Раньше перед сном я читала Нордану свои письма, но сейчас необходимости в том нет, и я, переодевшись в ванной в ночную сорочку и халат, спускаюсь в кабинет, выбрать себе книгу для чтения. Книг в доме не было, то, что есть сейчас, принесено Дрэйком и Беваном – несколько томиков по магии, истории, обычаях разных культур и видов, чуть-чуть художественной литературы. В кабинете уже никого, бумаги сложены и убраны, свет погашен. Странно. Прежде Дрэйк постоянно засиживался здесь допоздна… хотя прежде он искал способ пробуждения Нордана. И я чувствую, что оба дома, значит, никто никого не выгоняет коротать ночь в ближайшем баре. Но кто где будет спать в таком случае? Судя по тому, с каким хозяйским видом, старательно, неторопливо Нордан раскладывал по ящикам комода и развешивал в шкафу купленную Дрэйком одежду, покидать нашу спальню и перебираться в свободную он не намерен. Более того – что, собственно, и вынудило меня сбежать малодушно в ванную, подальше от недвусмысленных совершенно взглядов, сопровождавших каждое моё движение, – мужчина не стал выходить из комнаты, когда я собралась переодеваться ко сну.
Сняв с полки первый попавшийся роман, я вышла из кабинета и поднялась в нашу спальню. Открыла дверь, да так и замерла на пороге, с книгой в одной руке и домашней одеждой охапкой в другой.
Оба в спальне. Оба одеты лишь в свободные чёрные штаны для сна. Оба невозмутимы, будто всю жизнь встречали меня вдвоём в спальне.
Повернулись ко мне одновременно, с безмятежными зеркальными улыбками, хотя я не сомневалась, мужчины услышали и почувствовали меня задолго до того, как я коснулась дверной ручки. Приблизились ко мне, Дрэйк забрал у меня книгу и одежду, Нордан завёл осторожно в комнату и закрыл дверь. Я вздрогнула невольно, услышав тихий, робкий почти стук створки. Дрэйк положил мою одежду на подлокотник кресла в глубине комнаты, а книгу отнёс на тумбочку возле кровати.
Постель разобрана. И подушка третья появилась.
На мгновение охватывает страх, сжимает в ледяных тисках. Не страх моих мужчин – я верю им и люблю, – но страх перед неизвестным, перед тем, о чём я имею не самые чёткие представления. Страх, что собственнический инстинкт и соперничество склонят всё же чашу весов на свою сторону, отбросив призрачное, хрупкое перемирие.
Щелчок выключателя за моей спиной и верхний свет погас, остались только две лампы на тумбочках. Нордан обошёл меня, потянул за концы пояса тонкого халатика. Слабый узел развязался легко, и я отпрянула резко к двери.
– Тише, котёнок, – Нордан шагнул ко мне, положил ладони на мои плечи, посмотрел в глаза внимательно, ласково. Я отметила вдруг, что он уже не первый раз называет меня котёнком при Дрэйке, а раньше – лишь когда мы были наедине, только вдвоём. – Не надо бояться и вздрагивать. Никто ни к чему тебя принуждать не станет, поняла? Лишь по твоему согласию и с твоего одобрения, когда ты будешь уверена.
Уверена в чём?
Я готова повторить вопрос вслух, но осознаю неожиданно всю глупость его, неуместность.
– А… – я бросила выразительный взгляд на постель.
– Мы посовещались и решили, что нам всем стоит начать с малого – привыкнуть находиться вместе в одном помещении, не впадая при этом в крайности, – Дрэйк по обыкновению спокоен и с каждым словом его страх мой отступал. – Без игнорирования, демонстративного равнодушия и ночей в барах. И без желания вырвать сопернику горло тоже.
Поэтому они так странно вели себя днём, словно неопытные актёры, разучивающие старательно новую роль. Поэтому Дрэйк попросил меня не волноваться о наших взаимоотношениях.
– И с этой ночи, если не возникнет непредвиденных обстоятельств, мы будем спать вместе, – продолжил Дрэйк.
Поэтому Нордан и сказал утром, что это был наш последний вечер вдвоём.
Не будет теперь ночей вдвоём.
Только втроём.
– Просто спать, – уточнил Нордан, наблюдая пристально за моим мятущимся взглядом. – Повторяю, никто из нас ни на чём не будет настаивать, пока ты сама не сочтёшь, что готова к этому этапу.
– Вы посовещались и решили? – повторила я. Выходит, Нордан ещё прошлым вечером знал, что мы будем спать втроём и наступит это время не когда-нибудь, а через сутки? – И… когда вы решили?
– Недавно, – в серо-голубых глазах честность кристалликами льда.
– Вчера, – ответ Дрэйка чёток, краток.
– Пока я спала?
– Да.
Я повела плечами, сбрасывая руки Нордана, прошлась по комнате.
– Значит, вы всё-таки договорились между собой, пришли к соглашению, пока я пыталась понять, как мы будем жить дальше.
Страха нет. Есть растерянность – не думала я, что всё разрешится так быстро, легко, без моего участия.
Есть раздражение – они решили и снова без меня, как уже было когда-то, словно я по-прежнему бесправная, бессловесная рабыня.
Есть жар внутри, не жар желания физического, но усиливающееся тепло, бегущее по телу, раскаляющее знакомо кончики пальцев.
– И когда вы собирались рассказать мне о вашем соглашении?
