Горячие руки колдуна двигались по моему телу, музыка пьянила кровь, я прислонилась к его лбу, обхватывая пальцами мокрые волосы на его затылке. Мы сблизились так, что я чувствовала, как его неровное дыхание обжигает мои губы.
– Успех переговоров – твоя заслуга, – вдруг хрипло сказал он. – И Древо. И сам Нзир. Ты должна быть его хранительницей, Лесёна.
– Ты, должно быть, опьянел от музыки, мой царь.
Он коснулся моей ленты.
– Знаю, что ты хотела бы видеть на моем месте другого. – Он невесомо очертил пальцами впадинку между моими ключицами. – Не печалься. Я просто предлагаю тебе еще одну сделку.
Я зарычала ему в шею.
– Ненавижу тебя.
– Знаю.
– И ты тоже меня ненавидишь. – Я сделала остановку, но все же дала сорваться этому с губ: – Ненавидишь, но все-таки желаешь.
Дарен замер, а я, оттолкнув его, скользнула в поток танцующих.
Без оберега я беззащитна перед его чарами. Они наверняка струились на меня вместе со всезвездной тьмой ночи, и ни свет Древа, ни сон-трава не могли больше сдержать ее. После найденных воспоминаний дорога между нами сократилась.
Но я все еще могла воззвать к здравому смыслу. К тому же приятно было ради разнообразия оставить его озадаченным.
Дарен играл со мной. Чего он хотел добиться, предлагая мне такое?
Чтобы я была рядом и помогала ему и дальше.
Я задумалась. А что, если и правда?
От мысли, чего я смогу добиться здесь, меня бросило сначала в жар, потом в холод. Я смогу беспрепятственно изучать все, что пожелаю. Растить здесь все, что пожелаю, словно это наш сад, который мы оставили когда-то в Аскании.
Но оставался еще ворох нерешенных задач. Жрецы, готовые пролить кровь, готовились напасть на город. Легенда о царе Полуночи, сделка с Вороном. Я должна была собрать хрупкие кусочки этой странной мозаики.
И следовало собрать их все до того, как начнется битва.
От усталости еле передвигая ногами, я шла к себе мимо празднующих. Этот день высосал из меня все силы.
Я вошла в свои покои, стащила сапоги, и стопы приятно утонули в мягком ковре. Сбросив украшения и одежду, я нашла лохань с теплой водой у зеркала. Смочив холстину, тщательно обтерла все тело и обработала рану на бедре. Потом переоделась в просторную рубаху, и в тот миг, когда ворошила в очаге поленья, раздался стук в дверь.
Я отчего-то разволновалась, сама не зная отчего, и поскорее отворила дверь, чтобы не надумать себе чего-то опасного и неправильного.
Но кто-то, тоже опасный и не совсем правильный, стоял на пороге, улыбаясь и протягивая мне кувшин с асканийским ардэ.
– Неужели ты так рада сегодняшнему успеху, что решила продолжить отмечать его со мной одной?
– Тогда откуда это разочарование в глазах? Неужели ты ждала кого-то другого?
– Я собиралась спать, – буркнула я.
Но взяла кувшин и, посторонившись, пропустила внутрь растрепанную и слегка запыхавшуюся Эсхе.
– Я задолжала тебе тайное предание о Крылатой.
Очевидно, все грани приличия сегодня уже пали, и говорить о богах мы собирались не в священной роще или в Палате Судеб, а с ардэ у меня в покоях.
Пока я искала кружки, Эсхе подтащила один из наименее громоздких сундуков и устроила на нем съестные припасы. Я с благодарностью вгрызлась в яблоко, поняв, что сегодня толком не ела.
Асканийка удобно устроилась на ковре перед очагом, и блики от огня заскользили по ее оголенным плечам, подсвечивая узорчатых змей. Царь Полуночи упоминал, что, объединив предания с трех частей Срединного мира, можно обнаружить некое общее зерно, и оно будет являться правдой.
Эсхе наполнила наши кружки, а затем, проведя по ободу тонким пальцем, произнесла с усмешкой:
– Знаешь, там, откуда я, это знание достается потом и кровью. Можно проявить терпение?
Я подняла бровь:
– Ты сама пришла сюда.
Асканийка отщипнула от лепешки, сдобрила ее маслом и только потом ответила:
– Никак не привыкну к вкусу этой вашей еды.
Я вспомнила, как Дарен упоминал, что ел лепешки из глины, и, должно быть, жизнь культистов была намного суровей, чем жизнь в нашей Обители. Должно быть, не только знания доставались им потом и кровью. Мне стало стыдно.
– Прости. Да. Сегодня крайне странный день. Я уже ни в чем не уверена.
Эсхе великодушно улыбнулась и начала.
– Начало времен – холод, вода и действительно беспредельная тьма. У той, что обитала тогда, не было ни имени, ни облика, ни границ. Она, неназванная богиня, и была тьмой, она и была временем. Дикая и грозная. Богиня летала одна, пока не захотелось ей увидеть свое отражение и познать себя в нем. – Эсхе улыбнулась. – Стоило только пожелать, как тут же явился свет, из которого возник божественный супруг, Отец-Сол, отец порядка. И стало их двое. Вместе они породили звездное небо и птицами летали над бесконечным его сводом, и однажды сотворили яйцо. Из этого яйца проросло наше Древо, и боги поселились наверху. – Она провела рукой по созвездиям на своих плечах. – В беспредельной вечности, среди своих любимых звезд. Но жили они там лишь с детьми своими, и, когда те сами творить пожелали, богиня неназванная вошла в Древо и стала для всех Трех миров землею.
