– А это что?
– Ворота в Сад Души.
– В твой или мой?
– В твой, разумеется.
– А твой где? Тоже тут?
Дарен помедлил, а потом кивнул куда-то за мою спину. Я обернулась и увидела вдали, напротив этих ворот, другие, такие же, устремленные в бездонную синеву.
– Готова?
– Ты тоже пойдешь?
Колдун усмехнулся:
– Ты не оставила мне выбора.
Я кивнула со всей решительностью, на какую была способна. Сейчас или никогда.
Дарен толкнул двери, и те распахнулись, как от штормового порыва. Я шагнула вперед.
Плеск воды… Под ногой скрипнула мокрая корабельная доска. Бушевавший ветер разносил по небу клочки чернильных туч, но кроваво-красный закат не торопился скрываться за гранью моря, а вымарывал все вокруг в зловещий алый предвестник Червоточины.
Беспредельную морскую картину нарушало единственное судно с белым парусом, на котором виднелось алое пятно в виде птицы… Ворона.
У меня в горле пересохло.
– Похоже, это… – хрипло сказала я. – После того, как меня поймали жрецы.
Дарен скользнул по обстановке ровным взором и сказал:
– Мы уйдем, когда захочешь.
– Нет. Мы увидим все до конца.
Вокруг сновали мужчины-моряки, сурово и слаженно выполняя команды кормчего. По их безрадостным, изъеденным морской солью лицам ничего невозможно было прочесть.
– Ночь отмечена красным, – сказал кто-то довольно. – Единый нам благоволит.
Я обернулась, и лишь одного взгляда было достаточно, чтобы различить знакомое лицо.
Колхат.
Я подошла вплотную к червенцу. Колхат из моих воспоминаний был молод и красив. Еще не успела появиться морщинка над бровями, не успела разрастись борода, и темные волосы были короче, чем в нашу встречу в Сиирелл.
Червенец жевал кусок вяленой рыбы и безмятежно смотрел на заходящее солнце и неспокойные волны. На его плечах лежало плотное алое полотно с тяжелыми бронзовыми застежками, за спиной висел длинный меч. Похоже, любовь к коротким клинкам родилась у Колхата уже после этого воспоминания. Я не удивилась, увидев его здесь, я знала, что именно он поймал нас в Аскании. Но история имеет свойство повторяться, и ничего удивительного, что мы встретились здесь снова. Он – со мной в прошлом, я – сейчас с ним в настоящем.
– Придется нашей маленькой пленнице быть посговорчивее.
Колхат сел на бочку, махнул жрецу-подручному, и тот, нырнув в нижнюю часть корабля, выволок на свет темноволосую девочку в грязной и обгорелой рубахе. Меня.
Я знала, что так будет, но все равно ощутила удар под дых.
Покрасневшие глаза, на щеках виднелись ссадины и высохшие соленые борозды, но взгляд – отрешенный и потухший. Меня-маленькую толкнули, и я упала на колени перед жрецом.
– Будешь отвечать на вопросы, и все закончится быстро. – Колхат забросил в рот последний кусочек рыбы.
– Закончится? – хрипло переспросила девочка. – Что закончится?
Жрец жевал, пристально глядя на свою жертву.
– Да все.
Девочка хмыкнула.
– Ты путалась с изменником, в Ардонию тебе не вернуться. Тебя ждет плен или рабство.
Девочка засмеялась.
– Думаешь, мне есть дело?
Она резко вскочила и неожиданно для всех бросилась на Колхата, метя ему в горло ржавым гвоздем. Прежде, чем жрец-подручный ударил пленницу, и та обмякла, на ключице Колхата выступила кровь.
– Прикажете избавиться от нее?
Колхату прислуживали молодые жрецы, безусые парни. Один подал ему платок, и Колхат промокнул проступившую кровь, а потом медленно помотал головой.
– Нет. В мои покои ее.
Девочку втолкнули в узкий покойчик. Колхат не потрудился зажечь светцы, и все освещали тускло тлеющие на железном блюде угли. В покоях я заметила вещицы, принадлежащие моему отцу.
Колхат кинул меня на пол, приказал связать запястья. Пока его прислужники-жрецы понимающе ухмылялись, Колхат отошел в сторону, налил себе из кувшина вина, а когда все вышли, вылил вино мне на голову, и я-маленькая очнулась.
– Ну, – жрец сел на постель и, убрав нависшие пряди с моего лица, заглянул в глаза, – повторишь свои дерзости?
Девочка огляделась и затряслась.
– Боишься?
Она спрятала лицо в ладонях.
– Зря. Я не трону тебя, пока ты полезна. – Колхат одним движением перебрался на пол и сел напротив меня. – Расскажи, кто помогал вам бежать из Ардонии. Расскажи все, что знаешь о мальчишке. Были ли у него сторонники?
Я даже сейчас ощущала запах рыбы у него из рта, и к горлу подступила тошнота.
– Хочешь и их обчистить? – спросила девчонка.
Колхат рывком прижал ее за горло к стене.
– Все, что украл твой отец, принадлежит Ардонии, и я ее верный слуга! Все это наше! И ты тоже!
Девочка с ненавистью глядела на своего мучителя. Слезы застыли в глазах.
Колхат брезгливо отнял руку и обтер о холстину.
– Я не вещь! – с отчаянием и яростью выпалила девочка.
Колхат ударил ее наотмашь и, пока она лежала, дрожа от боли, вытащил ремень с металлической бляшкой-оком и кинул ее на угли.
