Ничего не сказал Альдану, поглощенному строительством Стрел.
– Стало быть, прощай.
Биться за правду – биться насмерть. Альдан освободил из ножен Рухару, и с лица червенца слетела улыбка. Обличитель – оружие страшнее меча булатного, страшнее кольчуги зачарованной.
От Обличителя не жди пощады. Каждый раз, когда у этого меча развязывался язык, ответа он требовал кровью.
Серый узор нетерпеливо проступил на черном лезвии. Волнистый узор из сплошных изогнутых линий складывался в человечий образ – редкий, страшный, беспрекословный.
Альдан вскинул меч, Рагдар – тоже.
– Я знаю твои уловки, – с насмешкой крикнул червенец, атакуя Альдана прямым рубящим ударом.
– Нет, не знаешь.
Альдан ушел в сторону, развернулся, нырнул под дугу восходящего движения и, ощутив зов Обличителя, вскинул его и рубанул наотмашь.
Ничто не могло отразить его быстрый, точный удар.
Рагдара разрубило пополам. Еще мгновение стоял, не ощущая остроту поразившего его клинка, а затем две половины его тела рухнули в разные стороны, заливая снег красным.
Никто не успел даже моргнуть, так быстро все закончилось.
И молниеносный удар Альдана будто бы выбил воздух из легких всех, кто смотрел на поединок.
Зато Обличитель его как будто вздохнул, а затем, поймав блик восходящего солнца, вернулся в ножны. Альдан знал, что за этим последует, знал, что мог бы отнять сегодня много жизней.
Побелевшая Яния прижала руки ко рту, Мышур того и гляди потеряет сознание, побелевший Игмар сжал губы, глядя на истекающего кровью Рагдара, и даже бывалый Усор выглядел слегка озадаченным.
Но потом Усора и людей Альдана окружили.
– Он убил нашего брата, – сказал кто-то.
И Игмар, верный Игмар, который прошел с Альданом из самого Линдозера, первым вытащил клинок.
– В темницу его!
– Прости, господин, – шепнул ему Игмар на ухо. – Но господин Колхат просил передать, что в наше время героям иное применение.
Альдана скрутили и поволокли по улицам Злата. В этом городе, как и в Срединном мире, теперь все смешалось. Город, в котором в один день ты можешь быть княжем, а в другой – изменником.
20. Ларец
Война чародеев с людьми – война против жизни в Срединном мире. Души убиенных застывают над землей в беззвучном крике, и нет тех, кто мог бы помочь им добраться до священных вод. Живые, обезумев, рвут плоть живых. И нет конца страданиям… нет конца.
Как мы все докатились до такого? Как могли так низко пасть? Служили миру так, как научили боги. Отчего же постигла мир кара кровавая?
Я приникла ухом к земле, слушая, как волнуется твердь. Страшная сила отныне была заключена внутри. Не было покоя ни внутри, ни снаружи – куда ни кинь взгляд, лишь боль и плоть.
«Придет тот, кому богами дадено править всем миром. Полуденный царь».
Я буду с вами.
Я буду ждать вместе с вами.
Я отложила книгу и всмотрелась в даль, на солнце, опускающееся в алую пену облаков. От этих строк меня отделяли сотни лет, но именно в них таилось близкое и грозное предостережение для всех нас. Если леший прав, и Ворон обманул царя Полуночи, значит ли это, что гибель Срединного мира была предрешена еще в те далекие, кровавые времена?
Судя по тому, во что верила Галлая, нет. Но теперь у меня, как и у Галлаи, родилась надежда.
Сквозь строки и все полученные знаки я ясно видела, что Полуденный царь не тот, кого им назовут, а тот, кто сумеет изгнать Ворона.
А это значит, что мы до сих пор не знаем, кто же Полуденный царь на самом деле.
Между тем Дарен находил все новые и новые способы держать меня подальше от себя и от книг царя Полуночи, и, хоть после возвращение в Нзир я наконец-то получила разрешение на посещение читальни, наши уроки больше напоминали изгнание.
Каждый день я выходила за границу Третьего Круга, поднималась на скользкий уступ, где не было ничего, кроме одинокого сухого дерева с воронами и камней с остатками защитной вязи под ногами… Где и сидела до самого заката.
– Прежде чем пробовать созвучие, ты должна лучше чувствовать Путь Превращения, – сказал Дарен, когда мы пришли сюда в первый раз.
Он ударил посохом по дереву, на котором сидела стая ворон. Когда они с недовольным карканьем взвились вверх, Дарен добавил:
– Приходи сюда каждый день по той дороге, что я тебе показал, и никуда не сворачивай.
Я прилежно исполняла урок и проводила часы, пытаясь понять, что именно должна понять, но единственное, что поняла точно, так это то, что птицы ничем особенным не занимаются. Они летали в сторону кухни, воровали подношения, глазели на упражняющихся учеников, а особо наглые дразнили аспидов.
Разозлившись, я пришла к суждению – Дарен просто-напросто снова издевается надо мной. Поэтому добралась до воспоминаний Галлаи, что раньше хранились в старой читальне Обители и были доступны только старшим чародеям, и теперь каждую свободную лучинку изучала их.
