Сквозь стеклянные стены оранжереи она видела, как отъезжает машина доктора, в которой сидели также няня и экономка, а следом автомобиль с людьми в похожих костюмах. Факт того, что они остались в доме лишь втроем, должен был ее встревожить, но Элис отнеслась к этому, как к очередному повороту судьбы, поэтому была на удивление спокойна.
К счастью, Жак на ее руках успокоился и только изредка икал, будто желая дать понять, что не вполне доволен жизнью. Элис осторожно перевела дыхание и положила его на руку так, как считала удобнее для малыша.
— Что ж, придется поискать. — Она улыбнулась, приглашая кивком Жюльена к выходу. Возможно, она сейчас единственная из них троих, кто знает, что делать, но не собирается действовать самостоятельно. Ей казалось неправильным вести себя по-хозяйски в доме, появившись здесь впервые. — Полагаю, комната должна быть где-то наверху.
Она чувствовала растерянность Жюльена, поэтому позволила себе посмотреть на него мягко, но требовательно. Она словно говорила: «Существует лишь вероятность того, что Жак мой брат, но он точно ваш племянник. Понимаю, вы считаете, что это значительно осложнит вам жизнь, но вы не можете не понимать, что сейчас будет правильным сделать».
Жюльен кивнул, будто Элис и вправду владела искусством телепатии. И не она одна, поскольку она буквально слышала, как он ответил: «Я понимаю. И стараюсь…»
Не произнеся ни слова, они покинули комнату с сонно посапывающим Жаком на ее руках, и вышли в фойе. Оно оказалось намного больше, чем показалось Элис вначале. Она даже не заметила верхнюю галерею, тянувшуюся по трем сторонам этого квадратного пространства. Тогда она была сосредоточена лишь на том, что открывший ей дверь человек был слишком молод, чтобы быть ее отцом. И еще на том, что одет он был слишком мрачно, а увидев хвостик, бабушка бы непременно осуждающе покачала головой. Впрочем, самой Элис он нравился. Нельзя не согласиться, что Жюльен очень привлекательный мужчина, прическа и весь его наряд говорят об отменном вкусе и элегантности. Интересно, распускает ли он волосы во время выступлений? Они должны красиво обрамлять лицо и доходить до самых плеч. Ей бы хотелось это увидеть…
Элис подняла голову и сразу забыла о том, о чем размышляла. Здесь столько красивых вещей — как в музее, — среди них она не смогла бы почувствовать себя как дома. Мраморный пол, мраморные колонны, поддерживающие арки, которые повторяли такие же, но меньше, на втором этаже. В нише стояла подсвечиваемая прожекторами скульптура в человеческий рост. Она бы не удивилась, если бы из-за угла появилась группа экскурсантов. При этом она ощущала, каким пустым и безжизненным был этот дом. Только эхо витало из конца в конец и отталкивалось стен, казавшихся холодными на ощупь.
Они молча поднялись по лестнице. Теперь вид на фойе открывался за их спинами, будто с высоты птичьего полета. Прямо перед собой Элис увидела огромную картину в золотой раме, она выглядела так, будто принадлежала кисти знаменитого мастера. Изображение представляло нескольких пышно одетых людей в белых париках, над которыми кружились херувимы с щечками такими же красными, как у Жака. С другой стороны Элис заметила большой балкон с множеством дверей.
— Невероятно…
— Что, простите?
Жюльен обвел рукой помещение.
— Не понимаю. Это ведь не дом, а…
— Музей? — подсказала Элис.
— Именно. Площадка для демонстрации богатства. Как можно добровольно захотеть здесь жить?
Его сестра захотела. Это было одно из тех ее решений, которое он не смог понять.
— Полагаю, бабушка Жака очень богата?
— Дело не в деньгах. Это образ мышления. Первые э-э-э… вещи.
— Приоритеты.
— Oui.
Быстро пройдя вперед, Жюльен распахнул две двери. Элис увидела роскошно обставленные спальни, кровати с балдахинами и тяжелые бархатные портьеры. Одна выглядела очень мужской, вторая, напротив, больше подходила женщине. Неужели у сестры и мужа были отдельные спальни?
Двери, ведущие в ванные комнаты, были открыты и позволяли увидеть мраморный пол и золотые смесители. Были там и великолепные малые гостиные с обтянутой кожей мебелью и телевизорами такого размера, что вполне бы подошли для домашнего кинотеатра.
— Я вот о чем подумала…
— О чем?
— Бабушка Жака. Ей ведь не разрешат войти в дом.
— Нет… — растерянно протянул Жюльен и пошел дальше по галерее, протянувшейся параллельно фасаду дома.
— Или, например, забрать Жака. Это ненадолго. На пару недель, полагаю. Этого времени вам хватит?
— Не знаю, будет ли этого достаточно.
— В любом случае хуже не будет. Покажите, что он вам не безразличен.
Жюльен молчал. Он открыл следующую дверь, которая и вела в комнату, которую они искали.
