В дверь робко постучали.
Бледный жрец схватился за меч.
– Это староста, – безучастно отозвался Дарен. – Пришел просить о помощи.
Дарен оказался прав. Когда я открыла дверь, во главе со старостой в избу вошли его жена и кузнец с семьей. Все они заметно дрожали.
– Простите нас, если можете. – Староста и остальные согнулись в глубоком поклоне. – Мой сын… он пошел сюда…
– Подслушать? – веско спросил Дарен.
Староста продолжил, краснея:
– Он не вернулся. Соседи говорят, что видели, как кто-то за околицу выбежал. Найти его не можем. Помогите, чем можете, прошу! Берите что хотите, хоть голову мою пустую с плеч забирайте! Не доглядел я! Помогите.
Дарен отставил кружку и переглянулся со жрецом.
– С колдуном из одной чаши пить – мед и яд напополам делить.
16. Альдан. По следу
Альдан сидел за накрытым столом в царских палатах, ощущая пронзительный запах можжевеловой наливки и зажаренной в меду щуки. Трапеза проходила в одной из многочисленных палат в царском тереме, великолепной и сверкающей. Впрочем, как и все остальные здесь.
– …и я поклялся брату, что на моем веку не оскудеет слава Злата, – многозначительно сказал царь и добавил: – И всей Святобории.
Слава Злата. Какие красивые слова! Альдан видел, во что превратилась клятва: терем разросся и цвел роскошью, каждый уголок украшали изысканные ковры, везде стояли кедровые и золотые сундуки.
Все это создавало впечатление непреодолимой мощи и богатства. Но за этой роскошью скрывалась темная сторона – жадность. Альдан не мог представить, что жизнь при дворе такого человека может быть счастливой.
Он взглянул на царевну Уляну, которая стояла перед ним, словно одна из вещиц, выставленных напоказ. В золотом венце, украшенном орлами и крыльями, в сияющем небесном святоборийском наряде. Она была печальна и тиха, будто происходящее ее совсем не касалось.
Возможно, она давно привыкла к тому, что решают за нее, но Альдан уже отвык от такого и ощущал злость и растерянность, хоть и знал, что должен продолжить свой путь. Ведь жизнь княжа и жреца – это не только чувства, но и долг.
И сейчас он будет молчать и, если потребуется, улыбаться для того, чтобы получить средства для строительства Стрел.
– Слава Злата только укрепится, ведь Альдан такой же потомок Мечислава, как и вы. И в его крови течет благословение Мечислава, – ввернул уже в который раз Усор.
– После гуляний по случаю разгрома колдовского города казна понесла тяжелые убытки, – заметил царь.
На седой голове Залесского лежал сверкающий венец Святобории, а на плечах – черная шуба, которая не придавала ему никакой внушительности. Царь Святобории выглядел усталым стариком, чья единственная забота заключалась в высасывании золота и каменьев из Самоцветных пещер. Война, стоявшая на пороге, вызывала у него досаду. И сетования о былых днях – днях, когда на него возложили царскую ношу, а вместе с тем и обязанности дядюшки.
– Поэтому нам нужно построить больше кораблей. Вся страна сейчас терпит лишения, вызванные войной, и потому…
Царь поморщился, и Усор умолк.
– Чтобы все потом шептались, что я не могу достойно поддержать наследника Мечислава после всего, что он сделал для моей любимой племянницы? Я не посрамлю память брата и его жены. Лучше вернемся к обсуждению сокровищницы Дарена, которая, когда он сокрушит Нзир-Налабах, станет нашей.
Залесский не сомневался, что победа над колдунами – дело решенное.
Альдан почти ненавидел себя за то, что делает. Но если выбирать между бездействием и собственной гордостью… Что ж, чувство долга всегда помогало находить ответ на этот вопрос. Поможет и теперь.
– Могу я показать тебе сад? – вдруг спросила у Альдана царевна Уляна.
Альдан с облегчением кивнул, и они с царевной, откланявшись, вышли из трапезной. Нянюшки на некотором отдалении шли за ними, шелестя уборами.
Палаты были битком набиты шумными княжами и их женами, приближенными царя и их свитами, жрецами и самыми удачливыми купцами, но в зимнем саду было пусто и шелестел падающий снег.
– Как тебе нравится наш сад? – спросила царевна. Ее голос излучал спокойствие и прохладу.
Альдан осмотрелся. Вокруг раскинулись деревья, украшенные белыми снежными шапками. Было заметно, что сад получал меньше царского внимания, чем палаты, но все же и здесь встречались вещицы, подчеркивающие славу Злата: купола из прозрачного стекла на золотых опорах, пропускающие блеклый зимний свет. Под одним из таких они сейчас и остановились, прячась от снегопада.
– Так светло, что даже слепит, – сказал он, но, заметив изменившееся лицо царевны, с улыбкой добавил: – Я привык к темноте лечебницы.
– Понимаю.
И они прошли дальше, забираясь все глубже в сад, пока не остановились в рощице, под рябиной, которую в свою очередь облюбовала стайка красногрудых снегирей. Птицы носились над их головами, и Альдан засмотрелся на них, когда царевна вдруг решила продолжить оборвавшийся разговор:
– Но ты мог бы привыкнуть к такому саду?
– Привыкнуть? – рассеянно отозвался Дан, взрыхляя нетронутый снег ногами. – Наверное.