– Айшель, мы не хотели, чтобы ты напрасно тревожилась и пугалась того, что, возможно, произойдёт ещё не скоро, – пояснил Дрэйк. – Во всяком случае, не сегодня.
– И не говори, что не испугалась в первую минуту, – добавил Нордан проницательно.
– Но я всё равно тревожилась, – возразила я, признавая, тем не менее, свой страх, когда переступила порог спальни.
– Однако, по крайней мере, не воображала невесть что. Шель, хоть ты и провела почти три года в обществе оборотниц, но, судя по нашей прошлой ночи, твоё образование в некоторых вопросах так никуда и не продвинулось, – снисходительные нотки в голосе Нордана кололи иголочками и Дрэйк нахмурился едва заметно при упоминании нашей с Норданом – не его – прошлой ночи. – С одной стороны, меня несказанно радует, что эти поклонницы мужских гаремов не развратили тебя своими наверняка крайне поучительными историями из личного опыта, а с другой, мы находимся там же, где и остановились три года назад.
То есть он полагает, будто я всё та же глупая, наивная девочка, какой была тогда? И что я прошлой ночью сделала не так, раз Нордан решил, будто ничего не изменилось?
– Это потому что я отказалась тебя мыть? – выпалила я.
– Пожалуй, стоит завершить наш разговор, – вмешался Дрэйк. – Мы узнали более чем достаточно и вывели основной тезис. Айшель, ты сразу ляжешь спать или хочешь почитать немного?
– Могу я пойти спать в другую комнату? – я отвернулась от Нордана, чувствуя, как щёки заливает горячая краска смущения.
– Прости, но нет.
– Поэтому мы тебе и не сказали ничего заранее, – Нордан стоял перед дверью, загораживая створку своим телом, подчёркивая, что выйти отсюда мне разрешат разве что утром или по острой нужде.
– Айшель, тебя никто и пальцем не тронет, – повторил Дрэйк мягче.
– На твоём месте я бы не давал настолько невыполнимых обещаний.
– Дело не в том, что мы будет спать втроём или что я боюсь нашей… нашего… – румянец становится сильнее, смущение мешается с праведным гневом, и я продолжаю говорить, выплёскивая обиду, – нашей близости. Вы опять приняли решение за моей спиной, начали претворять его в жизнь, а мне обо всём рассказали по факту. Согласна, три года назад мне было трудно решать что-либо самостоятельно, да и сейчас я не всегда и не во всём бываю уверена, но мы хотя бы можем обсуждать проблемы вместе, советоваться друг с другом, а не только вы вдвоём между собой тайно пошепчетесь? Понимаю, вы меня защищаете и оберегаете, однако я всё же прихожусь вам парой, вашей женщиной, матерью ваших детей и я человек, в конце концов, а не декоративная собачка для переноски на руках, не способная самостоятельно спуститься с дивана.
В ответ молчание, и я сняла халат, швырнула его на спинку стула возле столика, шагнула к кровати. Забралась в постель, устроилась посередине, натянула одеяло по самый нос.
– Предположу, Шель, что читать ты не будешь, – заметил Нордан.
Обменявшись взглядами задумчивыми, исследовательскими, мужчины улеглись рядом со мной по обеим сторонам, погасили лампы. Спальню окутало неверное покрывало сумерек, разбавляемое нитями лунного света, проникающего через неплотно задёрнутые шторы. Я лежала неподвижно, слушая, как каждый укладывается поудобнее, поправляет одеяло, подушку. Впервые чувствовала обоих одновременно, так близко, отделённых от меня лишь тонким, ничтожным слоем лёгкого ночного облачения. Запахи сплетались, кружили шаловливыми бабочками, унимая злость и обиду, возбуждая желание, воскрешая непрошеные порочные фантазии, которым я предавалась иногда ночами в нашем домике в общине. Но мне не хотелось сдаваться так быстро, вот так сразу, не хотелось демонстрировать, что, кроме страха, меня снедало и жгучее, бередящее любопытство, и успокаивающие мысли, что это не должно быть хуже, чем вдвоём.
– Ты так и будешь всю ночь лежать в одной позе и смотреть в потолок? – дыхание Нордана касается моего уха, рука под одеялом скользит по талии.
Не могу ни к одному из них повернуться спиной, потому что в таком случае неизбежно окажусь лицом к другому. Могу лишь закусить губу, гадая, что именно ощущают мужчины через мой запах, о чём он им поведает предательски. Рука же опускается на живот, поглаживает, перебирая складки сорочки.
– Вы обещали меня не трогать и не принуждать, – напомнила я, надеясь искренне, что голос не сорвётся.
– Это Дрэйк обещал тебя не трогать, а я таких опрометчивых обещаний не даю. Я обещал не принуждать и не настаивать. Я и не настаиваю, ты вольна отказаться, – и пальцы, рисуя неведомый узор, словно невзначай обвели низ живота.
– Я отказываюсь. Пожалуйста, оставь меня в покое. Я… не хочу… не сегодня, – прошептала я, понимая отчётливо, что Нордану вовсе необязательно настаивать. Что моё тело откликается охотно на его прикосновения, сердце желает быть с обоими и теперь, когда они рядом, лелеющий обиду разум отступает, уходит с пути инстинктов, стремящихся открыть иную грань нашей привязки.
Я хотела. Но соврала, жалко, неубедительно, поддаваясь вновь страху, и мужчины почувствовали глупую мою ложь.