Она выглядела, как идеальный проект детской, выполненный самыми талантливыми дизайнерами. Потолок был нежно-голубого цвета, на нем были изображены белые облака и улыбающееся золотое солнышко, царствующее посредине. Тем же голубым были окрашены стены сверху, затем начинались зеленые кроны деревьев, коричневые стволы, между которыми прятались все домашние животные, которые только существуют в мире. Ближе к полу начинался травяной покров с россыпью цветов. На стеллажах расположились тонны игрушек, преимущественно модели гоночных автомобилей, оценить которые Жак не мог в силу возраста. Но были в комнате и полезные вещи, такие как удобное кресло, которое можно использовать для кормления малыша, и детская кроватка с затейливой музыкальной игрушкой и плюшевыми мишками. На стене за изголовьем крупными деревянными буквами было выложено: «ЖАК». Каждая буква выкрашена в свой цвет и украшена крошечными изображениями игрушек и животных.
Элис сразу направилась к пеленальному столику, рядом с которым стоял огромный шкаф со всевозможными памперсами, кремами, салфетками и присыпками. Она положила малыша, принялась убирать волосы и улыбнулась, когда он открыл глаза.
— Родители так тебя любили, правда, милый? Какую красивую комнату они для тебя приготовили.
Жюльен продолжал прохаживаться по апартаментам и открывать двери.
— Здесь есть кухня, — сообщил он. — Ванная. И спальня. Должно быть, для няни.
— В кухне есть бутылочки и смеси?
— Чего там только нет, — упавшим голосом произнес он и, помолчав, добавил: — Да… бутылочки есть. И микроволновка. — Элис слышала, как открываются и закрываются дверцы бесчисленных шкафов. — Похоже на детский отдел в супермаркете.
Когда Жюльен закончил изучение содержимого, Элис поменяла подгузник, выбросила использованный в бак для мусора, стоявший тут же, и одела Жака. Он принялся сосать большой палец и захныкал.
— Проголодался, мой милый? Сейчас приготовлю тебе смесь.
— А вы умеете?
— Видела, как это делают. Я не работаю в группах с самыми маленькими, но кухня одна для детей всех возрастов. Да, и на упаковке ведь должна быть инструкция.
— На французском, — напомнил ей Жюльен.
— Ах… да, конечно. Вы не могли бы мне перевести?
— Разумеется.
— И подержите его. У меня обе руки должны быть свободны.
— Знаете, лучше вы его держите, и говорите мне, что делать. Я хорошо управляюсь в кухне. Следуя рецепту, точно справлюсь. — Жюльен скинул пиджак и закатал рукава черной сорочки.
Он опять избегал контакта с ребенком, но Элис решила, что на этот раз может уступить. С момента, как они вошли в детскую, что-то заметно изменилось. Яркие цвета комнаты рассеяли мрачную тишину, словно согрели холодный дом. Здесь сразу становилось ясно, что этого ребенка очень ждали и любили. Напряжение между людьми также исчезало в царящей здесь атмосфере добра и любви.
Жюльен заметно повеселел, быстро нашел все необходимое, включая мерные ложки и дистиллированную воду. Вскоре смесь была готова. Он определенно справился бы и без нее, но Элис неожиданно поймала себя на мысли, что ей нравится за ним наблюдать. Он все делал ловко и уверенно. Нахмурился он лишь тогда, когда достал бутылку из микроволновки.
— Я не нашел термометра. Как же нам измерить температуру?
— Капните немного на запястье с обратной стороны. Вам не должно быть горячо.
Завидев бутылку, Жак разразился криком, и Элис поспешила к креслу для кормления. Жюльен принялся вытирать закапанную столешницу, поразив ее еще раз. Странно, что рок-звезда может быть таким дисциплинированным и аккуратным.
Приятно, конечно, но очень-очень странно.
Вскоре на столешнице не было ни соринки, а все использованные им предметы на своих местах. Что ж, больше нет необходимости здесь задерживаться.
Проблема лишь в том… что ему не хотелось уходить.
Повернувшись, он увидел Элис, кормившую Жака. В комнате был полумрак, потому что она выключила весь свет, кроме лампы на столике рядом.
Его сестре не суждено было сидеть здесь и держать в руке бутылочку. Мечтала ли она об этом? Думала, каково это — видеть перед собой лицо ребенка, его глаза, смотреть, как он поднимает ручку и кладет на бутылочку, словно тоже хочет придерживать ее. Жюльен прислонился плечом к двери, погружаясь в воспоминания. Испытывала ли Колетт то же чувство огромной любви к нерожденному малышу, что и их мать к ним? Такая же любовь двигала им, когда он пытался защитить сестру от многих ошибок. Может, это именно она сияла ярким светом, пробиваясь сквозь мрачное пространство реальности? Именно она была той надеждой, позволяющей начать с чистого листа и на этот раз все сделать правильно?
Жюльен ощутил в душе надежду, чувство было удивительным и неожиданным. Впрочем, он никогда раньше не находился в состоянии столь сильного эмоционального истощения. До сих пор ему не приходилось решать такого рода проблемы, к тому же появлявшиеся внезапно с самых разных сторон. Сейчас наступил один из тех редких моментов, когда он может на время отвлечься и ни о чем не думать.
По крайней мере, ему так казалось.
Телефон завибрировал в кармане раньше: чем раздался звонок. Жюльен отошел к окну и ответил. На улице уже стемнело, но за воротами четко был различим свет фар — машина ждала разрешение на въезд.