— Полагаю, что да. — Жюльен ее почти не слушал. Он держал в руках мобильный телефон и не отрывал взгляд от экрана.
С каждой секундой он отдалялся от нее, и Элис ощущала это каждой клеточкой. Она обязана его отпустить. Возможно, если она не будет видеть Жюльена, ей удастся выбросить из головы — и вырвать из сердца — его и все мысли о нем.
Однако рот сейчас, видимо, не подчинялся ее разуму, потому что она произнесла:
— Тогда почему нельзя организовать съемки здесь?
— Что? — Жюльен оторвался от экрана. — Что вы сказали?
— Ну, это лишь предложение… — И, возможно, очень глупое, учитывая то, как он на нее смотрит. — Кухня в доме огромная. Думаю, не меньше, чем в некоторых ресторанах. Сколько человек участвует в съемке?
— Если по минимуму, — Жюльен пожал плечами, — оператор, звукооператор, осветитель и помощник. Может, еще мой продюсер.
— Вы смогли бы найти тех, у кого есть иммунитет к болезни? Или тех, кто бы согласился приехать, если у них не будет контакта с больным ребенком. Ведь в кухне есть боковая дверь, можно воспользоваться ей, а я постараюсь держать Жако подальше.
Лицо Жюльена стало таким же сосредоточенным, как в моменты, когда он готовил.
— Не знаю… Это породит много ненужных вопросов. И потребует сложной организации… но…
Но все же в глазах его появилась надежда. Надежда на то, что он сможет справиться с проблемой, решение которой откладывал, опасаясь непоправимых последствий. Разумеется, никто из съемочной группы не выступил с подобным предложением, потому что не представлял, как выглядит кухня в доме Андре Лорана, но почему эта мысль не пришла в голову ему?
И опять маленький шотландский эльф взмахнул волшебной палочкой и…
Жюльен не хотел терять ни минуты понапрасну, ведь предстоит сделать десятки важных звонков.
Он вел переговоры час, потом другой и третий. Доказывал. Шел на уступки. Наконец разрешение было получено, и машина закрутилась, приводя план в действие.
Жюльен бежал наверх, перепрыгивая через ступеньку, и влетел в детскую в тот момент, когда Элис укладывала Жако спать.
Шторы на окне были сдвинуты, но в щель между ними просачивался поток солнечного света, он падал прямо на Элис, превращая ее волосы в нимб над головой. Жюльен сделал шаг к ней, потом другой. Затем встал рядом, обнял за плечи и поцеловал в обе щеки. Так во Франции приветствуют друг друга хорошие друзья.
— Вы ангел, Близ, — сказал он. — Вы спасли мою программу.
Может, причина в том, что улыбка Жако растопила его сердце и заставила вспомнить младшую сестру? Поэтому его глаза так светились любовью? Или причина в Элис, которая смотрела на него с восторгом, радуясь тому, что смогла помочь разрешить серьезную проблему? А возможно, это и вовсе было предрешено и стало понятно обоим, когда взгляды их впервые встретились?
Как бы то ни было, но для нее стало неожиданностью, когда Жюльен не ограничился двумя дружескими поцелуями, а решился на третий — уже в губы. Поцелуй был кратким, лишь легкое прикосновение, сказавшее, однако, о многом. Жюльен не мог не признать, что всякий раз, глядя на Элис, он испытывает нечто, сравнимое с ударом током. Он мог прогнать эти мысли, когда касался ее руки, когда смотрел в глаза, но поцелуй… Воздействие было слишком сильным, чтобы удалось его не заметить. Поцелуй заставил его осознать то, от чего он бежал, старался отгородиться. Оказалось, все происходит на самом деле, но возможно ли такое? Ведь это чувство зародилось тогда, когда он был эмоционально истощен и ошарашен количеством свалившихся на него проблем. Нельзя забывать, что Элис — дочь его врага, человека, вонзившего ему нож в спину и сделавшего это в тот момент, когда он пытался справиться с горем после потери сестры.
«Ты никогда не увидишь ее сына, моего сына. Только через мой труп». Элис также была внучкой мадам Лоран, которую он презирал и ненавидел за то, что она, как и сын, хочет отнять у него Жака.
Поддавшись внезапному импульсу, Жюльен поспешил к двери. Он должен справиться с собой и сделать все, чтобы этот первый поцелуй стал последним. Он никогда больше не прикоснется к Элис Макмилан. Ему будет легче сделать это, когда в доме начнется хаос, который он сам и спровоцировал.
Стоило первой колонне грузовиков проехать на территорию имения, как вход в кухню для Элис был закрыт. Это случилось уже в конце дня, и с этого времени с первого этажа постоянно раздавались громкие звуки переставляемой мебели, стуки и разговоры. Они были отчетливо слышны даже в детской. Элис ходила по комнате с Жаком на руках, то и дело тревожно поглядывая на пол.
Жюльен принес ей чашку кофе и свежий багет с ветчиной и сыром на ланч.
— Съемки скоро начнутся, так что к вечеру в доме будет полно еды, — сообщил он. — Только, боюсь, уже ближе к ночи. Вы сможете потерпеть?
— Конечно, не беспокойтесь за меня. Удачи вам, надеюсь, все пройдет хорошо.
