчатой тканью. На них были туземные женщины, голые, в неуклюжих позах; на одном из снимков женщина раздвинула ноги. Но наибольшее отвращение и испуг вызывало выражение на лицах тех женщин. Каменное безразличие. Вымученное и поэтому отвратительное кокетство. Неприязнь. Страх.
За дверью раздались тяжелые шаги, и Якобина вздрогнула. Фотографии выпали из ее руки и разлетелись по полу. Она встала на колени и торопливо собрала их, удостоверилась, что они все на месте, дрожащими пальцами снова засунула их в пакет и встала, чтобы положить его в карман мундира. Шаги остановились перед комнатой, дверь открылась.
Якобина поспешно спряталась между мундирами, пахнувшими сырой пылью, задернула драпировку и, сжав от волнения кулаки, прислушалась к тому, что происходило в комнате.
Тяжелые шаги майора приблизились к ней; очевидно, он был не один – она слышала его тихий голос. Якобина осторожно выглянула через узкую щелку между краем драпировки и стеной.
В поле зрения показался майор. Он снял мундир и швырнул его на постель, а сам тяжело опустился на ее край. Опираясь на локоть, он вытянул ноги и что-то с улыбкой сказал. Якобина не поняла, на каком языке, но тон его слов показался ей дружелюбным.
Маленькая, хрупкая фигурка стояла в паре шагов от него: Нингси, в саронге с коричнево-зеленым узором и зеленой блузе. Она грациозно опустилась на колени и с заметным усилием стащила с ног майора сначала один сапог, потом другой. Винсент де Йонг снял носки и ткнул указательным пальцем на место рядом с собой. Она послушно придвинулась, он схватил ее под голову, наклонился и поцеловал, а его рука потянулась к переду ее блузки, которую она сбросила с плеч. Он погладил ее грудь и спину, потом расстегнул свою рубашку, вытащил ее из брюк, отбросил в сторону и что-то пробормотал Нингси.
Якобина не могла оторвать взгляда, хоть и понимала, что это нехорошо. Руки майора выше локтя были мощными, с выпуклыми мускулами; так же рельефно они вырисовывались на его груди и животе, хотя талия уже слегка расплылась. На белой коже груди курчавились красные волоски, а через торс и плечи тянулись шрамы от давно заживших ран.