– Да, мне не нравятся его решения, но…
– Ты одна из немногих, кто знает, что Дарен не всегда выбирает благие пути.
Мы остановились перед стеной Третьего Круга. Инирика махнула рукой куда-то вглубь:
– Посмотри, что он сделал.
Я подошла ближе и вгляделась. За обломками защитной вязи лежала куча тряпья. Вдруг куча зашевелилась и застонала.
– Что… Кто это?
– Тормуд. Он не может покинуть Третий Круг, пока Дарен ему не разрешит.
Я подавила дрожь. Не в силах смотреть, я быстрым шагом пошла прочь, но Инирика вскоре догнала меня на одной из улиц Второго Круга.
– Дарен наказал его. Из-за тебя. – Инирика подошла ближе, и голос ее сделался сладким, словно мед. – Я знаю тебя с первого дня, как ты появилась в Обители. Я видела, как ты росла. Сама учила тебя всему, что ты теперь знаешь. Я знаю, ты не хочешь быть причиной страданий колдунов, но теперь, когда стала колдуньей, вышедшей из Ангмалы с Даром, люди могут пойти за тобой.
Ее слова липли друг к другу, набегали на меня приторной волной, а между тем истинный их смысл был куда более горек и прост: или ты с нами, или против нас.
– Мы должны отвоевать себе все Светлолесье, – вздохнула она. – От земель, где раньше была Обитель, и до Туманных гор. Это земля, принадлежавшая нам по праву. Чародеи всегда обитали здесь, и другие царства больше не должны закрывать глаза на то, что наше царство вернулось.
– Тогда мы сразу же начнем войну со всеми, – заметила я. – Это ослабит нас. Дарен предвидит это.
– Мальчишество. – Она вздохнула. – Так истязать бедного Тормуда! С его-то Даром!
Инирика чуть склонила голову на бок.
– Стань моей правой рукой, и я проведу тебя туда, куда ты стремишься. Найду тебе учителя Пути Превращения.
Инирика могла бы помочь мне получить книги царя Полуночи. И могла возвысить меня в Совете. Я же взамен должна исполнять ее поручения. Рассказать ей то, что подорвет доверие к Полуденному царю. Пусть не сразу, но время идет, а Светлолесье еще не захвачено, при всей нашей мощи жрецы продолжают мучить чародеев внизу. О да.
– Мы не можем потерять Нзир! – горячась, добавила Инирика. – Говорят, червенцы готовят новое нападение, пока мы торгуем камушками. И, – взгляд на крыши домов Второго Круга, – все больше людей спасаются в городе чародеев, но что будет с городом, если червенцы не остановятся? Теперь, когда тебя отметили боги, ты не должна остаться в стороне.
Ее предложение было заманчиво, искусно пропитано сладкими обещаниями, но я знала, что есть цена, которую придется заплатить. Инирика умело взывала к моим страстям, к моим амбициям, и я чувствовала, как моя душа колеблется на грани соблазна и предательства.
– Дарен знает, что делает, – я эхом повторила свои собственные слова.
– Значит, тебе не интересно то, что происходит в Светлолесье? А зря. Есть еще кое-что, – сказала Инирика. В ее устах притаился искусно спрятанный яд. – Знаешь ли ты, зачем наш царь все время спускается вниз?
– Нет.
– Он творит колдовство крови над теми, кто остался в Линдозере. Он не так добр, каким хочет показаться. Все это чудовищно.
Я вскинула на нее взгляд. Она пристально смотрела на меня, отмечая малейшее изменение в моем лице.
– Ты забыла, госпожа, – широко улыбаясь, сказала я. – Я ведь тоже теперь чудовище.
Глаза Инирики расширились.
Взмахом руки я разорвала опутывающий нас золотой щит.
За одно я была благодарна Инирике. Она так меня презирала, что до меня наконец дошло: за ее презрением стоит страх. Страх, что она не сможет заставить меня подчиняться. Я сильнее, чем все это время про себя думала.
Я шла в сумерках к крепости, размышляя над тем, как мало времени у меня остается. Тиски сжимались, а я все еще не разгадала загадку Ворона, Чудовой Рати, царя Полуночи и иглы, связывающей все это воедино.
Жители Второго Круга запирали на ночь двери, и только редкие смельчаки, вооружившись, ходили по улицам ночью для всеобщего успокоения. Несмотря на то, что, вопреки всем законам, зима покидала Нзир, по вечерам все еще становилось холодно и иногда даже шел снег.
Сегодня был такой вечер. На одной из улочек я остановилась, глядя на крепость. Улицу освещали колдовские лучины. Снег сыпался сверху густыми хлопьями и в свете огней напоминал блестящую пыльцу. Огни – теплый блик позолоты, вписанный в смородиновое сумрачное небо.
В небесах восходила Червоточина, и ее слабый свет пока что не может тягаться с колдовским, но я знала, что скоро она расцветет раной, заливая все вокруг густым багряным соком.
Сквозь открытый переход с дуговыми сводами шел, опираясь на посох, Дарен. Он окружил себя колдовским щитом для отвода глаз, но мой оберег ему обмануть не удастся.
Я смотрела, как Дарен размеренно движется в сторону Третьего Круга, как оседает ему на непокрытую голову звенящее инеистое серебро.
Такой же одинокий, как и я. В душе шевельнулось сочувствие. Нет. Не такой же. Знал ли он, кем окружил себя? Инирика, Эсхе. Я… Конечно знает. Не оттого ли лучшими друзьями ему служат ветхие свитки в его покоях? Отдыхает ли Дарен когда-нибудь? И если да, то как?
