Для этого, правда, пришлось половину лета выуживать из линдозерских болот лиственницу: топленое дерево обладало именно той необходимой крепостью, что требовалась для Стрел. Но враги научили Альдана терпению, и теперь два орудия были в его распоряжении.
Когда Чудова Рать напала на город, Колхат оказался в числе тех, кого Рать не тронула. И пришлось Альдану везти его вместе с остальными в Злат.
Теперь, размышляя о дальнейшей доле Колхата, Альдан понял, что должен отвезти его в Цитадель.
Многие, многие искали прибежища в Злате.
По большаку тянулись караваны купцов и телеги весчан: их тощие коровы и козы жались к обозам, но тоже упрямо брели к Злату. Вести про колдунов, про пропавшие города, про чудь, ползущую из лесов, вынудили людей сняться с обжитых мест и податься за защитой в столицу.
Перемены случились и в червенских обыкновениях. Помимо червенцев-карателей, орудовавших по Святобории, теперь, по распоряжению Цитадели, оставшиеся червоные жрецы стерегли большак вместе со святоборийскими воинами. Если раньше червенцы годами протирали штаны в хоромах, изредка вылавливая для острастки местных шептуний, то теперь им приходилось вставать стеной на большаке, проверять каждого, дрожа на осеннему промозглом ветру. Злые – а по мнению Альдана, изнеженные – червенцы цеплялись к путникам, пороча свои плащи поборами и, хуже того, замутненными страхом глазами. Страх червенцев перед колдовством рос, и побороть его в бою с истинным противником не получалось: колдуны засели в своем городе, чудь, кроме них, изловить никто не мог, а слухи о пропавших городах бередили думы, пугали народ, и желающих помочь правому делу становилось все меньше. То там, то здесь случалась резня меж жрецами и наемными купеческими воинами, потому что не все согласны были терпеть разгул жреческого самосуда. Дан насмотрелся дорогой на многое, и сердце его, оказавшись на острие собственной боли и чужой, каменело день ото дня.
На въезде в Злат случилось и вовсе неслыханное:
– Без дозволения из Цитадели в город не пустим. – Стражник на входе лениво обошел их небольшой, всего в дюжину воинов, отряд.
Усор нахмурился, собрал кустистые брови к переносице:
– Княжичу Зари не требуется ваше дозволение.
Когда бы еще такое случилось, чтобы княжа, да еще и потомственного жреца, остановили какие-то стражники!
– Княж Зари? Кликни старшего, – посоветовал озябший красноносый стражник.
Ему явно не хотелось задерживать отряд Альдана, но первый уперся, и Альдан процедил:
– Подождем.
Явился светловолосый червенец. Вынес какую-то грамоту с распоряжением от верховных жрецов и помахал ею перед Альданом со словами:
– Меня зовут Рагдар. Велено разместить тебя в моем доме.
Альдан, собиравшийся сразу устремиться к Цитадели, к Мечиславу, разъярился пуще прежнего. Промедление било по вискам, безжалостно приближало еще один восход солнца, который не увидит его родной город.
– Чего мешкать?! – вскричал Альдан. – Я тем утром послал гонца с письмом! Меня ждут в Цитадели!
Но Рагдар стоял на своем.
– Велено принять тебя в моем доме. Не откажи в чести, княж Альдан из рода Зари.
Говоря это, он смотрел на Рухару в ножнах у Альдана на поясе. И неспроста: Альдану стоило невероятных трудов удержаться и не взяться за меч. Он был готов требовать, если понадобится – пробиваться словами или мечом на встречу с Мечиславом, но, опомнившись, взглянул на своих уставших людей, на потерянную Янию и скрепя сердце все же согласился на предложение Рагдара.
При подъезде к Злату Альдан освободил Колхата из клети, но привязал его за связанные руки к стремени.
– Нет ли у тебя, Рагдар, подпола какого тайного? – спросил Альдан у жреца, втайне надеясь, что тот даст слабину и пропустит их к Цитадели.
Но Рагдар оценивающе разглядывал высохшего, закутанного в серый плащ Колхата.
– Идемте, покажу, что есть.
– Хорошо, – процедил Альдан. Он передал веревку с Колхатом Усору, а сам двинулся вслед за жрецом в город.
Вблизи Злат оказался не таким прекрасным.
Люди на улицах толкались и топтались в нечистотах. Альдан никогда раньше не видел такой оглушающей, душераздирающей бедности. Никогда прежде не замечал, как уродливо соседство роскоши и бедности, как бросается в глаза всякое невежество. Поднялась со дна глухая тоска по отчему дому, а вместе с ней – неизбывная вина и отчетливое: «Увы, мой царь, увы, ты опоздал… ты был рожден, а мир твой умирал!» Про кого проклятая вещунья обронила эти строки, и отчего звучат они, будто поминальная, невпопад спетая песня? Про Дарена или про него, Альдана? Альдан не был царем, но подспудно с того рокового дня не мог отделаться от мысли, что ему не угнаться за миром, не остановить разрушений, причиняемых Чудовой Ратью…
Проницательный Усор сразу заметил перемены в своем княжиче:
– Привыкай, молодой господин. Чем больше город, тем меньше в нем человек.
Альдан потом не раз задумывался над напутствием воеводы. Легко было потеряться взгляду в великолепии золота, оно будто нарочно отвлекало на себя, уводило от правды. Город распускал перед ними свои бесчисленные улицы, ткал десятки дорог, и княжич скользил по ним, подгоняемый своей жестокой долей.