– А полюбить?
Альдан недоуменно посмотрел на царевну. Та вдруг сказала:
– Я тебя так и не поблагодарила за свое спасение.
– Да что там! Сделал, что мог…
Царевна сделала знак одной из нянюшек – Альдан отметил, как легко у нее теперь получается повелевать, – и та поднесла расписную шкатулку. Царевна повернулась к Альдану.
– …и рад, что удалось освободить саму царевну от власти злых чар, – договорил он, смущаясь все больше.
Девушка робко протянула ему шкатулку.
– Вот. Она принадлежала Мечиславу.
Альдан взял шкатулку и ощутил ее тяжесть. Внутри на синем бархате лежала новенькая уздечка, но золотые кольца на удилах сверкали старинной резьбой его рода – восходящим солнцем, зарей. Царевна ждала его ответа, но он не мог найти подходящих слов. Вместо этого он взял уздечку и улыбнулся, представив себе Мечислава, крепко держащего ее в руках.
– Я приказала заменить кое-что, – сказала царевна, явно смущаясь. – Уздечка хранилась у нас… Вот. Я подумала, тебе будет приятно.
– Благодарю, царевна. – Альдан поклонился.
Она улыбнулась, и в ее больших голубых глазах отразилось зимнее небо. Красногрудые снегири клевали рябину, и сверху упало несколько ягод. Царевна со смехом отскочила, потянув его за рукав.
– Птицы… Свободные. – Она проводила их взглядом, а потом вдруг сказала:
– Какая она, та чародейка?
Альдан отвел глаза в сторону.
– Не хочешь говорить? – со странным, печальным весельем спросила она. – А я ведь помню ее. Видела один раз. Красивая.
Альдан молчал. И снег вмиг показался ему вязким и холодным, а тот, что упал за шиворот, стал особенно колким и неприятным.
– Скажу тебе кое-что, Альдан. – Царевна Уляна следила за ним из-под полуопущенных век. – Я вижу, что она дорога тебе. А ты мой единственный друг здесь.
Она подошла ближе, делая вид, что смахивает снег с плеча Альдана, и проговорила:
– Я знаю, что дядюшка получил сегодня из Цитадели тайное донесение. Утром прилетел ястреб от просветителя из Лихоборов. Вчера твою колдунью поймали в Лихоборах вместе с Полуденным царем.
Альдан скомканно поблагодарил царевну и сбежал из дворца, даже не простившись с царем и Усором. Добравшись до дома Рагдара, он успел только оставить записку Мышуру с короткими распоряжениями насчет строительства Стрел и узнал от жрецов во дворе, что Рагдар, пока они с Усором были в царском тереме, выехал куда-то из Злата по срочному делу. Альдан быстро собрался, вскочил на коня и помчался в Лихоборы. Говорить о том, куда он, Альдан не стал даже перепуганной Янии – велика была опасность втянуть своих приближенных в неприятности. Если Цитадель оставила за собой право не передавать Альдану известие о пленении Лесёны и Дарена, значит, он все еще не заслужил должного доверия. И теперь, взрыхляя снег на большаке, он понимал, что рискует всем.
Если бы у него было время подумать… Если бы он остановился хотя бы на мгновение… Он бы потребовал сперва ответа у Цитадели.
Но вот он уже на полпути в Выторг, морозный ветер хлещет по щекам, и нет уже пути назад.
Рагдар не обязан ему докладывать. И все-таки смолчал. Неужели сам хочет привезти Полуденного царя в Злат? Но как они сумели вообще его поймать? Вдруг это – очередная уловка Дарена?
Не чувствуя ни холода, ни жара, как заколдованный, несся Альдан по бескрайним просторам Святобории. И распахивались перед ним белоснежные дали Святобории, и змеилась под копытами верного коня тонкая дорога.
Что он скажет ей, когда увидит? Ничего Альдан не знал. Ни в чем теперь не был уверен. Может, напутали, может, не она это…
Ночь с Червоточиной, упавшая на Светлолесье, усилила тревогу.
Позже он рассудил, что если Дарен и правда там, то соваться в Лихоборы одному и без Стрел – затея еще более неразумная, чем нестись сейчас одному через лес. Альдан нашел гонца и написал Усору с приказом выслать его людей к Лихоборам. Что дядька скажет в Цитадели, как объяснит жрецам и царю столь скорый отъезд, о том Альдан не думал; знал – Усор придумает что-нибудь. Обязательно выкрутится.
Альдан не стал останавливаться на ночлег в Выторге, а решил спешиться. Он взял под уздцы коня, замотался накидкой и пошел сквозь лес. Корчмарь, собравший ему вечернюю трапезу, испуганно просил путника не идти одному. Волки, чудь, разбойники и колдуны, рыщущие в воровскую ночь по земле. Из всего этого Альдан больше всего опасался заблудиться. Но опять же, его чутье и способность даже в лесу безошибочно угадывать направление вселяли отчаянную надежду. Альдан всегда полагался на них. От разбойников в случае чего можно откупиться. Даже подозрительного вида завсегдатаи корчмы, увидев его меч, сами разбрелись: никто не хотел гневить и без того немилосердных богов.
Ночь тянулась медленно, очень медленно, почти стояла на месте. В красноватой дымке Червоточины было очень трудно различить, где кончалась гряда леса и начиналась беззвездная проклятая чернота.