– Твой отец носил когда-то белоснежный плащ ученого жреца, а потом этот щенок, твой драгоценный царевич, подбил его на мерзости, – захлебываясь презрением, сказал он. – Из-за твоего царевича мой старший брат стал проклятым изменником. Увез свою жену и дочь в Асканию. Что, удивлена? Но не спеши радоваться нашему родству. Тебе не отмыться от позора. Ты будешь помнить до самого последнего своего часа, что принадлежишь нам. Принадлежишь мне.
Девочка поднялась, опираясь на локти, и, глядя на Колхата исподлобья, выплюнула:
– Ты недостоин родства даже с крысой!
Жрец схватил ее за косы и подтащил к блюду.
– Держи! Все, что осталось от твоего отца! – Он швырнул мне в руки раскаленный отцовский знак отличия. – Так искупается слово честного человека.
Девочка отпрянула, но он обхватил ее, каменной хваткой удерживая и без того связанные руки. Она попыталась увернуться, но без толку. Миг – и жар опалил руки, а затем запечатался на моих запястьях немыслимой болью и лишил сознания.
Крик отразился от деревянных стен, но не успел затихнуть, как из углей явилось черное облако.
– Что ты творишь? – прошипел голос Ворона.
Колхат смотрел в свое отражение на железном блюде. Оттуда на него смотрел зеркальный двойник с затянутым черным глазами.
– Хозяин… Я пытаюсь вытянуть из нее хоть что-то. – Колхат отбросил железную бляшку ногой. – Царевича поглотил огонь, но тело мы так и не нашли. Она должна знать, куда он делся. Они собирались бежать.
– Подведи ее ближе… Я сломаю ее изнутри.
Девочка пришла в себя. Ресницы затрепетали. Она слышала каждое слово.
Я слышала каждое слово.
– Подведи ее ко мне.
Колхат отвязал ее, но она резко укусила его за руку и так же быстро скользнула в открывшуюся дверь. Бросилась наверх, мимо жрецов-прислужников, переворачивая подносы с вином и сладостями.
Один из червенцев вытащил клинок.
– Брать живой! – крикнул ему Колхат. – Не причинять вреда!
Но на палубе бежать было уже некуда.
Девочку загнали в угол. За ее спиной погружалось в беспокойное море алое солнце, ветер рвал полы сорочки. С запястий и из носа текла кровь, но взгляд дикой кошки впился в Колхата:
– Ты сказал, что его тело не нашли, – прохрипела она. – Царевич жив?
Колхат примиряюще поднял руки.
– Выжил, скорее всего. Хочешь с ним встретиться? Подойди ко мне.
Девочка опустила взгляд на свои руки. Набрала в грудь побольше воздуха и, развернувшись, прыгнула за край. Истошный крик Колхата заглушил плеск волн.
Я чувствовала, как наяву, как меня поглотило море. Как вода билась в ноздри, уши и рот, как увлекала к себе темная морская бездна. Тяжесть, растущая в груди, была мне хорошо знакома. Соль… Соль повсюду…
Я нырнула в холодные, разверстые хляби, куда ты входишь, сделав один единственный вздох, не в силах никогда больше выдохнуть или вдохнуть воздуха мира живых, воздуха…
– Держись, Лесёна.
Кто-то тянул меня наверх. В меня будто запустили крючок, подцепили что-то невидимое внутри и рванули вперед. Я подалась следом и вот уже в следующий миг сделала вдох, и мертвенные соленые воды отступили. Я вынырнула, каменная хватка с горла спала.
Полыхнуло светом, и неясная пелена перед глазами рассеялась. Не было ни моря, ни корабля, снова синь да золотые мосты.
Я упала на колени, закашлявшись и давясь слезами, прорастающими в смех. Дарен опустился рядом со мной на колени, а затем заключил меня в свои объятия. Меня окутал древесный аромат.
– Прости меня, – проговорил он. – Прости… за все.
И я, сотрясаясь от рыданий, уткнулась ему в плечо.
– Мне так жаль, Лесёна.
Его руки прижимали меня к груди, поддерживая и одновременно держа так, словно я цветок, сгибаемый непогодой.
Мир плясал в лихорадочном танце.
Что говорить? Я и сама не знала.
Я засмеялась. Заревела.
Дарен прижался подбородком к моей макушке.
Я чувствовала прибой, разрывающую грудь толщу воды, свое бессилие и страх, но вместе с тем – надежду.
Но как же я выжила, упав в море?
Вдруг двери, ведущие к моим воспоминаниям, дрогнули и открылись. Я почувствовала, как оттуда повеяло теплом, и тугой комок в груди развязался. Мост был достроен.
– У меня получилось? – спросила я, отстраняясь.
На щеке Дарена сияла одна-единственная дорожка. Он чуть приподнял подбородок и, не отводя взгляд, проговорил:
– Да, Лесёна. Ты нашла дорогу в свой Сад Души.
Вдруг все вокруг нас поблекло. Толчок под ногами выбросил нас обратно в явь. Мир обрел прежние краски и звуки, я чуяла тепло очага, слышала треск поленьев в лечебнице.
– Что случилось?
Дарен прикрыл глаза, прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем сказал бесцветным голосом:
– Лис сбежал.
– Что? Почему?
– Видимо, он счел, что должен искупить промах с Ксантрой. – Еще одна заминка. – Он решил сам найти последнюю темницу с колдунами. Я должен идти.
Дарен поднялся и взял свой посох. Я тоже попыталась встать, но после произошедшего тело еще била дрожь, отнимая и без того малые силы.