Немыслимо, как громко здесь было! В сто раз шумнее, чем на торжищах. Альдан погрузился в свои мысли, холодно, словно мимоходом отмечая, как мало его стали заботить тяготы пути и шум вокруг. Будто ничего больше не осталось от того восторженного юнца, что с надеждой бежал в Гранатовую палату. Надежды на червенцев было мало: ясное дело, всем жрецам сейчас приходится жарко. За всем этим сквозила вина. Знают ли все эти люди вокруг, кому обязаны бедами? Род Мечислава должен был охранять Печать, да что толку теперь?
Рагдар наблюдал за Альданом украдкой, а потом, приблизившись, сказал:
– А ведь ты, Альдан Заревич, должно быть, знал моего меньшого брата. Его звали Ордаком.
Ордаком! Час от часу не легче. Ордак, тщеславный предатель, своими решениями отправил на тот свет не одного хорошего воина.
– Говорят, он погиб, встретив бой с чудью, – добавил Рагдар.
Альдан кивнул, не желая добавлять к этому утверждению, что брат Рагдара отличился гибелью еще более бесславной, чем его дела. Но видать, сам Рагдар тоже что-то знал о нраве своего брата, потому как допытываться не стал. И теперь уже Альдан внимательнее смотрел на него. За сразу бросавшимися в глаза старыми белесыми шрамами и немного кривым, неправильно сросшимся носом проглядывали спокойные, ясные глаза. Брат Ордака отчего-то вызвал у Альдана искру доверия – ему показалось, что Рагдар рассудительный жрец, не один из тех, что очертя голову бросаются за славой, и не из тех, кто ярится на всех без разбору.
Но не единожды Альдан обманывался внешностью.
Нет. Не сейчас! Даже в мыслях он не произнесет ее имя.
Иначе сны снова наполнятся ароматом пепла и снова, раз за разом, Альдан будет возвращаться к руинам у Печати, смотреть, как рушится его жизнь, а жизнь той, что стала ему дорога, мнется под пятой у колдовства. Ведь оно, а не он, спасло ее. Колдовство вернуло колдунью в Срединный мир, оставив ей прежнее имя лишь для того, чтобы оба они острее вкусили яда их несостоявшейся жизни. А быть может, виной всему снова был Дарен?
Альдан подобрался и силой воли вернул себя в прежнюю колею.
Линдозеро. Цитадель. Мечислав.
Пусть эти слова станут его собственным, возвращающим к жизни заклятьем.
Альдан должен как можно скорее добраться до верховных жрецов, должен предупредить, как в действительности сражается Чудова Рать! Нужно менять подход. Нужно поделиться с Цитаделью своими предложениями…
Рагдар все еще наблюдал за ним. И Альдан понял, что взгляд этого жреца – своего рода испытание. Для чего?
Наконец они въехали на широкую, чистую улицу и подъехали к красивым резным воротам, у которых толпились люди – все, как один, глядели в разрытую яму. Альдан глянул вниз и увидел слипшиеся перья.
– Что тут у вас происходит? – спросил Рагдар, спешившись и передавая расторопному служке поводья.
– Да вот… – Кто-то из толпы неловко махнул на яму. – Петуха под порогом зарыли, акудники! Ждем просветителя или мунису, чтоб под голос Закона убрать…
Взметнулся шепоток про порчу и колдунов, но тут же стих, столкнувшись с грозным хозяйским взглядом. Рагдар голой рукой вытащил черную тушку из земли и бросил ее посередь дороги.
– Убрать немедля. А вам, бездельникам, по три удара вицей каждому, – процедил Рагдар и добавил, повернувшись к Альдану и его отряду: – Милости прошу, гости дорогие.
Если не считать начала, дальше все было куда как лучше.
В большом тереме Рагдара с удобством разместилась вся горстка людей Альдана. Янии нашли место на женской половине. Оказалось, Рагдар тоже входил в высший червенский круг и знал о Линдозере куда больше, чем показалось Альдану в самом начале их знакомства. При этом известии тревогам Альдана суждено было взыграть с новой силой. Оставшись наедине с ним в гриднице, он спросил напрямую:
– Тебе меня стеречь приказали, верно?
Тот, надо отдать ему должное, юлить не стал.
– И хоть для меня отрада и честь дать приют в своем доме потомку Мечислава, да только прав ты. – Он подождал, пока служанки поставят перед ними кушанья и выйдут. – Тревожные вести дошли до Злата. И ответить тебе завтра придется перед верховными жрецами.
Альдан поблагодарил его с тяжелым сердцем.
К вечеру гридница заполнилась жрецами, домашними Рагдара и людьми Альдана, коих усадили на самые почетные места. Довольный Усор разговорился со старым златским товарищем. Яния, наскоро поев, под взглядами мужчин, смущенная, нырнула в одну из горниц.
– Твоя? – спросил, проводив ее глазами, Рагдар.
– Она с нами, – сказал Альдан.
– На кухню уже пристроилась, – сказал, усмехнувшись, Усор.
Сам же Альдан заметил парнишку, жмущегося к полнотелой жене Рагдара. По бледному лицу, по синеве, едва тронутой, будто кто легонько провел по губам пепельно-синей краской, Альдан уловил на мальчике знак болезни. При виде семейства Рагдар поморщился. Жена сперва затряслась, а потом с отчаянным упрямством, со вскипевшими на глазах слезами вперилась в мужа. Тот, помявшись, отпустил ее с чадом.