– Мать-Сыра-Земля, – кивнула я. – Так и у нас в Обители говорили.
– А ты дальше послушай. – Эсхе отвернулась к огню, и дальше ее голос опустился до шепота, едва слышного за треском поленьев в очаге. – Вышли из земли на свет божий люди, звери, чудь. Отец-Сол поделил и поставил Соловичей на страже порядка и благоденствия во всех мирах. И Крылатая была среди них, и многое в ней от праматери жило: ткала она судьбы, обрывала их, ночами да ветрами ведала. Таков был век Зари.
Я вспомнила десятки встреченных мною в Нзире идолов. Несомненно, то были отголоски тех времен, когда боги ходили по Срединному миру. Опять же, царь Полуночи писал о том, что Нзир, а именно Нижний город принадлежат веку Зари.
Эсхе продолжила рассказ:
– Среди богов был самый младший Солович, поставленный отцом путями-дорогами ведать. Но мало ему было перекрестков, всюду проявить себя захотел. И стало ему мечтаться, что надо проложить дороги во все миры. Границы стереть! Показал он людям и чуди, что такое возможно. Но стала тяжела жизнь в Срединном мире, чудь не давала покоя, чудовища из Нижнего мира ползли и губили людей, обрывая их нити жестоко и беспощадно, уволакивая к себе. Взмолились о помощи люди Срединного мира к богам. Тогда Крылатая пролила частицу своей мудрости через Ангмалу для тех, кто желал постичь ее. И стали учиться у реки люди, и нарекли их колдунами – многое они взяли у богов о дорогах и нитях, о мирах и судьбах и водили тех, кто желал пройти, и защищали от тех, кто с недобрыми умыслом шел. Славили Крылатую в Срединном мире, идолы ей возводили по всей земле. Озлобился младший Солович, сердцем почернел. К Отцу-Солу явился с притворным раскаянием, мол, нарушил я закон твой, границы тобой очерченные зря стереть хотел. И Крылатую сманил: гляди, как теперь ее славят в Срединном мире, как мудрейшую, и ее же велением сюда, в Верхний мир, даже простые люди поднимаются! Разгневался Отец-Сол. В Срединный мир ее бросил, и гнев его не только крылья ее сжег, но и землю.
Эсхе замолчала, глядя на огонь.
– И в тот миг, как Отец-Сол свершил это, оборвалась дорога Белая на небе, а сам Срединный мир охватил огонь, опаливший полмира, – тихо и мрачно произнесла она.
– Вот отчего появилась Червоточина! И Обожженная земля, – задумчиво сказала я. – Так вот что там произошло…
Асканийка повернулась ко мне, и мрачное торжество вспыхнуло в ее глазах:
– Но не дала Мать-Сыра-Земля дочь свою в обиду, облик свой второй, грозный, дочери дала. И встало из этого огня чудище невиданное. Ликом темное. Разрушительное. Обратилась змеищей страшной, иначе крылатой… Примкнули к змеице чудь и твари Нижнего мира, а люди, что прежде Крылатой дары приносили, бежали от нее в страхе.
– Змеица – Крылатая, – прошептала я, понимая. – Так это же аспид!
Эсхе кивнула:
– Аспиды – ее порождения, Лесёна. Оттого и ветра им подчиняются, и гнев их силен, и колдовством таким сильным обладают.
Вот оно что. Я обхватила руками голову, пытаясь понять, где же предания из Светлолесья пересекаются с преданиями из Аскании и словами царя Полуночи. Царь Полуночи связывал появление Червоточины с причиной бед Срединного мира. И пытался все это исправить, но только ухудшил.
Ему не удалось отыскать асканийские предания о Червоточине, но что в них – зерно истины? Что поможет нам сейчас против Ворона и его Рати?
– Послал Отец-Сол своих сыновей на битву с мятежной Змеицей – Крылатой, – продолжила тем временем Эсхе. – Люди и боги бились с ней… и одолели, хоть и сами вокруг полегли.
Это напоминало то, как раньше мы с Федом путешествовали по городам и весям, охотясь за обрывками колдовских знаний. Тот же шепот прошлого, те же образы, среди которых истинным был лишь один.
– А в Светлолесье говорили, что это змей похитил богиню, – припомнила я сказание о Ночи Папоротника. – И папоротника цвет зацвел в том месте, где она пролила слезы… И что любила Крылатая одного из сыновей Отца-Сола.
– Иносказание это, Лесёна. Папоротник и его цветок – крылья и кровь богини судеб.
Что-то не сходилось, но я не могла понять что. Какой-то важный кусок, казалось, был упущен. Чувство близкой разгадки зудело под кожей, и я вскочила, надеясь, что так озарение придет раньше.
– Если прибавить то, что ты сказала, к тому, что я прочла у царя Полуночи… И ослабевает сила богов из Верхнего мира. И сильнее становится чудь. И сожрать все желает Ворон из Нижнего мира… Червоточина – знак жертвоприношения Крылатой. Червоточина – знак того, что Крылатая изгнана и пребывает в гневном своем облике, и разрушается Древо, ведь Мать-Сыра-Земля тоже в гневе…
Эсхе молча осушила до дна свою кружку.
– Мы, дочери Аскании, темные слуги Крылатой. Мы храним память о нашей прекрасной богине и передаем знания о ней лишь нескольким посвященным. Теперь ты знаешь, что у Крылатой два облика, и оба они священны для каждой женщины, и особенно колдуньи.