А еще эти дни дали мне возможность обдумать не только Весть о Полуденном царе, но и придумать способ пробраться за книгами в покои Дарена.
Небо заволокло алым и проклюнулась Червоточина. Птицы, черное воронье, все еще с карканьем носились по небу, но я собрала книги и направилась к крепости, на ходу грызя похищенный с утренней трапезы кусок сыра.
После того как леший снова стал хозяйничать во Мглистом лесу, а по всему Светлолесью перестали пропадать люди, я удостоилась нескольких привилегий от Совета: отныне меня приглашали на вечерние собрания в Палате Судеб. Наряду с другими наставниками и мастерами-Созидающими я решала, где будет расти новая священная роща, сколько водяных нам потребуется для управления водами во Втором Круге и сколько оттаявшей земли требуется отдать Алафире под лекарские нужды.
Участие в обсуждениях и выслушивание донесений о ходе работ стали моей отдушиной среди происходящего, ведь жизнь в Нзире все больше напоминала столкновение двух враждебных ульев. Новость про оковы, пленных колдунов и нападение Рати на Лихоборы проникла за пределы Палаты Судеб и, как оказалось, всколыхнула прежние обиды. Люди из Второго Круга не желали больше участвовать в отработках вместе с колдунами, а некоторые из них и вовсе потребовали не пускать в Нзир новую чудь.
Колдуны, в свою очередь, перестали приглашать людей в крепость. Я слышала, что Эсхе больше не проводит вечеры, и все больше молодых колдунов встают под начало Леслава изучать боевое колдовство.
Аспиды кружились в небе меж пышными облаками.
Я шла по одному из восстановленных каменных навесных мостов, разглядывая улочки внизу. Колдовские огни не горели, но над крышами поднимался синий дымок, и в этот час это место казалось похожим на улочки любого другого города в Святобории. Узлы страха и тревоги ослабли, и я позволила себе остановиться, уступая воспоминаниям.
Поддаваясь запоздалому стыду и румянцу, я вспоминала прикосновения Альдана, его исступленные поцелуи и сорванные стоны. После нашей близости улеглось на мгновение алчущее пламя, что бушевало внутри. Я не осознавала, как сильно в этом нуждалась, пока не обрела.
Однако теперь, спустя время, в моей груди тлело новое ощущение, словно, полыхнув, то пламя лишь на миг обогрело меня сильным огнем, а теперь от него остались лишь пепел и зола.
Я думала о луне, которая сказала мне, что нас не будет связывать нечто общее.
Хороша бы я была, забеременев сейчас!
Наверное, дело было в том, что идет война, видимая и невидимая, и в этом кровавом ужасе даже чувствам негде обрести приют.
Пока это все не кончится, я не смогу быть счастлива. Не смогу обрести семью!
Чудь бы побрала Дарена с его тайнами! Я не могла стоять спокойно, думая о нем. Меня тут же начинало распирать от смеси гнева, стыда и досады.
Мне нужно было пополнить запасы сон-травы. Обычно я старалась отыскать ее до рассвета, по дороге на уступ. Но хитрая трава не всегда давалась в руки, время от времени принуждая искать ее на обратном пути. Так я нашла одно заповедное местечко, где сон-трава водилась в изобилии – поляна в ледяном саду Ханзи, с которой лишь недавно сошел весь снег, и теперь всю ее покрывали желто-белые пушистые цветы.
Теплый ветер поглаживал травы, и я слышала, как они, шелестя, переговариваются о чем-то между собой. Казалось, сама земля источала тепло. На месте старых, высохших деревьев росли новые, а курганы с обломками старинного оружия, щитов и костей поглотили травы.
После ночи под елью я начала лучше слышать их, но все еще не могла разобрать их тайный язык. Он пока оставался недоступным для меня, но я ощущала их тревогу и сопротивление, они не желали расти в Третьем Круге.
Я подсекала стебли своими острыми когтями, когда услышала крики. Быстро убрав в суму цветы, побежала на звук и вскоре за чередой прозрачных деревьев увидела Ханзи. Девочка стояла среди ледяных обломков и, утирая слезы, отпинывала их от себя.
– Что стряслось? – спросила я обеспокоенно. – Тебя кто-то обидел?
– Зин и Артка разломать мое деревце. – Она яростно прошлась по влажным щекам тыльной стороной ладони. – Говорят, я плохая! Говорят, я превратиться в чудовищ и сожрать их!
Дети из Второго Круга.
– Ну и пусть идут к чудовой бабушке! – Ханзи пнула по ледышке в сторону Второй Стены. – Очень мне нужны такие друзья!
Я подняла один из осколков, не зная, как утешить ее и чем помочь.
– Где Минт? Я скучать по нему. – Ханзи уткнулась мне в плечо, и я погладила ее по всклокоченным волосам.
– Я тоже, милая.
Минт наверняка нашел бы слова, чтобы пошутить над дружбой между чародеями и людьми, но самая большая шутка была в том, что мы не нашли таких слов друг для друга.
– У тебя есть друзья не колдуны?
Я улыбнулась.
– У меня есть друзья даже среди жрецов.
Нога Ханзи зависла. Девочка недоверчиво посмотрела на меня, забыв о слезах.
– Тот жрец, про которого все говорить? Наследник Мечислава? Он правда твой друг?