– Чудь тебя побери, – зло бросила я и развернулась. Скрипнули на снегу сапоги, и я побежала к лестнице, что Дарен открыл в Светолесье.
Лестница продержалась несколько мгновений, прежде чем исчезнуть. Не успев спуститься, я упала в снег. Дарен обернулся, но я откатилась за дерево, а потом бесшумно, как учил меня Минт, прокралась в сторону и затаилась за деревом.
Вряд ли моих навыков хватит для полноценной слежки, но можно хотя бы попытаться выиграть время. Дарен не воин, а колдун. Он привык полагаться на чары, и если удача будет на моей стороне, то и заметит меня не сразу.
Я держалась вдали от Дарена, шедшего по заметенной тропке сквозь деревья. Лесная чудь наблюдала за мной издалека. Может, ей не нравилась, как Царёгу, моя кровь. Но в любом случае, они не приближались и не выдавали меня.
Вскоре показался тын. Колдун осмотрел избы, застывшие в сонном оцепенении, распустил щит для отвода глаз и пошел дальше. Я спустилась следом вниз по утоптанной дороге, на которой хорошо виднелся след от полозьев. Дарен свободно зашел в приоткрытые ворота, я, чуть погодя, за ним. Раздался хриплый лай цепного пса, но Дарен усмирил его колдовством и, судя по всему, всех остальных псов в этом селении тоже.
Где мы? Избы и узоры на занавесках напоминали Святоборию… Я шла по следам Дарена по опустевшим улицам, готовая в любой миг к неожиданной атаке. Но ни чуди, ни враждебного колдовства не ощущалось, и оберег молчал, словно бы соглашаясь.
Впереди послышались голоса. Откинув плащ, я забралась на крышу приземистой избы и, перескочив с нее на избу побольше, в конце концов вскарабкалась на обледеневшие стропила деревянной башенки. С нее мне открылся странный вид: Дарен вошел во внутренний двор, а навстречу ему с широких ступеней добротной избы спустился мужик в заячьей душегрее и в беличьей шапке, сдвинутой набекрень.
– Белой дороги, колдун! – сказал он срывающимся голосом. – Меня зовут Барса. Голова я тут. Благодарствуем, что откликнулся. Про нашу беду сам знаешь.
– Знаю.
– И раз пришел, стало быть, возьмешься.
Дарен медленно кивнул. В своем простом кафтане и с посохом он походил на простого колдуна. Знал ли Барса, кто к ним пожаловал?
– Омуль, охотник, исчез летом, – начал тот. – Леда с подружками ходили по бруснику и тоже пропали. Осенью – еще трое, с разницей в несколько дней. На прошлой седмице пропала племянница моя. Снарядили Прота в Березань, колдунов искать…
– Надо было раньше звать. – Дарен сурово посмотрел на старосту, и тот не выдержал взгляд. – Жрецов приглашали?
– Нет, – обращаясь к своим ногам, сказал Барса. От волнения он весь покрылся пятнами.
– Лешему грамоты писали?
– Да… Но, по правде сказать, здесь и раньше неспокойно было. И весь нашу Лихобором прозвали. Всегда тут лихо какое-то обреталось. А ныне… говорят, из-за вас. – Голос Барсы сорвался: – Поможете?
Что у них тут случилось?
Я подалась вперед, вдруг поскользнулась на покрытой льдом крыше и кубарем скатилась вниз. Хорошо хоть успела принять правильное положение. Но правильное для себя, а не для несчастного худого старосты в душегрее, на которого я в итоге и приземлилась.
– А-а-а! – заголосил он. – Помогите, люди добрые! Убивают!
– Да нужен ты мне, – прошипела я и поднялась.
Во дворе уже столпились невесть откуда набежавшие весчане. Лица у всех полыхали враждебностью. Но староста, пытаясь подняться, не гнушаясь, схватился за меня, отчего мой плащ порвался. Раздалось дружное оханье, и толпа отступила на шаг.
Выражение лица Дарена в это мгновение воистину можно было назвать историческим: у него приоткрылся рот и чуть округлились глаза.
Эх, любовалась бы и любовалась…
– Вы только посмотрите на нее! – заверещал кто-то по правую руку от старосты. – Колдовка-убийца! Задавила Барсу!
Да уж, подарок Эсхе выдал меня с головой, даже придумать ничего не получалось. Но разгуливать в таком виде по Светлолесью могла только очень дерзкая колдунья. И, похоже, бессмертная.
Наряд оказался удобнее, чем рубаха со штанами, хотя выглядел, как дикая смесь колдовства и опасности: разрезы до середины бедра, вставки из зачарованной чешуи и длинные сапоги на шнуровке. Тонкая, облегающая черная кожа чередовалась с тонкими ремешками. Наручи открывали руки на случай превращения.
– Да все с вашим Барсой хорошо. – Я сдернула плащ с орущего в снегу старосты. – Вот. Цел и невредим.
Дарен прикрыл глаза.
– А я говорил вам, что от колдунов ничего хорошего ждать не приходится! – заорал мужской голос, и из хозяйского дома во двор выбежал парень, очень похожий на Барсу.
– Она со мной, – ничего не выражающим голосом сказал Дарен, а сам так стрельнул на меня глазами, что у меня душа ушла в пятки.
– Сына, охолони, разобраться надо, – кряхтя, сказал староста. – Сейчас сядем в избе, поговорим. С лесом-то совсем беда, не до гордости.