Оба ее спутника явно были недовольны такими задержками в пути, но не спорили. Потому что каждый из них понимал, что маг-артефактор ничего и никогда не делает просто так. Наконец внизу показался вход в комнату, где хранилась библиотека. Стоило ступить на последнюю ступеньку, как еще одна кажущаяся вечной и сплошной каменная стена отъехала послушно в сторону.
Ева тяжело и даже как-то горестно вздохнула.
– Почему мне все это не нравится? – спросил у нее Магнус, останавливаясь точно на пороге комнаты.
– Потому что все прошло как-то слишком легко, – стоя по другую сторону от своей племянницы, ответил ему Кир. – Как-то нереально легко. Не находишь, Ева?
Девушка издала нервный смешок.
– А тут и не должно было быть ничего трудного, – ответила она своим спутникам. – Это всего лишь безопасный вход в Либерию. Но кто сказал, что выход тоже должен быть безопасным?
Оба Высших уставились на нее с тревогой и опасением.
– То есть, – нахмурившись, решил все же уточнить Кир. – На обратном пути нам не удастся избежать все тех же ловушек, что убили остальных?
– И да, и нет, – Ева пока не торопилась входить в комнату, где должны храниться самые опасные заклятья мира магии. – Просто мы не сможем пронести свитки и книги обратно здесь же. Вот если бы мы выходили с пустыми руками, то нам ничто не угрожало бы. Путь назад был бы точно таким же безопасным. Но… Это очень старый и распространенный трюк. Ты же сам должен понимать, Кир, Софья жила более пятисот лет назад. Трудно ждать от нее каких-то современных и хитрых ходов. Здесь все просто. Либерию поместили сюда раз и навсегда. Вынести книги можно лишь одним из тех путей, по которым шли Избранные до нас. Обратно нам дороги с книгами не будет. Эта самая ступенька, что открывает дверь, фиксирует вес входящих. Стоит захватить что-то с собой и… дверь просто захлопнется перед нашим носом. Благо, что от ступеньки до нее меньше полуметра. Скорее всего, сработает еще и какое-то заклятье, откидывающее назад в комнату.
– Могу поспорить, открыть ее изнутри не получится, – Магнус тоже зажег шарик магического света, теперь освещающий все помещение, где в сундуках и ящиках лежало сокровище – Либерия. – И потому тут есть вторая дверь… Которая ведет в опасную часть лабиринта.
– Ты это знала с самого начала? – поинтересовался у племянницы Кир.
– Нет, – честно призналась девушка. – Я вообще этого не знала. Пока мы не оказались здесь. Просто мне уже встречались такие ловушки. И… – она грустно улыбнулась. – Реставратор оставил мне подсказку, но я не смогла ее расшифровать вовремя. А пока… если хотите, можем просто вернуться. Найдем способ закончить это дело иначе.
Оба Высших, не сговариваясь, упрямо шагнули в центр комнаты, заваленной свитками, пергаментами и томами в неуклюжих рукотворных переплетах.
– Я не для того коптился в Твери триста лет, чтобы просто увидеть и уйти! – с сарказмом заметил старший Куракин.
– А я просто никогда и никуда не ухожу без добычи, – по виду Магнуса можно было подумать, что ситуация его больше развлекает, чем беспокоит. – Зато тот, кто придет сюда за нами, тоже не сможет уйти безопасным путем. Я позабочусь, чтобы он вдруг прибавил в весе.
– Надеюсь, его не придется долго ждать, – Кир уронил к ногам свой рюкзак. – Давайте уже заберем то, зачем пришли.
И он решительно протянул руку к ближайшему фолианту.
Вампиры при желании могли двигаться очень быстро. Намного быстрее смертных и ловчее большинства Избранных. А еще они сильны. Настолько, чтобы при желании проломить камень…
Шаги преступника Ева и ее спутники услышали задолго до того, как он спустился до хранилища библиотеки. Магнус и Кир застыли, как две статуи воинов, по обе стороны от двери. Ева просто отошла чуть в сторону, чтобы ее не было видно из коридора. И как только убийца приблизился к порогу… это выглядело так, будто мимо него пронеслась тень. Размытая, безумно быстрая и яростная. Он не успел даже оглянуться… Только грохот сзади заставил его вздрогнуть, а после мощного удара в спину он пролетел вперед, больше чувствуя, чем успевая увидеть, как начинает за ним закрываться дверь, похожая на прямоугольный массив тяжелой стены. И в проем снова прошмыгнула та же текучая шальная и стремительная тень.
Когда, пережив мгновенную панику от мысли, что его запирают внутри этого сухого каменного мешка, как когда-то назвал хранилище Реставратор, он, еще задыхаясь, вскочил на ноги, было уже поздно. Стена встала на место, навсегда закрыв безопасный проход. И теперь он остался здесь… под холодными и жесткими взглядами троих: Кира, Евы и… Магнуса Скифа.
– А Нарышкин утверждал, что это слишком очевидно, – напомнил вампир. Он даже не запыхался после своего рывка к ступеням, после того как ударил по камню своей силой и разрушающим заклятьем. – Настоятель Успенского собора…
– Один из Хранителей Либерии, – с горечью напомнила Ева.
Отдать должное Сумарокову, он быстро взял себя в руки. Поднялся с пола и начал неторопливо отряхивать свое черное облачение. Он знал, что проиграл, но… Наверное, пока еще он не полностью мог в это поверить или… держал какие-то козыри в рукаве.