Элис полностью погрузилась в заботы о Жако. Он чувствовал себя значительно лучше и все чаще улыбался. Он даже смеялся, когда она мыла его в ванночке. Она протянула ему игрушку и наклонилась поцеловать, не обращая внимания на то, что он весело бьет ручкой по воде. Брызги летели в разные стороны, в том числе и на нее.
— Какой же ты милый, Жако. Как я тебя люблю.
Ей доставляло огромное удовольствие кормить его после ванны, а затем петь колыбельную, видя, как он сладко засыпает. В этот момент Элис впервые пришла в голову мысль, что она сама могла бы воспитать младшего брата, дать ему дом и любовь, которая необходима ребенку. Если Жюльен ее поддержит, они могли бы стать семьей для Жако. Бабушка, конечно, тоже с ними согласится, ведь это же самое разумное решение. Она уже не молода, ей не хватит сил воспитать внука и дать ему все, что нужно. Элис же его сестра и может стать для него матерью.
Она положила малыша в кроватку и задумалась. Мысль окрыляла. Мадам Лоран и Жюльен могут настаивать на том, что Жаку лучше расти во Франции, но она сможет найти решение. Она останется здесь и выучит этот прекрасный язык, Жюльен ей поможет. У него будет шанс видеться с племянником, а у нее с дядей ее брата. Она станет частью его жизни, и, возможно, он еще раз ее поцелует…
Элис машинально прикоснулась к губам, не сводя глаз со спящего ребенка. Ей потребовалось все воображение, чтобы вспомнить свои ощущения в тот момент, когда губы их соприкоснулись.
Внезапно она ощутила пустоту, время текло бесконечно медленно, и она не представляла, чем его заполнить. Пока Жако спит, она может быть свободна, а монитор давал ей возможность перемещаться по дому.
Она могла спуститься вниз… к Жюльену.
Некоторое время Элис боролась с соблазном, но все же не смогла устоять и вышла из комнаты с намерением хоть в щелочку посмотреть, что происходит в кухне. Подходя ближе, она все отчетливее ощущала божественный аромат еды, от которого в желудке заурчало так громко, что пришлось остановиться, положить руку на живот и дождаться, когда все успокоится. Еще два шага, и она уже различала голос Жюльена. Он говорил по-французски, поэтому Элис ничего не поняла, но голос звучал уверенно, а слова сливались в прекрасную мелодию. Кажется, Жюльен даже улыбается.
Она должна это увидеть. Дверь в помещение была плотно закрыта, но сквозь стеклянные вставки было видно, что внутри оно очень ярко освещено. Никто и не заметит если она чуть приоткроет дверь на несколько минут. Элис медленно нажала на ручку, и вскоре уже и думать забыла о том, что может кому-то помешать. Кухню было невозможно узнать. Дело было не только в том, что со всех сторон свисали микрофоны и прожекторы, не в человеке с камерой на плече, а в том, что внутри все было так чудесно украшено, словно снимали сцену из рождественской сказки.
На стенах висели гирлянды из зеленой хвои с вплетениями множества крошечных огней, в углу стояла большая елка, украшенная красными и серебряными игрушками, с люстры свисали веточки омелы. Огромный стол был сдвинут в сторону, и сервирован так красиво, словно через пять минут за ним должна была собраться на рождественский обед большая семья. Элис не могла оторвать глаз от полупрозрачного фарфора, сверкающего столового серебра и искрящихся в свете хрустальных бокалов. У каждого прибора лежала хлопушка из красной с серебром бумаги, в центре было оставлено место для блюд с угощением, а все остальное пространство стола занимали свечи в затейливых стаканах, хвойные гирлянды и венки из падуба. Пламя свечей и блики придавали всему этому великолепию таинственности.
Тихо играла рождественская музыка. Гимны были хорошо знакомы Элис, к тому же исполнялись на английском. Она сразу вспомнила, как чудесно они отмечали Рождество с мамой и бабушкой, и к горлу подкатил ком. Элис заставила себя отвести взгляд от стола.
Жюльен был у стойки, улыбался в камеру и что-то говорил. Волосы его были убраны в хвост, но лицо казалось совсем другим. Похоже, грим подчеркнул его темные брови, длинные ресницы и восхитительный оливковый тон кожи. На нем была одежда повара — белая туника, верхняя пуговица которой была расстегнута, а рукава закатаны, сверху повязан фартук. Может, Жюльен казался ей другим, потому что улыбка его была такой, какую Элис никогда не видела? Она была открытой, широкой, искренней. Жюльен выглядел очень счастливым. Это был человек, с огромным удовольствием делящийся тем, что умеет и любит делать. Он с таким мастерством и легкостью нарезал сельдерей и высыпал его в сковороду словно это было для него также естественно, как дышать. Невероятный контраст с тем Жюльеном, который стоял у кроватки племянника и растерянно смотрел на малыша. Тогда он не представлял, что нужно делать.
У Элис перехватило дыхание при виде Жюльена в кухне, но все же она никак не могла выбросить из головы образ того Жюльена из детской. Тогда ей казалось, что она отреагировала очень спокойно, и только сейчас, оглядываясь назад, поняла, что именно в тот момент влюбилась в Жюльена Дюбуа. Или все же это случилось в ванной комнате, когда взгляды их впервые встретились? Или утром, когда он поцеловал ее в губы?