После последней войны Трех Царств в высших ярусах жречества Светлолесья намечалось медленное, но верное объединение. Все шло к установлению единого правителя-жреца.
Началось все, конечно же, с ардонийского царя-наместника – Драурга Алого Ворона. Никто из жрецов до сих пор не верил в то, что под личиной Драурга Алого Ворона скрывался воевода Чудовой Рати, а потому не мог постичь всю глубину его замысла. Альдан понимал, что Ворон годами пытался завладеть знаниями жрецов о Печати и разваливал созданное Мечиславом, но сам, будучи княжем Линдозера всего несколько месяцев, глубоко в историю Светлолесья не вникал.
Итак, после войны Трех Царств наметилось объединение.
Алый Ворон после женитьбы на царевне Уляне Залесской получил бы в свое распоряжение все святоборийские знания и объединил под своим началом всех жрецов.
И хоть этого не произошло, по проложенной Вороном меже теперь все равно неслось колесо событий.
После пробуждения Чудовой Рати в Злат хлынули такие возможности, которые предтечам даже и не снились. Белые жрецы из Ардонии, новобранцы со всех уголков Святобории… Тренировочные дворики и темницы наполнились свежей кровью.
Поговаривали о войске численностью с половину войска самой Святобории.
Такие разговоры, конечно, не могли не тревожить законного царя Святобории. Одно дело, когда в верхах жрецов сидит твой родственник, а совсем другое – представители и без того сильных родов. Того и гляди потянут руки к копям в Самоцветных горах или попросят пожертвовать из казны гору золота на свое содержание!
Поэтому Альдан появился в столице весьма вовремя для обеих сторон.
Только сам он этого не знал и сильно горевал о Линдозере. Лишь когда его сделали простым червенцем и поселили в доме Рагдара, и сам он пришел к Колхату, тот на свой манер утешил его.
– Никто тебя не тронет, наследник Мечислава. Во всяком случае, пока ты им нужен, – добавил он с усмешкой.
И следом рассказал, что Ордак имел неосторожность высказаться против объединения жрецов из Ардонии и Святобории, за что и поплатился.
А верховный Белый жрец, Алисай, преисполнен завистью к Ворону.
Он был когда-то наставником Дарена в бытность его жрецом, но болтать про это не стоило. Только если не страшишься закончить свои дни, размахивая киркой в Самоцветных копях.
Одним словом, Колхат сказал Альдану, что, если хочешь вернуть княжеский венец, будь готов к самым серьезным поворотам и пакостям.
Альдан же, покинув темницу, понял, что недооценил опасность Колхата. Он ни на мгновение не забывал, кто перед ним. И начал жалеть, что привез его в Злат, ведь здесь Колхат был как рыба в воде, и, как бы Альдан ни нуждался в его знаниях, все они были отравлены и в конечном счете могли лишь разрушать.
Альдан настоял, чтобы Колхата посадили в одиночную темницу в самые недра Цитадели, подальше от неокрепших умов. Альдан сам будет приносить ему пищу, а если не сможет, то пусть это делает Усор.
На закате Усор приехал в Цитадель. Дядька ездил по знатным дворам, пытаясь дознаться, как Альдану переговорить с царем. Залесский уже много лет не устраивал пиры, жил отшельником, все указы подписывал со своими советниками, которые менялись чуть ли не каждый год, и в основном эти указы касались того, как побольше выгрести из Самоцветных пещер золота и каменьев. Сейчас Залесский был полностью занят укреплением казны, все задачи по обороне царства в случае войны с чародеями ловко перекладывал на плечи воеводы и советников, и уж тем более встречаться с дальним родственником ему было некогда. Вдобавок царь считал, что без семидневных гуляний вполне можно обойтись. Но в пользе последних его убедили советники и Цитадель, а потому Альдан и вовсе был у него в немилости.
Альдан устало потер виски. Час от часу не легче. Если его лечение для царевны не сработает, путь в царский терем ему точно заказан!
– Идем домой, мой княж, – предложил Усор.
– Нет, я еще посижу…
Вдруг в животе у него громко заурчало. Они не ели весь день.
– На сегодня все, – сказал он Мышуру. – Так и быть. Приходи завтра.
Парень кивнул и, как показалось, немного растерянно осмотрелся по сторонам.
– Где ты живешь? – спросил Альдан.
Мышур подобрал одиноко притулившуюся у скамьи суму.
– Из червенцев меня погнали… Пока нигде.
– Идем со мной, – вздохнул Альдан, пожалуй, даже слишком хорошо понимающий положение Мышура.
У дома Рагдара царило приятное оживление: на крыльце играл его сын, за ним смотрели няньки. Яния вынесла теплые хлеба подышать. От вида знакомого лица на сердце стало чуть светлей. Тут девушка с испугом взглянула на Мышура, следовавшего за Альданом по пятам, но не дрогнула, а наоборот, быстро сбегала на кухню, договорилась о еще одном жильце и своей заботой вогнала парня в краску.
Сам хозяин дома был вечером радушней, чем обычно, и Альдан даже позволил себе уснуть, лелея робкую надежду. Но ночью колдунья снова пробралась в его сон и на этот раз была непривычно серьезной, обряженной в жемчуга, словно невеста.