– Здравствуй, Скиф, – чуть склонив голову, приветствовал он вампира, также холодно и немного зло. – Ночью это был ты?
Магнус кивнул и растянул губы в хищной улыбке, из-под его верхней губы показались острые иглы-клыки. Только это указывало, что сейчас испытывает Скиф на самом деле, какую ярость вызывает у него вид этого Избранного.
– Не доставлю тебе радости, – сказал он, стараясь произносить слова четко и спокойно. – Не буду досадовать, что не убил тебя тогда. Здесь и сейчас. Так будет справедливо.
– А! – священник усмехнулся. – Так это казнь. Мне не светят Подземелья. Предполагаете, что останусь здесь и сгину.
– Почему? – сухо поинтересовался Кир. – Мы можем дать тебе шанс выбраться. А там… Нарышкин будет рад доставить тебя в подземелья, если захочешь. И если выживешь.
– Не по чести, – тихо заметил Степан.
Ева на миг зажмурилась. Она прекрасно понимала, что убийца их провоцирует. Это его замечание… Девушка уже представляла, как Кир сейчас резко взмахнет рукой, кидая простое, но смертоносное заклинание… Но нет. Старший Куракин только рассмеялся. Почти весело, но как-то издеватель– ски.
– Давай без этого, – предложил он наигранно– дружеским тоном. – Без разговоров о чести, без лишнего пафоса. Я вообще за то, чтобы обойтись без каких-либо лишних разговоров в принципе.
– Он сюда сто лет рвался, – обращаясь исключительно к Еве и ее кузену, заметил Скиф, уже успокоившийся, кажущийся почти расслабленным. – Дошел. Оставим его наедине со сбывшейся мечтой.
– Ага, – подыграл ему Кир. – Я уже устал повторять, что к власти рвутся слишком многие. А вот получают ее… не все, кто так ее жаждет. Но этот получил хоть что-то.
– Я получил достаточно, – с достоинством, тихо и твердо произнес Сумароков. – Власть? Это только инструмент. Я же доказал то, что хотел. И даже не я, а сам лабиринт. Где все равны.
– Все равны? – переспросила Ева. – Так… все дело в равенстве? Но простите, это… так наивно. Неужели стоило убивать ради каких-то эфемерных идей? Или… на самом деле вы этим оправдываете себя?
– А мне не надо оправдываться, – усмехнулся священник. – Равенство – это не глупость и не пустая идея. Здесь погибали и Высшие, и Главы Гильдий, и простые Избранные. Потому что они на самом деле равны. И все они хотели одного – прийти, забрать секрет этих подземелий и получить… могущество, ту самую власть или просто исполнить желание. Для себя. Равны. Разве нет?
– Странно, что ты выбрал церковь, а не эти красные идеи, – заметил Скиф. – А что до равенства Избранных, так это верно. Кровь на вкус различается мало.
Священник усмехнулся на его слова.
– Красные идеи… – он кивнул. – Мне это было очень близко. Еще тогда, в середине века, после Дворцовой площади. Первые ростки истинной веры в равенство. Когда по-настоящему! И я поддерживал эти идеи почти до самой революции. Но, – на миг на его лице появилось выражение сожаления или даже горечи. – Пришли большевики. И они очень мало отличались от остальных. Они так же жаждали власти и всех сопутствующих ей вещей. Денег, каких-то материальных благ, привилегий. Взять у других для себя. И тогда я выбрал церковь. Ведь бог учит нас, что мы перед его ликом точно все равны.
– Кажется, я просил без пафоса, – как бы в никуда напомнил Кир, морщась.
Его на самом деле раздражали все эти разговоры о псевдовысоких целях и идеалах. Он считал просто: живи правильно, и все будет у тебя тоже правильно.
– Я все никак не могу понять, – с не меньшим раздражением спросила Ева. – А в чем должно быть это ваше равенство? И где? Среди Избранных?
– Конечно, – пожал Степан плечами. – Нам еще проще, чем смертным, нас меньше. И наш мир имеет более строгие законы.
– А что с Избранными не так? – искренне возмутилась девушка. – В чем тут кто-то не равен? Высшие и обычные Избранные? Так и что? Есть куча магов моего уровня и таланта, которые просто выбирают для себя покой и тихое место где-то в архиве. А то, что я считаюсь лучшим артефактором Москвы или, как говорят друзья, даже всей страны, так это… я это сделала сама! И при чем тут равенство? Хотя ладно. Есть более яркий и достойный пример! Отец Дана.
– Нарышкин сделал для мира магии больше, чем любой Высший, – подхватил Магнус, и по его тону было понятно, насколько уважительно он относился к этому магу. – Какого тебе еще равенства нужно? У нас и так все по правилам социализма: каждому по потребностям – с каждого по способностям.
– Вы даже не способны это понять! – впервые за этот разговор Сумароков сорвался почти на крик. – Нарышкин? Куракина? Кто вы все такие? Представители знатных семей. Дворяне. Вы даже не видите и не способны понять тех, кто ниже вас по классу. По рождению. Уже давно мир смертных ушел дальше, а вы все еще мните себя знатью.
На миг Еве захотелось сделать то, что она видела в одном кинофильме про смертных: развести руками и с милой улыбкой заметить: «Да он псих». Это обвинение, причем высказанное с жаром и искренностью, ее совершенно выбило из колеи.