Весь покров струился волнами серебряной канители, вздымался пеной речного жемчуга, перекатывался и звенел десятками серебряных колокольчиков. На плечах качались две пышные темные косы, заплетенные часто-часто, как тому подобает обычай. На височные полукольца были нанизаны снизки горного хрусталя, и, когда она сделала шаг к нему, ее наряд ожил и засверкал.
– Такой я тебя и представлял, – едва слышно произнес Альдан.
– Знаю, – сказала она. – Смотри же! Больше не приду.
Он смотрел, смотрел до тех пор, пока блеск в глазах не застил все вокруг, а сам он не проснулся, чувствуя пустоту внутри.
Казалось, он оказался внутри картинок со Врат Милосердия. Внутри того пути, что сам себе нарисовал, и теперь все, что у него есть – дорожка из золы под ногами, за которую надо держаться. Нужно перейти ее, надеясь – нет! зная, – что дальше станет лучше.
Сон оборвался резко. Альдан вскочил, будто кто-то окатил его колодезной водой.
Двигаясь медленно, как во сне, он вышел во двор. Звезды над Златом потухли, уступив место Червоточине. Где-то там текла небесная река, про которую ему говорила колдунья. Интересно, увидела ли она ее в своем летающем городе?
Все это пустое.
Он сам сказал ей не возвращаться. Сам выбрал этот путь. Потому что так правильно. Он тот, кто он есть.
Дом спал. Самые свирепые псы сидели в своих будках, не шевелясь, и кромешная тьма дышала из каждого угла. Лишь в одном окне тлела лучина. Свет заморгал, когда Альдан ощутил дуновение холодного ветра. Слишком холодного. Слишком… чужого. Альдан шагнул и замер, когда чувство усилилось. Прикосновение Той Стороны ни с чем не спутаешь.
Ледяной узор на окне разошелся, открывая крошечный, не больше монетки, кусочек запотевшего стекла. Альдан приблизился.
Жена Рагдара сидела за прялкой, а подле нее на лавке дремал мальчик. Его голова покоилась на материнских коленях, а прямо над ним, выпущенная из ослабевших пальцев, струилась тонкая шерстяная нить. Глаза Альдана уловили тонкое голубое сияние иномирного колдовства; след от него тянулся выше, под самый потолок. Паутина чар расходилось по всей горнице, но сердцевина ее была над пряжей… над спящим ребенком.
Недолго думая, Альдан перемахнул через крыльцо и, минуя спящих слуг, оказался на женской половине. Обрывки голубой пряжи висели то тут, то там… Здесь все тоже спали, сраженные крепким, колдовским сном.
Альдан толкнул дверь и влетел в горницу. От дрогнувшей лучины скользнули тени, и одна, самая большая, нырнула за печь.
– Стой, тварь нечистая!
Темнота дрогнула, мелькнули зеленые, цвета незрелого крыжовника, глазищи, и чудь юркнула дальше, за полог.
– Нет, господин! – вдруг хриплым голосом взмолилась жена Рагдара, бросаясь между ним и чудью.
– Отойди, госпожа, – велел Альдан, вынимая клинок.
– Тише, господин! – Из глаз женщины вдруг брызнули слезы. – Не тронь! – даваясь слезами, прошипела она снова и раскинула руки, обороняя чудь, как родное дитя.
Знать, перепуталось все у нее в голове. Уж не подкидыша ли нянчит? Дан прислушался к своим ощущениям. Нет, парнишка на лавке – человек.
– Я не причиню вред твоему сыну, – процедил Альдан, но жена Рагдара сказала:
– Не тронь чудова дедушку, господин.
Альдан отпрянул.
– Как… Ты… В сговоре с ним, что ли?
Неужели даже ребенка своего не погнушалась на прокорм тварям полуночным отдать?
– Или Червоточина тебе разум помутила?
Альдан отстранился от женщины, что в молчаливой мольбе опустилась на колени и схватилась за край его сапога.
Тяжело будет узнать Рагдару про предательство. Дан шагнул к скамье, на ходу разрубая Обличителем нити. Женушка Рагдара завыла.
Сын Рагдара завозился, закашлял. Немного пряжи еще осталось…
Но вдруг женщина дикой кошкой взвилась с пола и бросилась Дану на грудь, да когтями потянулась к глазам!
Альдан глухо выругался, отступая. Не драться же с безумицей, в самом деле!
Меж тем жена Рагдара запуталась в подоле и сбила прялку. Пока она мешкала, Альдан успел добраться до лавки и вытянуть сталь над пологом сплетенного колдовства.
Единый, надели сталь живою силою…
– Не губи, господин! – со слезами взмолилась женщина. – Погибнем мы!
Альдан остановился. Реющая паутинка потянулась к Обличителю и, коснувшись его, отпрянула.
Альдан медлил. И вправду, зачем матери губить дитя?
– Говори. Даю тебе время, пока тлеет лучина. – Он кивнул на едва теплющийся огонь.
– То нам дедушка-суседко помогает, господин. Выплетаем по старинному обычаю защитный покров, чтобы сынка моего недуги не мучали.
Альдан пошатнулся.
Не таких слов он ждал.
– Я правду говорю. Меня бабка-шептунья научила, что в город с беглыми поселянами приехала. – жена Рагдара покосилась на гаснущий огонь. – А раньше ничего не помогало. Я услыхала, что если в дом суседа пустить, он хозяевам помогать будет, вот и…